Коллективное бессознательное

Центральное понятие у Юнга — это "коллективное бессознатель- Вое". Он отличает его от "личностного бессознательного", куда входят Прежде всего вытесненные на протяжении индивидуальной жизни представления. В личностном бессознательном скапливается все подав­ленное и позабытое. Этот темный двойник нашего Я (его тень) был принят Фрейдом за бессознательное как таковое. Поэтому Фрейд обра­щал основное внимание на раннее детство индивида, в то время как Юнг считал, что "глубинная психология" должна обратиться к куда более отдаленным временам истории. Коллективное бессознатель­ное — итог жизни рода, оно присуще всем-людям, передает­ся по наследству и служит тем основанием, на котором вырастает индивидуальная психика. Психология, как и любая другая наука, изучает универсальное в индивидуальном, причем это общее не лежит на поверхности, его нужно искать в глубинах психики. По наблюдаемым душевным явлениям мы восстанавливаем систему ус­тановок и типичных реакций, которые незаметно определяют жизнь индивида. Под влиянием врожденных программ находятся не только элементарные поведенческие реакции вроде безусловных рефлексов, но также наше восприятие, мышление, воображение. Архетипы коллек­тивного бессознательного служат своеобразными когнитивными образ­цами: интуитивное схватывание архетипа предшествует инстинктивному действию.

Юнг сравнивал архетипы с системой осей кристалла, которая пре- формирует последний в растворе, будучи неким невещественным по­лем, распределяющим частицы вещества. В психике таким "веществом" является внешний и внутренний опыт, организуемый согласно врож­денным образцам. В чистом виде архетип поэтому не входит в созна­ние, он всегда соединяется с каким-то опытом, подвергается сознатель­ной обработке. Ближе всего к невещественной форме — архетипу сто­ит опыт сновидений, галлюцинаций, мистических видений, когда созна­тельная обработка минимальна. Это спутанные, темные "архетипичес- кие" образы, воспринимаемые как что-то жуткое, чуждое, но в то же время переживаемые как нечто бесконечно превосходящее человека, божественное. В работах по психологии религии Юнг использует тер­мин "нуминозное" (numinosum — от лат. numen, божество), введен­ный немецким теологом Р. Отто. Это опыт того, что переполняет нас страхом и трепетом, опыт подавляющего нас своей властью, но в то же время это опыт величественного, дающего нам полноту существования.

Архетипические образы всегда сопровождали человека, они явля­ются источниками мифологии, религии, искусства. В этих культурных образованиях происходит постепенная шлифовка темных и жутких об­разов, они превращаются в символы, все более прекрасные по форме и всеобщие по своему содержанию. Мифология была изначальным спо­собом нейтрализации колоссальной психической энергии архетипов. Человек первобытного общества лишь в незначительной мере отделяет себя от "матери-природы", от жизни племени, хотя уже испытывает последствия отрыва сознания от животной бессознательности (на язы­ке религии — "грехопадения", "знания добра и зла"). Гармония восста­навливается с помощью магии, ритуалов, мифов. С развитием сознания пропасть углубляется, растет напряжение. Перед человеком возникает проблема приспособления к собственному внутреннему миру, и все бо­лее сложные религиозные учения берут на себя задачу примирить, гар­монизировать сознание с архетипическими образами бессознательного.

"Все те творческие силы, которые современный человек вкладывает в науку и технику, человек древности посвящал своим мифам"⁶, стремясь восстановить гармонию сознания и архетипических образов.

Человеческая психика есть целостность бессознательных и созна­тельных процессов. Это саморегулирующаяся система, в которой про­исходит постоянный обмен энергией между элементами. Обособление сознания ведет к утрате равновесия, и бессознательное стремится "ком­пенсировать" односторонность сознания. Люди древних цивилизаций ценили опыт сновидений, галлюцинаций как милость божию, поскольку именно в них открывалась вечная мудрость. Если сознание игнорирует этот опыт, если культура отбрасывает ритуалы инициации и мифы, помогающие ассимилировать энергию коллективного бессознательного, то символическая передача невозможна, и архетипические образы мо­гут вторгнуться в сознание в самых примитивных формах.

С такими "вторжениями" коллективного бессознательного Юнг свя­зывает не только все растущее число индивидуальных психических за­болеваний, но и массовые психозы современности. Расовая мифология и "одержимые" вожди нацистов, буквально воспроизводящие поведе­ние древних "берсерков", коммунистический миф о реализации "золо­того века" — все это детски наивно с точки зрения разума, однако подобные идеи захватывают миллионы людей. Все это свидетельствует о вторжении сил, которые намного превосходят человеческий разум.

И все это коллективное безумие было закономерным следствием европейской истории, ее несравненного прогресса в овладении миром с помощью науки и техники. История Европы — это история упадка символического знания. Техническая цивилизация представляет собой итог не последних десятилетий, но многих столетий "расколдования" мира. Символы и догматы открывают человеку священное и одновре­менно предохраняют его от соприкосновения с колоссальной психичес­кой энергией. Мировые традиции содержат в себе гармоничные "фор­мы жизни", которые стали чужды большинству современных европей­цев и американцев, разрушающих традиционные общества уже не толь­ко у себя дома, но и по всему миру. Реформация, Просвещение, матери­ализм естествознания — вот ступени распада прежних "форм жизни". Разложенный на формулы символический космос сделался чуждым че­ловеку, а сам он превратился в одну из физических сил. В образовав­шийся вакуум хлынули абсурдные политические и социальные доктри­ны, начались катастрофические войны.

Цель аналитической психологии — гармонизация сознания и бессоз­нательного, равнозначная тому, что древние мыслители называли муд­ростью. В психотерапевтической практике такое равновесие сознания и бессознательного является искомым результатом погружения Я в глу­бины психики ("индивидуация"). В последние десятилетия своего твор­чества Юнг занимался не столько разработкой своей психологии, сколько исследованиями гностицизма, алхимии, мифологии разных стран и на­родов. Им было создано своеобразное богословское учение в духе гностицизма первых веков нашей эры, а свою аналитическую психоло­гию он нередко называл "западной йогой". Юнг сделался "гуру" для немалого числа адептов эзотеризма, хотя учебные институты юнгиан- ской ассоциации по-прежнему готовят не шаманов, а квалифицирован­ных врачей-психотерапевтов. Его неоднократно обвиняли в мистицизме и иррационализме, хотя правильнее было бы говорить о традиционализ­ме и политическом консерватизме Юнга.

неофреВДизм

Среди других учений, выросших из фрейдовского психоанализа, преобладали, скорее, "левые" доктрины. Так, А. Адлер был сторонни­ком социализма, В. Райх одно время даже состоял в коммунистической партии. Наиболее последовательно идеи Маркса пытались соединять с учением Фрейда представители так называемого неофрейдизма.

Первоначально этот вариант психоанализа разрабатывался в Бер­линском психоаналитическом институте в годы Веймарской республики и во Франкфуртском институте социальных исследований в 30-е годы. В эмиграции одни "левые" психоаналитики (О. Фенихель, 3. Берн- фельд и др.) быстро забыли о своих социалистических симпатиях, тог­да как другие пришли к ревизии целого ряда центральных положений метапсихологии Фрейда, соединяя ее с марксизмом, американской соци­ологией и культурной антропологией. Наибольшую значимость имели труды К. Хорни, Г. С. Салливана и Э. Фромма.

Самое название — "неофрейдизм" — передает двойственность по­ложения тех, кто пересмотрел важнейшие догматы Фрейда, оставив почти в неприкосновенности технику и общую методологию психоана­лиза. Обычно неофрейдизм расценивается как "культуралисгская" школа, противостоящая "биологизму" Фрейда и его последователей. Эта ха­рактеристика верна лишь отчасти. Хотя бы потому, что американские фрейдисты сами достаточно далеко отошли от многих положений учи­теля. В русле так называемой "эго-психологии" (и доныне остающейся господствующим теоретическим направлением в американском фрей­дизме) — основания ее заложила еще при жизни своего отца Анна Фрейд — произошла переоценка отношения Я и Оно. Теоретики эгопсихологии (Гартман, Крис, Рапопорт) по существу отказались от философских умозрений Фрейда, которые не отвечали неопозитивистс­ким критериям научности. Они приложили немалые усилия для приспо­собления психоанализа, во-первых, к академической психологии и пси­хиатрии и, во-вторых, к новой культурной среде. Если можно говорить о влиянии американской культуры на психоаналитическую теорию, то его обычно находят в оптимистическом пафосе американских аналити­ков: все конфликты разрешимы; усиливая слабое Я пациента, аналитик приспосабливает его к окружающему миру, помогает решать проблемы, снимает невротические симптомы, препятствующие прирожденному че­ловеку стремлению к счастью (понимаемому как способность то эффек­тивно работать и зарабатывать, то вступать в приносящие наслаждение сексуальные отношения). Не только Хорни писала о неоправданно пес­симистическом вйдении человеческой природы у основателя психоана­лиза — так считали практически все американские аналитики. Более того, эгопсихологи, пересмотрев редукционистские схемы Фрейда, сде­лали психоанализ приемлемым для американских социологов. Сторон­ником эгопсихологии был, например, Э. Эриксон, который никогда не конфликтовал с фрейдовской ортодоксией, но в работах которого со­вершенно очевидно осуществляется сходный с неофрейдистами пере­смотр метапсихологии.

Однако Хорни и Фромм не отрицали биологической природы чело­века, пересматривая только механистические модели Фрейда, позаим­ствованные из естествознания XIX в. В отличие от "эгопсихологов", они не скрывали своих разногласий с Фрейдом. Э. Фромм не без оснований писал о лицемерии "ортодоксов", тайком, не вынося сора из избы, отказавшихся к 50-м годам от тех самых положений Фрейда, которые еще в 30-е годы критиковали неофрейдисты⁷. Отличие нео­фрейдизма от ортодоксии заключается не в том, что одни держатся "биологии", а другие — "социологии" или "культурологии". По-разно­му понимается не только биологическая природа человека, но и соци­ально-культурная реальность. Если эго-психология в том или ином виде сочеталась со структурным функционализмом или символическим инте- ракционизмом, то неофрейдисты явно предпочитали марксистскую со­циологию.

Начало такой ревизии фрейдизма положила К. Хорни своими рабо­тами по женской сексуальности. Она провела радикальную дебиологи- зацию психоанализа, подчеркивая роль социального фактора в невро­зах. Г. С. Салливан обратил основное внимание на межличностные отношения, связывая неврозы с нарушениями в процессах коммуника­ции, а не с фиксациями либидо в раннем детстве. Неофрейдистами была основана собственная ассоциация и ряд исследовательских инсти­тутов, которые активно действуют в США и сегодня, отталкиваясь прежде всего от учения Хорни. Но наибольшую известность за преде­лами собственно психологии и психотерапии получили работы Э. Фромма.