108. Просодика

'

Из других направлений, активно развивающихся в современной фонологии, стоит специально выделить просодику. Просодика за­нимается интонацией, тоном, ударением.

Интонация — основной способ фонетической организации потока речи. Важнейшая ее составная часть — мелодика, т. е. повышение и понижение тона, образующее во фразе своеобразный тоновый рисунок. Кроме того, в качестве компонентов интонации выступают ритм (чередование кратких и долгих слогов), интенсив­ность (сила или слабость произносимых звуков, особенно гласных), темп (скорость протекания речи во времени), тембр (специфическая окраска, сообщающая речи те или иные эмоционально-экспрессив­ные свойства), расстановка пауз и т. п.

Интонационные единицы (в разных терминологиях — рисунки, контуры, «интонемы» и т. п.) образуют «верхний этаж» фонологии: они, не будучи связаны прямо с фонемной структурой слова, как

бы наслаиваются на общую последовательность фонем — и потому получили название супрасегментных. Но если фонемы выделяются благодаря своей смыслоразличительной функции (и это позволяет рассматривать их, хотя бы и с оговорками, в ряду двусторонних единиц языка), то положение просодических средств в данном плане проблематично.

В самом деле, интонация (как и ударение, тон) не случайно рассматривается среди грамматических способов: она передает мно­гообразную грамматическую информацию. Хотя в разных языках роль интонации неодинакова, в целом можно сказать, что она участвует в построении сообщения не только в качестве общего, априорного условия (без интонации звуковая форма языка просто не могла бы существовать), но и с конкретными дифференцирую­щими функциями. Интонационные единицы помогают различать разные типы высказываний, соотносящиеся с определенными видами коммуникативных ситуаций. «Детали» передаваемой информации могут быть весьма тонкими, специфическими, и это непосредственно связано с варьированием формальной стороны высказывания в ус­тной речи.

Так, «одно и то же» однословное предложение Вода может стать в русской речи знаком различных коммуникативных ситуаций и, в зависимости от интонации, получить то или иное семантическое наполнение. Вода, произнесенное с равномерно понижающимся («спокойным») тоном и в умеренном темпе, означает констатацию факта: 'это вода* (например, при чтении этикетки на бутылке). Близко к этому «указательное» значение, сопровождаемое жестом или взглядом: Вода! (т. е. 'там вода'), хотя оно может сопровож­даться также изменениями в темпе и интенсивности речи. То же самое слово с заметным усилением ударного слога и изменением тембра служит выражением тревоги (Вода! как знак опасности — например, 'вода прибывает (при наводнении)' или 'в лодке течь' и т. п.). Близко к этому интонационное выражение иных эмоци­онально насыщенных сообщений, в частности передача удивления, возмущения, радости и т. п. (например, реакция путешественника в пустыне: Вода!). «То же» высказывание с общим повышением тона может передавать оттенок фатальности, неизбежности хода событий (как бы с пожиманием плечами: 'ничего тут не поделаешь'), ср. следующие строки из стихотворения В. Маяковского:

Кто над морем не философствовал?

— Вода.

Связь интонационных рисунков с общей семантикой высказы­вания была на русском материале показана еще А. М. Пешковским, а затем подтверждена рядом других исследователей (Брызгунова 1969; Николаева 1977 и др.).

Существуют также системные описания интонационных единиц других языков — английского, французского, украинского, болгар­ского и т. д. Согласно заключениям в данной области, все много­образие интонационных построений можно свести к некоторым общим типам коммуникативных ситуаций: вопрос — ответ, утвер­ждение — побуждение, законченная мысль — незаконченная мысль, основная мысль — вводная мысль и т. п. (см.: Багмут 1970; Аракин 1979: 86—92 и др.).

При этом просодическая система конкретного языка находится в глубинной связи с особенностями его лексической и грамматиче­ской систем и составляет, наряду с последними, важную типоло­гическую характеристику. К примеру, в современном болгарском языке вопросительное высказывание образуется с обязательным уча­стием вопросительного слова: местоимения (кой, какво, колко...), наречия (кога, къде, защо...) или частицы (ли, дали, нима...). Если произнести высказывание без такого слова, то оно автоматически утрачивает функцию вопроса и приобретает императивную или повествовательную модальность. Иными словами, специальной (как в русском языке) вопросительной интонации в болгарском языке нет: данный род информации выражается иными средствами. В то же время естественно, что интонационный рисунок, соответствую­щий в русской речи вопросу (ср.: Петя пошел в кино и Петя пошел в кино?), в других языках может восприниматься в иной функции — как выражение удивления, несогласия и т. п.; там он входит в свфю систему просодических средств.

Таким образом, смыслоразличительная роль интонации не под­лежит сомнению. Но в то же время ясно, что та информация, которая передается супрасегментными средствами, носит дополни­тельный, в каком-то смысле второстепенный характер. Она связана с коммуникативными целями высказывания, модальной оценкой отражаемой ситуации, эмоциональной и экспрессивной окраской речи и т. п. Несамостоятельность такого рода информации особенно явно выступает по сравнению с лексическими значениями. В основе фраз Магазин открыт, Магазин' открыт?, Магазин — открыт!/ и т. п. лежат одни и те же реалии объективной действительности, можно сказать, одна и та же внеязыковая ситуация. А различная интонация свидетельствует здесь о различном преломлении этой ситуации в опыте (мироощущении) говорящего. Более того, в отрыве от конкретного лексического и морфологического наполнения ин­тонационный рисунок оказывается «беспомощным»: он плохо рас­познается и не выполняет своей коммуникативной роли. (Для до­казательства этого достаточно попробовать «промычать» ту или иную фразу и спросить собеседника о ее содержании.) Наконец,

напомним о том, что в письменной форме языка интонации как таковой вообще не существует, а соответствующие графические средства отражают ее очень скупо и неточно...

Вот этот несамостоятельный, «сопровождающий» характер инто­нации и других просодических средств по отношению к двусторонним единицам языка ставит под сомнение их знаковый статус. По-ви­димому, справедливым здесь будет такое заключение: как ударение используется для смыслоразличения (ср.: ру-ки и ру-кй), но от этого несущий его слог не становится значимым, так и интонация, со­провождая предложение, сама по себе не несет значения. Говоря по-другому, интонационный рисунок — не знак, но признак предложения/высказывания в устной речи.

СТРУКТУРА ПЛАНА ВЫРАЖЕНИЯ

.

• ЗВУКОВАЯ ФОРМА

109. Два аспекта фонетических исследований

Основная материальная форма, в которой существует язык, — это звуки. Звуковая форма языка может изучаться в двух планах: физиологическом (артикуляционном) и физическом (акустическом). В этих двух изначальных аспектах фонетики нашло свое отражение противопоставление двух возможных позиций исследователя — то, что позже и в других областях лингвистики получило название грамматики говорящего и грамматики слушающего (см., в частности: Новое в лингвистике, вып. 4, 1965).

Артикуляционные и акустические свойства звуков речи частично уже рассматривались в § 99—108 — постольку, поскольку они служат смыслораз л имению, т. е. являются основанием для фоноло­гических оппозиций. Однако напомним, что фонетика и фонология, совпадая в своем предмете, различаются целями и методами ис­следования. Фонология опирается на данные фонетики, но при этом подходит к ним со своей меркой. Это значит, что абсолютная фонетическая характеристика получает в системе фонологических оппозиций относительную значимость. Самое тонкое акустико-ар-тикуляционное различие может оказаться важным для различения слов, а самое грубое, явное различие — несущественным в этом плане. Например, мягкость согласных в современном русском языке фонетически очень разнородна. Мягкие переднеязычные и мягкие заднеязычные легче объединить в один класс на том основании, что они одинаково влияют на последующий гласный в речевой цепи, чем на основании собственно артикуляционных характеристик: в последних мало сходного. Однако для фонологии мягкость соглас­ного — это единый признак, не разлагающийся на более частные характеристики.

Другой пример: в современном армянском литературном языке существуют два сходных оттенка [р ], рассматриваемые, как правило, вместе. В то же время наличие регулярных примеров фонологической оппозиции типа ага 'обращение* — ага 'купил', bar 'урожай* — bar 'слово' и т. п. свидетельствует о том, что перед нами — две

разные фонемы. И тщательное экспериментальное исследование подтверждает этот вывод, находя между <г> и <г> целый ряд акустико-артикуляционных различий: одна из них, в частности, квалифицируется как щелевая, другая — как дрожащая (данные А. А. Хачатрян и В. Н. Айрапетяна).

Таким образом, фонетика ставит своей целью возможно более полное и подробное описание физических и физиологических при­знаков звуков и систематизацию этих звуков независимо от их фонологической стоимости. Естественно, что своими успехами со­временная фонетика обязана не только опыту и таланту исследо­вателей, но и все возрастающему совершенству технической аппа­ратуры: осциллографов, спектрографов, рентгеновских аппаратов и др.

•

¹

110. Артикуляционный аспект фонетики

.

Артикуляционные характеристики звуков определяются в конеч­ном счете возможностями речевого аппарата, который., как известно, представляет собой продукт длительной «очеловечивающей» эволю­ции. Органы, служившие первоначально исключительно для дыха­ния и пищеварения, приобрели, одновременно с перерождением живого существа и возникновением человека разумного, новые — социальные — функции. И дальнейшее их развитие в значительной степени определялось уже именно этими функциями. Добавим, что появление членораздельной речи определенным, хотя и не столь очевидным, образом повлияло также на эволюцию слухового ап­парата человека. Однако потенциальные возможности речевого (а тем более слухового) аппарата значительно шире, чем богатство звуков любого языка. В этом, с одной стороны, можно усмотреть проявление уже упоминавшейся тенденции к экономии языковых средств. А с другой стороны, надо помнить, что фонетика любого языка не ограничивается традиционным набором наиболее распро­страненных аллофонов. Некоторые звуки встречаются чрезвычайно редко, только в особых условиях или даже в отдельных, единичных словах.

Например, для русского литературного языка такими исключи­тельными звуковыми вариантами можно считать щелевой фарин-гальный (в устаревающем произношении слов господи, благо и т.п.), глухие плавные (на конце слов вроде вопль, монокль, реестр, отдай), заднеязычные носовые (в словах типа функция, деньги) и т. п.

Кроме того, существует еще особая, так называемая н е ка­ноничная фонетика (термин заимствован из специальной

работы А. А. Реформатского — Реформатский 1966). Она объединяет звуки, не входящие в собственно фонетическую систему данного языка, но примыкающие к последней в силу своего использования в речи. (В то же время в других языках эти звуки могут быть вполне каноничными, т. е. там они являются полноправными чле­нами фонетических систем.) Обычная сфера неканоничной фоне­тики — междометия, звукоподражания, «звуковые жесты» и т. п. В частности, в русской речи можно встретить такие экзотические звуки, как губные дрожащие (звонкий вибрант используется в качестве звукового жеста для обозначения ситуации «как холодно!», а глухой — как приказ лошади остановиться; на письме соответ­ственно бр-р-р и тпру!), гортанная смычка, или кнаклаут (например, в разговорном отрицании не-а), образуемые на вдохе щелкающие согласные (например, при выражении сожаления: ц-ц-ц! или в звуковом жесте со значением «пальчики оближешь!»), заднеязычная аффриката (например, при имитации стрельбы в детской речи: кх-кх! и т. п.

Описание всего многообразия артикуляций каноничных и нека­ноничных звуков строится обычно по «топографическому» принципу: указывается, какой активный орган какое место занимает и по отношению к какому пассивному органу. Для большей точности описания учитывается также собственная конфигурация активного органа, динамическое соотношение его частей. Так, переднеязычные согласные по этому признаку подразделяются на апикальные (от лат. apex — 'кончик') — когда артикулирует самый кончик языка, как в англ, t, d, среднеевропейском 1; дорсальные (от лат. dorsum — 'спина') — когда в артикуляции участвует вся передняя часть языка, а кончик опущен, как в рус. с, з, т, д; какуминальные (от лат. cacumen — 'верхушка') — когда загнут вверх весь передний край языка, а спинка прогибается, принимая ложкообразную форму, как в рус. ш, ж, р. Среди дорсальных можно в свою очередь выделять плоскощелевые и круглощелевые (желобковые) и т. д. (Зиндер 1979: 138—149 и др.).

Существует, однако, возможность иного, динамического описания артикуляций — через работу мышечного аппарата. В частности, тщательное изучение строения гортани и особенностей ее функци­онирования позволяет установить и объяснить, кроме тональных характеристик голоса, общие «фонационные» типы речи. А именно: различаются, наряду с нейтральным (нормальным) голосом, еще голос жесткий, скрипучий, расслабленный, придыхательный, дро­жащий и шепот (по С. В. Кодзасову и О. Ф. Кривновой). Все эти фонационные типы обладают своей физиологической спецификой. Например, при шепоте голосовые связки полностью отключаются

.

и звонкие и глухие согласные различаются не признаком участия или неучастия голоса, а степенью интенсивности шума.

Процесс артикуляции речевого сообщения подразумевает акти­визацию всей мышечной системы речевого аппарата, причем от­дельные участки этой системы работают согласованно и взаимо-обусловленно. Так, работа голосовых связок, которая определяет степень участия голоса в конкретном звуке, обусловлена, с одной стороны, центральной (мозговой) регуляцией степени их натяжения, а с другой стороны, — величиной объемной скорости воздушной струи, проходящей через гортань, т. е. практически перепадом давления «над» и «под» связками. А это подсвязочное давление, которое зависит от субъективной громкости произнесения отрезка речи (пик его приходится обычно на слоги, несущие фразовое ударение), со своей стороны, возрастает в ответ на увеличиваю­щуюся напряженность мышц в гортани... Получается круг, взаимная обусловленность артикуляционных факторов, и в результате такие характеристики звуков, как громкость и «вокальность» (участие голоса), оказываются внутренне связанными между собой через физиологию речи.

В верхнем (том, что выше гортани) отделе речевого аппарата важнейшую роль для произнесения звуков играет группа мышц, соединяющая внутреннюю поверхность оболочки языка с костным скелетом. В эту группу входят подбородочно-язычная, подъязычно-язычная и шило-язычная мышцы. Все вместе они обеспечивают общее движение языка по вертикали и по горизонтали. Существует еще вторая группа мышц, отвечающих за форму и положение отдельных частей языка, т. е. за его конфигурацию. Это — верхняя продольная мышца, сокращение которой укорачивает язык и заги­бает его кончик кверху, нижняя продольная мышца, которая, со­кращаясь, «сгорбливает» язык и загибает его кончик книзу, и поперечная мышца, назначение которой — суживать и заострять язык. Причем все эти мышцы в определенном смысле антагони­стичны: сокращение одной требует частичного или полного расслаб­ления другой. Нетрудно соотнести такое «физиологическое», дина­мическое описание артикуляций с обычным, «топографическим». Например, различие в произношении открытых и закрытых гласных основывается на сокращении шило-язычной мышцы: при этом язык втягивается в полость рта и объем последней уменьшается. Другой пример: образование дорсальных согласных базируется главным об­разом на работе нижней продольной мышцы, выпячивающей спинку языка, и т. д.

Знание физиологической природы артикуляции может облегчить процесс усвоения фонетики неродного языка, помочь избавиться от

нежелательного акцента. Акцент представляет собой моторную (дви­гательную) инерцию мышц речевого аппарата, обусловленную си­стемой родного языка. Так, по наблюдениям М. Янакиева и других авторов, русские, изучающие болгарский язык, испытывают затруд­нения при произношении аффрикаты [ц*] (например, в слове цял 'целый'). Эти затруднения объясняются тем, что при артикуляции данного болгарского звука шило-язычная мышца принимает уча­стие только в первой фазе, а во второй фазе она расслабляется и тем самым позволяет мышечному аппарату подготовиться к произ­несению следующего, открытого звука [а]. При артикуляции же звуков русского языка сокращение шило-язычной мышцы харак­терно для образования всех без исключения мягких согласных и автоматически влияет на характеристику последующего гласного. Отсюда вытекает методическая рекомендация: для отработки арти­куляции болгарского [ц'] следует вначале тренироваться на про­изношении простых мягких (в том числе [с* ]) без участия шило-язычной мышцы.

•