6.4.2. Распознавание манипуляции в живом общении

Но быть в позиции стороннего (пусть и заинтересованного) наблюдателя и быть участником события, в котором на нас оказывается манипулятивное воздействие, не одно и то же. Эта разница примерно та же, что и между теоретическим и практическим мышлением, которую отметил Б. М- Теплов:

1. Ориентироваться приходится на реально сложившиеся условия, которые могут плохо укладываться в привычные или известные теоретические схемы.

2. Высокие требования предъявляются к внерациональным средствам анализа (интерпретации) ситуации и содержащихся в ней проблем: чувству, интуиции, впечатлению.

3. Действовать приходится в режиме актуального времени, у адресата, как правило, нет такой, как у исследователя, возможности остановиться и сколько потребуется анализиро­вать проблемную ситуацию. Это уже не только интерпрета­ция действия (чужого), но еще и интерпретация действием (своим).

*Пример из другой работы [Lentz1989], где данный прием рекомендуется именно для распознавания цели манипуляции: если я регулярно вспоминаю о сексе в присутствии одного и того же лица, это может означать, что он стремится сексуализировать наши отношения. Добавлю, что справедливости Ради надо предположить и собственные веотрефлексироваиные желания,

223

4. Важную роль играет решительность — умение уловить нужный для начала действия момент и выполнить это дей­ствие с оптимальными для наличной ситуации упорством и настойчивостью.

В распоряжении адресата манипулятивного воздействия имеются: актуальная межличностная ситуация и опыт пред­шествующего общения — как всей жизни, так и с данным человеком (или чем-либо его напоминающим). Задача в самой общей форме состоит в том, чтобы адекватным образом ус­тановить связь между ситуацией и психологическим багажом участника взаимодействия. Соединение ситуации с опытом происходит как деятельное включение в нее человека. Каждое такое включение происходит на основе интегральной оценки ситуации и соотнесения ее со своими интересами и намере­ниями. Это оценивание включает в себя целостную эмоцио­нальную оценку, причудливым образом сплавленную с поэ­лементным анализом ситуации. Поэтому и представление субъекту результатов распознавания угрозы, собственно про­чтение ее, по-видимому, может происходить в двух формах: эмоциональное восприятие (интегральная оценка) и рацио­нальное распознавание.

Эмоциональное восприятие. Оценочная функция эмоций общеизвестна [Вилюнас 1984]. Благодаря ей происходит те­кущее актуальное оценивание каждого фрагмента событий, в которых живет человек, в частности, ситуаций межлич­ностного взаимодействия. Эмоциональная реакция отражает результат проверки некоего события на важность, выяснения потребностной значимости происходящего. При этом краткая эмоциональная реакция, просигнализировавшая об опаснос­ти, может и не замечаться, не доходить до осознания, оста­ваться на подпороговом уровне, вызывая лишь неясное бес­покойство. В случае, если оценивается вся ситуация, то воз­никает ощущение «что-то тут не так». А суммарный эффект, например, от прочтения неконгруэнтных сообщений партнера проявляется в виде ощущения неубедительности его действий (недоверие).

Согласно гипотезе «первовидения», выдвинутой Е. Ю. Ар­темьевой, «восприятие объекта проходит по крайней мере две принципиально различные по механизмам стадии: «пер-

224

вовидение» — когда объект оценивается нерасчленимо-це­лостно, и «второвидение» — когда он (объект) отдается на поаспектное анализирование классифицирующим системам... На этапе первовидения выясняется отношение объекта и субъ­екта (хорош ли, не опасен ли?)... эмоционально-оценочные свойства оказываются ведущими» [Артемьева 1980, с. 32]. Экспериментально установленный временной интервал, в рамки которого укладывается процесс «первовидения», равен 0,2—0,3 секунды [Там же, с. 14].

О наличии быстрой комплексной оценки проблемной си­туации свидетельствуют также выявленные в экспериментах по решению шахматных задач закономерности. Это — нали­чие эмоциональной реакции, непосредственно предшествую­щей моменту нахождения (осознания) решения, а также спо­собность шахматистов высокой квалификации к моменталь­ной комплексной оценке шахматной позиции в условиях тахистоскопического ее предъявления [Тихомиров, Виногра­дов 1969]. Последняя ситуация по сюжету близка к задаче, стоящей перед адресатом манипулятивного воздействия: ком­плексная оценка расстановки сил, баланса интересов.

Большинство людей по праву могут быть отнесены к иг­рокам высокого класса в межличностных отношениях — по меньшей мере по причине повседневной ежеминутной вклю­ченности в процесс психологического взаимодействия. Учи­телем выступает опыт поражений, который может включать в себя обиды, досаду, разочарование в людях. Хорошо, если эти эмоции проходят, и у человека появляется взвешенное понимание и терпимое отношение к тем, от кого он пострадал, как рубец от прививки. Труднее ожидать подобный исход там, где проявляются злость, ярость или гнев. Понятно поэ­тому, что внутренний эмоциональный толкователь у всех людей имеет разную квалификацию. Но как бы ни был «наивен» адресат манипулятивного воздействия, на языке быстро сменяющихся психологических состояний в той или иной степени он способен дать реакцию на очень широкий круг признаков манипуляции. Другое дело, что часто эти реакции слишком слабы, чтобы оказать сколько-нибудь серь­езное влияние на ситуацию или слишком поздно набирают необходимую действенную силу, когда вернуть или изменить события уже невозможно.

—йод

225

Рациональное распознавание угрозы может строиться на знании особенностей текущей ситуации или вовлеченных в нее участников. Например, знакомство в среде нынешних отечественных предпринимателей нередко происходит по стандартной схеме: 1 часть — «диалог-разведка», в котором выясняется важность партнера, оцениваются перспективы от­ношений, степень его податливости к влиянию, 2 часть — «аванс», то есть реклама себя и своих перспектив, 3 часть — «спрос-предложение», на которой завязываются деловые от­ношения. Тот, кто знает об этом сценарии, уже на первом шаге обязан предположить, что его партнер может выдавать «аванс» и сделать соответствующую поправку, чтобы не под­даться на его уловки.

Распознать манипуляцию человек может также, опираясь на собственную историю отношений с конкретным человеком. Однажды мне довелось с гнетущим чувством вины выйти из кабинета своего начальника — директриссы учреждения, у которой приключился сердечный приступ в момент, когда я отказывался выполнить несвойственную моей должности ра­боту. Переживать пришлось недолго. Через десять минут, случайно проходя мимо того же кабинета, я услышал ее смех. Разумеется, следующие «приступы» уже воспринима­лись мной как искусный прием. Вероятно, у каждого живу­щего в обществе человека имеются подобные знания о том, как распознавать случаи, которые мы называем манипуля­цией.

Итак, манипулятивная опасность может распознаваться как на уровне чувств, так и на уровне понимания. В обоих случаях суждение о наличии манипуляции выносится как результат (может быть неосознанного) истолкования получен­ных сведений; как эмоциональная оценка, так и рациональное понимание не обязательно осознаются, но в большинстве слу­чаев так или иначе оказывают влияние на поведение человека.

Подобно тому, как были выделены неспецифические и специфические виды психологических защит, мы обнаружи­ваем различение и в средствах распознавания угрозы: с одной стороны,— это эмоции, указывающие на ф^акт или опреде-

*Со слов И. В. Лялиной — предпринимателя, психолога по образованию п (с сохранением лексика).

226

ляющие вероятность манипулятивного вторжения, а с дру­гой — практический опыт и знания, подсказывающие каче­ство опасности, возможные цели манипулятора.