90. Сочетаемость морфем

Особое место в теории и практике морфемного анализа занимают вопросы, связанные с сочетаемостью морфем. Каждый значимый элемент слова, в соответствии со своей функцией, подчиняется определенным ограничениям в выборе «партнеров». Например, в современном белорусском языке суффиксы -ак, -ар, -ач, -6im, -шк, -чык, -ц(а) выступают как синонимичные: они образуют имена существительные со значением действующего лица. Однако каждый из этих словообразовательных аффиксов имеет свою лексическую базу, свой набор корней, к которым он присоединяется. Так, с помощью суффикса -ач можно образовать чытач, глядач, слухач и т. п., с помощью -шк — будаушк, вартаушк, мраушк и т. п., -ц(а) — абаронца, выканауца, забойца и т. д. «Узость» или «ширина» такой лексической базы предопределяет степень продуктивности конкретного словообразовательного типа (см. § 91).

Если обобщить сочетаемость морфем друг с другом в виде оп­ределенных типов окружения, то мы получим описание дис­трибуции морфем — т. е. распределения их по классам.

Однако все это только одна сторона сочетаемости. В слове мор­фемы взаимодействуют друг с другом, и результаты этого взаимо­действия проявляются как в плане содержания, так и в плане выражения.

«Сотрудничество» морфем в плане содержания наглядно вопло­щается в случаях опрощения, слияния нескольких морфем в одну. Так, сложение корневых морфем в один новый корень приводит к десемантизации былых участников этого объединения. Существи­тельное Flugzeug в немецком означает не «летающий экипаж» (как можно было бы перевести буквально), а 'самолет'; GrojSmutter — не «большая мать», а 'бабушка'. В польском wieloryb — не «большая рыба», а 'кит', imiesidw — не «имя-глагол», а 'причастие', и т. п. Взаимодействие морфем, составляющих слово, проявляется также в том, что значение одного аффикса может усиливать, подчеркивать значение другого. Например, в формах превосходной степени рус­ских прилагательных типа премудрейший или наикрасивейший се­мантика префикса и суффикса соотносится именно таким образом. В то же время, если какие-то части морфемной структуры слова синонимичны или антонимичны, то значение одной из них может

нейтрализовывать, «зачеркивать» значение другой. Так, если срав­нить белорусское существительное настаунща и его русский экви­валент учительница, то в них выделяются тождественные суффиксы -нщ- и -ниц- со значением «название лица женского пола по характерной для него деятельности». В белорусском слове этот суффикс соединяется непосредственно с глагольным корнем настау-и составляет пару к маскулинному суффиксу -hik- (ср.: настаушк 'учитель'). В русском же слове, наряду с -ниц-, имеется еще суффикс -тель-. Значение его в общем то же, что и -ниц-: «название лица по деятельности» (учитель, писатель, избиратель и т. п.). Что же делает он в существительном учительница? По-видимому, значение морфемы -тель- в данном слове либо дублирует значение морфемы -ниц- (поскольку оба суффикса обозначают лицо), либо вовсе ему противоречит (если считать, что -тель- содержит указание на мужской пол лица). В любом случае, однако, -ниц- самодостаточно для выражения искомого значения (ср. другие слова, где нет -тель-: родильница, богохульница и т. п.) и, следовательно, -тель- семан­тически зачеркивается, лишается значения. Аналогичным образом объясняются многие случаи семантической опустошенности морфемы в слове (ср. рус. -от- в беготня, -в- в просторечном вовнутрь и т. п.).

Что же касается взаимодействия морфем, образующих слово, в плане выражения, то оно наиболее явно обнаруживает себя на их границе — стыке. Стык морфем может даже поглощать те или иные части их фонологической структуры. Например, очевидно, что в русском прилагательном розоватый — тот же корень с цветовой семантикой, что и в слове розовый, и тот же суффикс со значением неполноты проявления признака, что и в словах желтоватый, красноватый и т. п. Тогда морфемную структуру этого прилагательного придется представить в виде условной цепочки розов-оват-ый и вместе с тем признать, что в реальной структуре слова сработал некий аналог гаплологии, совместивший одинаковые части корня и суффикса. Впрочем, чаще стык морфем (или «мор­фемный шов») поглощает отдельные фонемы, в том числе и весьма несхожие. Примером тому в русском языке служит строение инфинитивов типа стеречь (беречь, стричь и т. п.). Не подлежит сомнению, что в данном случае корневая морфема стерег- (которая выступает также в виде морфов стереж-, сторож- и др.) сочетается с показателем неопределенной формы глагола -т' (который в свою очередь имеет алломорф -ти). И хотя фонемная структура слово­формы стеречь не содержит ни г, ни т', морфемную структуру ее мы восстанавливаем именно в таком виде: стерег-т'. (Под восстановлением тут понимается не историческая

реконструкция, а строго синхронический путь от частного к общему.) В принципе существуют еще две теоретические возможности син­хронического описания морфемной структуры данной словоформы:

а) корень стерег-, который выступает здесь в виде еще одного своего морфа — стереч'-, плюс аффикс инфинитива, представлен­ ный еще одним морфом — нулевым;

б) корень стерег-, который выступает здесь в виде еще одного морфа — стере-, плюс аффикс инфинитива, представленный еще одним морфом — ч'.

Ясно, однако, что оба эти варианта уступают первому. Условное представление словоформы стеречь как стерег-т' оказывается на­иболее экономным (так как оно не требует расширения границ формального варьирования морфемы) и наиболее научным, посколь­ку отвечает понятию о морфеме как об обобщенной языковой единице. Сравнение слов позволяет нам «услышать» недостающие фонемы там, где они никогда не реализуются.

Формальное взаимопроникновение морфем в составе слова, их частичное наложение друг на друга — явление весьма характерное в типологическом отношении. Оно присуще языкам флективного строя (к которым, в частности, относятся русский и другие сла­вянские языки) и значительно менее свойственно языкам агглюти­нативным (тюркским, финно-угорским и т. п.). Во второй группе языков словоформы образуются механическим сцеплением, нани­зыванием аффиксов. В результате возникают такие цепочки, как узбекское ^ишлои^-лар-имиз-да-ги-лар-ники-га 'к находящимся в на­ших кишлаках'. Непрочность морфемного шва содействует фор­мальной автономности морфемы, устойчивости ее фонемного состава. Впрочем, эта устойчивость относительна, так как реализация мор­фемы неизбежно сопряжена с варьированием ее плана выражения. (В частности, во многих агглютинативных языках действует закон сингармонизма, предопределяющий варьирование гласных в аффик­сах.)

В целом же вся эта проблематика составляет объект сравнительно молодой лингвистической дисциплины — морфонологии (см. § 92).