Фонология

93. Предпосылки к возникновению фонологии

Если языкознание как наука выделилось в отдельную отрасль человеческого знания в начале XIX в. благодаря появлению срав­нительно-исторического метода и зачатков научной этимологии, то зарождение современной лингвистики, датирующееся началом XX в.,

связывается в первую очередь с фонологией, с теоретическими работами И. А. Бодуэна де Куртенэ и Ф. де Соссюра, Н. С. Тру­бецкого и Л. В. Щербы.

Изучение плана выражения языка, и прежде всего его звуковой стороны, уже имело к XX в. определенные традиции, но только с возникновением понятия фонемы оно стало непосредственно соот­носиться с изучением плана содержания, т. е. вошло в общую систему описания языка. Дело в том, что изолированное изучение акустических и артикуляторных явлений, проводившееся с помощью все более точных, в том числе экспериментальных, методик, со­здавало у ученых представление о безбрежном многообразии зву­ковой материи: звуки бесконечно варьировались в живой речи, превращались друг в друга и в конце концов оказывались некими трудноуловимыми сущностями, «фикциями». Причина такого кри­зиса фонетических исследований заключалась, можно утверждать, именно в том, что звуки речи, уже бывшие объектом физики и физиологии, еще не стали специальным предметом лингвистической науки.

Выход из этого положения был намечен выдающимся русским и польским языковедом И. А. Бодуэном де Куртенэ. В 70-х гг. прошлого века он приходит к мысли о несовпадении физических и функциональных свойств звука. Основанием для такого заклю­чения послужили известные примеры альтернаций, или чередова­ний, при которых разные звуки, например [к ] и [к* ] или [к ] и [ч] и т. п., могли в определенных условиях отождествляться. Позже лингвистические идеи ученого принимают ярко выраженный пси­хологический уклон. В частности, в специальных статьях «Фонема», «Фонология» и др., написанных для польской энциклопедии (1899), И. А. Бодуэн де Куртенэ последовательно противопоставляет друг другу два понятия: звук как «преходящее физиологическо-акустическое явление» и ф о н е м у как устойчивое представление о звуке, «психический эквивалент звука» (Бодуэн де Куртенэ 1963, т. 1: 351). Фонемы, таким образом, играют в сознании носителя языка роль «узлов», средоточий, вокруг которых группируется зву­ковое многообразие речи. Именно благодаря фонемам становится возможным человеческое общение: например, в звуковом сегменте [нок] русский может услышать форму слова нога и получить соответствующую семантическую информацию. Важной частью фо­нологической концепции И. А. Бодуэна де Куртенэ является также общая теория альтернаций (чередований). Ученый впервые строго разграничил явления дивергенции, (т. е. фонетического варьирования

фонемы, вызванного комбинаторными и позиционными условиями) и корреляции (т. е. исторически обусловленного чередования фонем в составе морфемы).

Психологическая концепция фонемы имела существенное зна­чение для дальнейшего развития лингвистической теории. Однако она, естественно, не могла ответить на все возникшие при этом вопросы и, в частности, не содержала критериев для практического исчисления фонем.

Необходимые предпосылки к созданию общей теории фонемы содержались и в исследованиях других языковедов, живших в конце XIX — первой половине XX в., и прежде всего русских ученых П. К. Услара, Н. В. Крушевского, Л. В. Щербы. Последнее имя занимает в этом ряду особое место. Ученик И. А. Бодуэна де Куртенэ, Л. В. Щерба развил и существенно обогатил теорию фонемы. Уже в одной из ранних своих работ — «Русские гласные в качественном и количественном отношении» (1912) — он попы­тался объединить «психическое» основание для выделения фонемы с функциональным. А именно: фонемы определялись как те звуки в нашем сознании, которые позволяют нам различать смысл слов. Вот как пишет об этом сам ученый: «Фонемой называется крат­чайшее общее фонетическое представление данного языка, способное ассоциироваться со смысловыми представлениями и дифференциро­вать слова...» (Щерба 1974! 121). Это значит, что звуковые единицы, сходные в акустическом и артикуляционном отношениях и связан­ные с одним и тем же смыслом, объединяются в одну фонему. С другой стороны, звуки, физическое различие в которых сопряжено с различиями в значениях, представляют собой разные фонемы.

Известный, пример Л. В. Щербы: в словах детки и дети мы воспринимаем [т] и [т*] как две разные фонемы: их противопо­ставление так же важно для понимания этих слов, как и в парах тук — тюк, одет — одеть и т. п. А вот различные оттенки первого гласного в этих словах (дети и детки) мы воспринимаем как одну фонему, ибо в русском языке нет ни одной пары слов, для которых различие в значениях было бы связано только с этими двумя оттенками. Иное дело, продолжает Л. В. Щерба, во фран­цузском языке. Там имеются слова, смысл которых различается только благодаря тому, что в одном из них [е] закрытое, а в другом [е] открытое; в то же время [д] твердое и [д] «слегка палатализованное» не могут там самостоятельно дифференцировать лексемы или словоформы...

Непосредственная связь фонемы со смыслом, по Л. В. Щербе, проявляется и в ее способности функционировать в качестве от­дельного слова или морфемы, ср. рус. а, и, в, с, л и т. п.

Эта концепция получила дальнейшее развитие в книге Л. В. Щербы «Фонетика французского языка» (1937). И здесь ученый подчеркивает, что основным критерием для выделения фонемы является ее смыслоразличительная функция. В целом же понятие фонемы получает вполне современное определение в свете осново­полагающего противопоставления «язык (общее) — речь (частное)»: «В живой речи произносится значительно большее, чем мы это обыкновенно думаем, количество разнообразных звуков, которые в каждом данном языке объединяются в сравнительно небольшое число звуковых типов, способных дифференцировать слова и их формы, т. е. служить целям человеческого общения. Эти звуковые типы и имеются в виду, когда говорят об отдельных звуках речи. Мы будем называть их фонемами. Реально же произносимые различные звуки, являющиеся тем частным, в котором реализуется общее (фонема), будем называть оттенками фонем. Среди оттенков одной фонемы обыкновенно бывает один, который по разным причинам является самым типичным для данной фонемы: он произносится в изолиро­ванном виде, и собственно он один только и сознается нами как речевой элемент. Все остальные оттенки нормально нами не созна­ются как отличные от этого типичного оттенка, и нужна специальная фонетическая дрессировка уха, чтобы научиться слышать их» (Щер-ба 1974: 132).

Таким образом, можно утверждать, что у Л. В. Щербы фонема уже выступает как двусторонняя языковая единица — со своим планом выражения (звуковыми оттенками) и планом содержания (смыслоразличительной функцией).

94. Учение Н. С. Трубецкого о фонеме

Труды И. А. Бодуэна де Куртенэ и Л. В. Щербы заложили основу для создания общей теории фонем. Но если говорить о фонологии как о самостоятельной и цельной отрасли языкознания, то ее возникновение связано с именем еще одного русского учено­го — Н. С. Трубецкого. Н. С. Трубецкой — крупнейший специалист в области морфологии и фонологии славянских языков, один из основателей Пражского лингвистического кружка. Последние 12 лет жизни он посвятил работе над капитальным трудом «Основы фо­нологии». Книга эта впервые вышла в 1939 г. в Праге на немецком языке (русский перевод — М., 1960).

Исходными теоретическими предпосылками для Н. С. Трубецкого явились положения, выработанные И. А. Бодуэном де Куртенэ и Л. В. Щербой. Это: а) фонема — кратчайшая единица языка,

реализующаяся в звуках речи, и б) фонема служит различению смысла слов. Практическим же материалом для его концепции послужили звуковые системы более чем ста обследованных языков. Однако заслуга ученого не только в том, что он соединил теорию с практикой. Гораздо важнее то, что Н. С. Трубецкой был в науке активным сторонником последовательного системно-структурного подхода, и именно этот подход придал всей фонологической теории недостававшую ей стройность и завершенность.

Объект исследования при таком подходе рассматривается как единая система, все элементы которой взаи­мосвязаны и взаимообусловлены. В то же время степень сложности системы, характер ее организации и материальная природа образующих ее явлений не играют принци­пиальной роли. В качестве подобных систем можно трактовать самые различные объекты, например естественный язык, тип че­ловеческой культуры, моду в одежде, живой организм, шахматную игру и т. п. Для системно-структурного подхода важно одно: каждый элемент объекта может быть описан (т. е. охарактеризован, опре­делен) по его месту в системе или, что в общем-то то же самое, по его отношениям с другими элементами. Таким образом, под структурой вообще здесь понимается внутренняя организация объекта, скрытая от непосредственного наблюдения. Именно поэтому для описания структуры объекта его материальная сторона оказывается на каком-то этапе неважной, даже излишней — от нее необходимо отвлечься.

В языкознании подобные идеи были впервые достаточно отчет­ливо сформулированы Ф. де Соссюром. Вот одно из характерных мест в его «Курсе общей лингвистики»: «Какую бы сторону знака мы ни взяли, означающее или означаемое, всюду наблюдается одна и та же картина: в языке нет ни понятий, ни звуков, которые существовали бы независимо от языковой системы, а есть только смысловые различия и звуковые различия, проистекающие из этой системы» (Соссюр 1977: 152—153). Отсюда вытекает вывод, обна­жающий общеметодологическую (философскую) подоплеку лингви­стической теории Ф. де Соссюра: «Отличительные свойства единицы сливаются с самой единицей. В языке, как и во всякой семиоло-гической системе, то, что отличает один знак от других, и есть все то, что его составляет» (Соссюр 1977: 154).

В учении Н. С. Трубецкого эти теоретические принципы находят себе практическое применение. Языковые единицы — фонемы — образуют, по Н. С. Трубецкому, систему, и весь инструмент, не­обходимый и достаточный для их описания, — это понятия противопоставления, или о п п о з и -

ции, и дифференциального признака.

Прежде всего все звуковые противопоставления делятся на два типа: фонологические (смыслоразличительные) и нефонологические. Фонологическую оппозицию образуют любые звуковые единицы, при условии, что их противоположение связано в нашем сознании с разным значением. Например, рус. замок и пень, садовод и садануть, хор'и хорь или нем. Mann 'мужчина' и Weib 'женщина', Mahne 'грива' и Biihne 'сцена' и т. п. находятся в отношениях смыслоразличительной оппозиции и, следовательно, по Трубецкому, являются фонологическими единицами. Находя сходства и различия в звуковой оболочке этих единиц, мы тем самым разлагаем их на последовательный ряд брлее мелких элементов, таких, как, напри­мер, [вот ] и [нут' ] в садовод и садануть. Этот анализ может быть продолжен до тех пор (ср.: вот — нот, ток — тук, тук — тюк...), пока мы не дойдем до противопоставлений, члены которых для носителя языка далее уже не расщепляются: [в] — [н], [о] — [у], [т] — [т'] и т. п.

Минимальные звуковые единицы, выполняющие смысл оразли-чительную функцию, Н. С. Трубецкой и называет фонема-м и. «Любое слово представляет собой целостность, струк­туру; оно и воспринимается слушателями как структура, подобно тому как мы узнаем, например, на улице знакомых по их общему облику. Опознавание структур предполагает, однако, их различие, а это возможно лишь в том случае, если отдельные структуры отличаются друг от друга известными признаками. Фонемы как раз и являются различительными признака-м и словесных структур. Каждое слово должно содержать столько фонем и в такой последовательности, чтобы можно было отличить его от других слов» (Трубецкой 1960: 43). Итак, по отношению к словам фонемы играют роль различительных признаков. А чем различаются между собой сами фонемы? Вот здесь и становится очевидным то особое место, которое отводится в концепции Н. С. Трубецкого понятию дифференциального признака. i • t >

*

95. Дифференциальный признак фонемы

В качестве дифференциального признака фонемы может высту­пать практически любая акустико-артикуляционная характеристика звука: например, степень участия голоса, характер, место и способ образования преграды на пути воздушной струи, долгота или крат­кость гласного или согласного и т. д. — лишь бы эта характеристика служила противопоставлению хотя бы двух фонологических единиц.

Если же различие, существующее между какими-то звуками, само по себе не способно дифференцировать слова, то такие звуки об­разуют нефонологическую оппозицию, а признак, который их раз­личает, считается фонологически несущественннм (т. е. он может проявляться при реализации фонемы, но не входит в ее принци­пиальную характеристику). Например, в русском языке фонологи­чески несущественна глухость согласных [л], [р] или [л'1, [р'], проявляющаяся в конце слова после глухих — ср. министр, вопль и т. п.; ясно, что [р] сонорное и [р] глухое, [л'] сонорное и [л'] глухое и т. п. никогда не будут самостоятельно различать русские слова.

В целом все дифференциальные признаки делятся на три класса. Первый класс — вокалические признаки, служащие для противо­поставления (и соответственно образования) гласных фонем. Второй класс — консонантные признаки, образующие согласные фонемы. А к третьему классу — просодических признаков — относятся, по Н. С. Трубецкому, ударение и вариации голосового тона.

Естественно, каждый язык использует для смыслоразличения не все возможные акустико-артикуляционные признаки звука, а лишь их определенный набор. (Поэтому и количество фонем в языках мира колеблется в границах от 12—20 до 75—80, но не превышает этого предела.) Причем одна и та же физическая характеристика звука в фонологической системе одного языка является дифферен­циальным признаком (она создает там пары фонем), а в системе другого оказывается фонологически несущественной. На это обращал внимание уже Л. В. Щерба. Он, например, указывал, что «то же самое» глухое [л], которое является оттенком фонемы <л> в русском языке, составляет отдельную фонему в исландском и кимрском. (Ср. также приводившийся пример с закрытым и открытым вари­антами гласного [э] в русском и французском языках.)

Н. С. Трубецкой развил это положение как практически, так и теоретически. Используя звуковой материал множества языков, он показал, что различные комбинации дифференциальных признаков образуют определенные системы гласных и согласных фонем. Своим исследованием ученый заложил основы типологии этих систем.

96. Фонема как пучок дифференциальных признаков

Каждая фонема отличается от других фонем данного языка одним или несколькими дифференциальными признаками. Но диф­ференциальные признаки не просто служат различению фонем; они в конечном счете и составляют их суть. Поясним это на

примере. Если систематизировать материал многообразных фоно­логических оппозиций, который дает нам современный русский язык, то мы, в частности, получим противопоставление <т> — <д>. Пары слов вроде там — дам, тоска — доска, рота — рода, плотов — плодов и т. п. дают нам основание говорить о <т> и <д> как о разных фонемах. Ясно, что по тому же признаку глухости — звонкости, который их различает, фонема <т> противопоставлена всем неглухим фонемам русского языка, т. е. звонким и сонорным (не говоря уже о гласных), ср.: ток — рок, так — як <jak> и т. п. Однако примеры фонологической оппозиции типа там — дам еще не дают нам основания квалифицировать, скажем, <т> как самостоятельную фонему, потому что в этих примерах <т> является «представителем глухости» и не более. Говоря иначе, мы не можем, исходя из этих примеров, отличить данную фонему от <п> или <к> — для этого необходимы другие оппозиции, основанные на других дифференциальных признаках.

Продолжив систематизацию фактического материала, мы придем к противопоставлениям типа тот — кот, точка — почка, там — гам, затор — забор. Во всех этих и подобных случаях фонема <т> противопоставляется всем фонемам иного места образования, т. е. губным, среднеязычным и заднеязычным. При этом несуще­ственно, имеется ли между <т> и ее «оппонентом» описанное выше различие в глухости — звонкости (как в там — гам) или не имеется (как в тот — кот)', признак места образования действует и сам по себе. Фонема <т> в данных парах выступает как пред­ставитель дифференциального признака переднеязычное™.

Однако признаки глухости и переднеязычности, взятые вместе, еще не способны различить <т> и <т'> в примерах типа тук — тюк или поток — потёк. Это делает признак твердости — мягкости. Ясно, что тот же признак участвует в оппозициях <т> — <с'>, <т> — <д'>, <т> — <п'> и др. (ср.: туда — сюда, ток — пёк, надут — надуй и т. п.).

Наконец, аналогичным путем мы находим в <т> дифференци­альный признак определенного способа образования — взрывность. По этому признаку фонема <т> противопоставляется фонеме <с>, а также всем прочим невзрывным фонемам (щелевым, аффрикатам и др.) — ср. оппозиции: там — сам, топот — шёпот, затор — зазор, тук — люк и т. п.

В итоге оказывается, что <т> связана в фонологической системе русского языка многомерными отношениями со всеми другими фо­немами. Более того, она сама определяется через эти отношения. Можно сказать, что фонема <т> в русском языке — это сочетание дифференциальных признаков глухости,

переднеязычности, твердости и взрывности. В этом и заключается основной смысл концепции Н. С. Трубецкого, закрепленный в следующем определении: «Фонема — это совокуп­ность фонологически существенных признаков, свойственных данному звуковому образованию» (Трубецкой 1960: 46). Определение фонемы как совокупности, или как «пучка», дифференциальных признаков оказывается особенно важным именно потому, что материальная сторона этой единицы растворяется в речевом многообразии звуков. (Та же самая фонема <т> в русском языке чаще всего будет звучать как [т], но иногда и как [д], или [т'], или [ц], или нуль звука...) Следовательно, фонема — абст­ракция, ее нельзя услышать или произнести, ибо в каждом конк­ретном акте речи мы будем иметь дело только с одним из ее вариантов. Устойчивым же в фонеме является одно: это ее роль, выполняемая благодаря совокупности дифференциальных призна­ков.