Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Marchenko_M_N_2001_Sravnitelnoe_pravovedenie_Obschaya_chast.doc
Скачиваний:
186
Добавлен:
24.01.2021
Размер:
4.74 Mб
Скачать

сии к романо-германской правовой семье1. Наличие у них некоторых общих признаков и черт, их взаимное сближение вовсе не означа­ют их некоего тождества или же "вхождения" правовой системы России в романо-германскую правовую семью. В научной литерату­ре в связи с этим происходит подмена тезисов и понятий, касающих­ся "сходства" и "сближения", с тезисами и понятиями, ассоцииру­ющимися с "тождеством" и "вхождением".

Уязвимость рассматриваемого аргумента заключается также в том, что он исходит из посылки неприятия прецедента как источни­ка права в романо-германской правовой семье. А это, безусловно, не так. Считается общеизвестным, что прецедент, не будучи признан­ным в качестве источника романо-германского права формально, вы­ступает в качестве такового реально. Это подтверждается повседнев­ной практикой использования данного источника права судами всех относящихся к романо-германской правовой семье стран.

И если все же отдельные авторы сомневаются в том, что судеб­ная практика является источником романо-германского права или же считают прецедент неким второсортным, "косвенным" источни­ком, то ведущие исследователи этой правовой семьи, включая Р. Да­вида, полагают на основании изучения и обогащения соответству­ющего опыта, что все обстоит как раз наоборот. А именно — что при­менительно к романо-германской правовой семье "судебная практи­ка является в прямом смысле слова источником права"2.

Исходя из этого трудно согласиться с утверждением, что при­знание прецедента в качестве источника российского права проти­воречило бы соответствующим устоям и традициям романо-герман­ского права, к которому "причисляют" правовую систему нашей страны.

В-третьих, мнение о том, что признание судебной практики источником российского права противоречило бы, с одной стороны, действующей Конституции России и обычному законодательству, а с другой — вступало бы в конфликт с правотворческой деятельно­стью Федерального собрания.

Данный аргумент является довольно распространенным. Еще раньше он использовался для критики тех отечественных авторов, которые предлагали придать статус официального источника совет­ского права руководящим разъяснениям Пленума Верховного Суда СССР.

Отнесение судебной практики к числу формальных источников права, писал, например, С. Л. Зивс, "противоречит принципу верхо­венства закона и принципу подзаконности судебной деятельности". Правотворческая деятельность суда, доказывал автор, с неизбеж­ностью умаляет значение закона3.

Несмотря на то, что в настоящее время данный аргумент ис­пользуется в совершенно иных условиях и на новой основе, изна­чальная его противоречивая суть и направленность остаются преж­ними.

Авторы, придерживающиеся мнения о несовместимости судеб­ного правотворчества с парламентским, как и раньше, исходят из двух, взаимосвязанных между собой посылок: а) из отсутствия ка­кой бы то ни было правовой основы для судебного правотворчества и, соответственно, для признания судебной практики в качестве ис­точника права; и б) из заведомого противопоставления правотвор­ческой деятельности суда и создаваемого им прецедента, с одной стороны, правотворческой деятельности парламента и закона — с другой.

Изучение различных аспектов правотворческой деятельности судов в современной России и сравнение ее с соответствующей де­ятельностью Федерального собрания Российской Федерации пока­зывает, что ни одно из этих утверждений не выдерживает серьез­ной критики и не имеет необходимого обоснования. Ибо судебная правотворческая активность осуществляется в строгом соответствии с законом и на основании закона и при этом не только не противо­речит законодательной деятельности парламента, а наоборот, ее до­полняет и обогащает.

Говоря о правовой основе правотворческой деятельности суда и создаваемого им прецедента, следует обратить внимание, прежде всего, на такие "составляющие", как: а) конституционные положе­ния, закрепляющие (в ст. 10) самостоятельный характер органов су­дебной власти, из которых логически следует, что место и функции судебной власти не могут теперь ограничиваться "лишь компетен­цией вершить правосудие"'. Они как функции именно власти с неиз­бежностью должны распространяться и на правотворчество; б) кон­ституционные положения, касающиеся полномочий Конституцион­ного Суда на разрешение дел в соответствии Конституции РФ за­конов и иных нормативно-правовых актов, а также не вступивших в силу международных договоров России (ст. 125). Согласно Консти­туции России, как известно, акты или их отдельные положения, при­знанные неконституционными, утрачивают силу, а международные договоры РФ "не подлежат введению в действие и применению"2; в) законы, закрепляющие место и роль высших судебных инстанций в государственном механизме России и юридический характер при­нимаемых ими решений.

4. Весьма важно при этом отметить также императивный ха­рактер последних, который свидетельствует не только об их значи­мости, но и об их непременной обязательности3.

'См.: Давид Р., Жоффре-Спинози К. Указ. соч. С. 112—115. 2 Давид Р. Указ. соч. С. 142. 33ивс С. Л. Указ. соч. С. 177—192.

1 Мартынчук Е., Колоколова Э. Указ. соч. С. 21.

2 Конституция Российской Федерации. М., 1993. С. 125. П. 6. 3См.: Лившиц Р. 3. Указ. соч. С. 13—14.

Закрепляя юридическую силу решений Конституционного Су­да, Федеральный конституционный закон "О Конституционном Су­де Российской Федерации", в частности, устанавливает, что: а) ре­шения Конституционного Суда окончательны, не подлежат обжало­ванию и вступают в силу немедленно после их провозглашения; б) они действуют непосредственно и не требуют подтверждения дру­гими органами и должностными лицами; в) юридическая сила поста­новлений Конституционного Суда о признании актов неконституци­онными "не может быть преодолена повторным принятием этого же акта"; г) решения судов и иных органов, основанные на актах, при­знанных неконституционными, "не подлежат исполнению и долж­ны быть пересмотрены в. установленных федеральным законом слу­чаях"; д) "неисполнение, ненадлежащее исполнение либо воспрепят­ствование исполнению" решения Конституционного Суда России влечет за собой ответственность, предусмотренную федеральным за­коном1.

Данные и ряд других им подобных положений, содержащихся в конституционных и обычных федеральных законах, касающихся судебной системы России, составляют правовую основу не только правоприменительной, но и всей иной деятельности судов, включая правотворческую2.

Касаясь довольно распространенного среди авторов, выступаю­щих против признания судебной практики в качестве источника рос­сийского права, тезиса о несовместимости судейского правотворче­ства с парламентским в возможной подмене и дублировании первого вторым, следует сказать, что такого рода суждения и опасения не имеют под собой никакой реальной основы. Они порождены, скорее, эмоциональным, нежели рациональным настроем исследователей.

Дело в том, что правотворческая деятельность судов весьма существенно отличается от аналогичной деятельности российского парламента и в силу уже этого она не может ни подменять ее со­бой, ни тем более дублировать.

В отличие от парламентского правотворчества, особенность судейского правотворчества предопределяется тем, что: 1) "судеб­ное правотворчество всегда есть побочный продукт акта правосу­дия"3; 2) оно "не самостоятельно" в том смысле, что "привязано к основной функции судебной власти — осуществлению правосудия"; 3) оно осуществляется в рамках закона и на основе закона, исходя­щего от высшей законодательной власти страны; 4) правотворчество суда в значительной мере связано с толкованием (конкретизацией) права и восполнением пробелов в праве; 5) судебные правоположе-

ния вырабатываются судьями, как справедливо отмечается в лите­ратуре, только на основе "имеющихся норм и правовых принципов, а не своей субъективной воли"1; б) эти "правоположения" не должны противоречить существующим, и в первую очередь конституцион­ным законам; 7) сами по себе они не могут изменить или отменить закон; 8) существуют определенные границы и пределы судейско­го правотворчества, предусмотренные законом, которые, по мнению некоторых исследователей, представляют собой "стержень доктрины и практики прецедентного права, охватывающий сущность взаи­моотношений и компетенцию судебной и законодательной властей, гарантии от узурпации прав последней"2.

Наряду с названными существует еще целый ряд особенностей судейского правотворчества, принципиально отличающего его от парламентского правотворчества и свидетельствующего в том, что судейское правотворчество не только не противоречит, а тем более — не подменяет парламентское, а наоборот, дополняет его и обогащает.

Совершенно правы те авторы, которые, основываясь на опыте правотворческой деятельности судов современной России, категори­чески утверждают, что в настоящее время суды зачастую вынуж­дены и должны "создавать (творить) право, иначе их деятельность станет не просто неэффективной, а приведет к результатам, проти­воположным тем, которые от них вправе ожидать общество: они будут не защищать права, а способствовать их нарушениям"3.

5. Помимо объективных причин "вынужденное" правотворче­ство судов в современной России обусловлено также и субъектив­ными факторами. Среди них не последнюю роль играет весьма сла­бая, а в большинстве своем — вовсе отсутствующая юридическая подготовка отечественных законодателей — депутатов Государст­венной Думы и "сенаторов". Быть хорошим специалистом в "своей" области — певцом, борцом, стоматологом и пр. — вовсе не означа­ет быть хотя бы посредственным законодателем, способным не толь­ко механически читать предлагаемые проекты законодательных ак­тов, но и адекватно их воспринимать. Добротное законодательство требует к себе профессионального, а не любительского отношения. В противном случае будем иметь в стране и дальше то, что уже име­ем: чрезвычайно низкий уровень весьма разрозненного, внутренне противоречивого законодательства и соответствующий ему уровень экономической, социально-политической, культурной и иных сфер общества.

Для "корректировки" создавшегося, явно ненормального поло­жения в области российского правотворчества, несомненно, требует-

1 Ершов Е. Восполнение судом пробелов в трудовом законодательстве // Российская юстиция, 1993, № 24. С. 19.

2 Мартынчик Е,, Колоколова Э. Указ. соч. С. 22. 'Жуйков В. М. Указ. соч. С. 20.

1 Федеральный конституционный закон "О Конституционном Суде Рос­сийской Федерации". М., 1994. С. 79, 81.

2 См.: Жуйков В. М. Указ. соч. С. 18—20. 'Барак А. Судейское усмотрение. М., 1999. С. 121.

546

Гл. VIII. Правовые системы социалистических стран

547

ся внести новую, профессиональную струю в виде функций высших судебных инстанций и официального придания статуса источников права издаваемым ими актам.

Последнее тем более является сравнительно легко осуществи­мым и необходимым, что современная судебная власть России, глав­ным образом в лице Конституционного Суда, фактически уже осу­ществляет правотворческие функции1, и это признается подавляю­щим большинством отечественных авторов — теоретиков и практи­ков.

Расхождения по поводу правотворчества касаются в основном лишь частных по своему характеру вопросов, а не общей, главной проблемы. Имеются в виду, например, вопросы, касающиеся форм и содержания процесса судебного правотворчества, характера при­нимаемых при этом актов, соотношения судебных нормативных ак­тов с системой других нормативно-правовых актов, и т. д.2

6. Обобщая и систематизируя накопившийся за последние годы в России и других бывших советских республиках — ныне странах СНГ опыт судейского правотворчества и формирования судебных прецедентов, некоторые авторы предлагают разработать даже свою особую доктрину "судебного прецедента и прецедентного права". Ибо существующие теории судебного прецедента, равно, как и "лаконич­ные определения судебного правотворчества, — по мнению иссле­дователей, — не исчерпывают сложной и новой для стран СНГ про­блемы судебного прецедента и прецедентного права"3.

В совокупности с другими аналогичными предложениями и даже своеобразными призывами типа "пора определиться с оцен­кой юридической силы актов судебных органов"4, это свидетельству­ет, с одной стороны, о широте признания судейского правотворче­ства в нашей стране и других бывших советских республиках и соцстранах, а с другой — об осознании в новых условиях ее важ­ности и актуальности.

Не вдаваясь в обсуждение вопроса о необходимости, а главное, готовности к разработке доктрины судебного прецедента и самого прецедентного права применительно к России и другим странам СНГ, необходимо подчеркнуть, что в настоящее время, в любом слу­чае, требуется дальнейшая систематизация и "инвентаризация" накопившегося о судейском правотворчестве материала и акценти­рование внимания на наиболее важных в теоретическом и практи­ческом плане вопросах.

Таких вопросов много, и они весьма разнообразны. Примени­тельно, например, к правотворческой деятельности Конституцион­ного Суда России можно указать, в частности, на такие вопросы, которые касаются, прежде всего, форм или видов его правотворчес­кой деятельности. При ответе на вопрос: осуществляет ли Консти­туционный Суд правотворческие функции при осуществлении всех предоставленных ему законом полномочий или же только некоторых из них, более убедительным представляется мнение, согласно кото­рому участие Конституционного Суда в правотворчестве "осуществ­ляется преимущественно посредством разрешения споров о праве и официального толкования норм Конституции Российской Федера­ции, оформленных в виде общеобязательных решений"1.

Формы или виды правотворческой деятельности Конституци­онного Суда в этом смысле имеют довольно ограниченный характер. Они не распространяются на все "иные полномочия", предоставлен­ные ему Конституцией РФ, Федеральным договором и федеральны­ми конституционными законами2.

Соответственно в плане обладания юридической силой, а точ­нее — правовым характером следует говорить не обо всех актах, принимаемых Конституционным Судом, а преимущественно о его "итоговых решениях", именуемых постановлениями.

Последние, согласно Закону "О Конституционном Суде Россий­ской Федерации", принимаются по вопросам, связанным: с разре­шением дел о соответствии Конституции РФ законов и других пра­вовых актов, указанных в Законе; с разрешением споров о разгра­ничении компетенции между федеральными органами государст­венной власти, между высшими государственными органами субъек­тов Российской Федерации, между органами государственной власти РФ; по жалобам на нарушение конституционных прав и свобод граждан и по запросам судов о проверке конституционности приме­няемых ими в конкретном деле или подлежащих применению зако­нов; с толкованием Конституции Российской Федерации3.

Что же касается других решений Конституционного Суда Рос­сии, именуемых заключениями и определениями, то они, будучи юридическими актами, не являются нормативно-правовыми.

Из этого следует, что если постановления Конституционного Суда фактически выступают в качестве источников права, то его заключения и определения явно таковыми не являются. Принципи­альная разница между ними состоит в том, что если первые явля-

1 См. об этом: Гурова Т. В. Судебная власть и судебный прецедент в со­временной России (дискуссионные вопросы) // Атриум, 1997, № 1. С. 14—16.

2 См.: Авакьян С. А. Конституция России: природа, эволюция, совре­менность. М., 1997. С. 206—209.

3 Мартынчик Е., Колоколова Э. Указ. соч. С. 21.

4 Гурова Т. В. Судебный прецедент как формальный источник права и его место в системе источников права в России // Атриум, 1997, № 3. С. 8.

' Невинский В. В. Конституционный Суд Российской Федерации и пра­вотворчество в России // Вестник Конституционного Суда Российской Фе­дерации, 1997, № 3. С. 71.

2 См.: Федеральный Конституционный закон "О Конституционном Су­де Российской Федерации". Ст. 3.

3Там же. Ст. 3, п. 1—4. Ст. 71.

ются продуктом судейского правотворчества1, то вторые выступа­ют в качестве одного из возможных источников, материалом для та­кого правотворчества.

Нормативный характер постановлений Конституционного Суда состоит в том, что они, во-первых, имеют общеобязательный харак­тер, будучи рассчитанными на неопределенный круг лиц, а во-вто­рых, что они с неизбежностью предполагают многократность при­менения.

В качестве одного из примеров, подтверждающих это, можно сослаться на Постановление Конституционного Суда от 15 января 1998 г. по делу о проверке конституционности положений частей 1 и 3 ст. 8 Федерального закона от 15.08.96 "О порядке выезда из Российской Федерации и въезда в Российскую Федерацию" в свя­зи с жалобой гражданина №.

Суть вопроса состояла в том, что гражданин России N.. имею­щий постоянную прописку по месту жительства в Грузии (г. Тбили­си), но фактически в течение многих лет проживающий в г. Моск­ве, в 1996 г. обратился в УВИР ГУВД г. Москвы с заявлением о выдаче ему загранпаспорта. Однако ему в этом было отказано за неимением жилого помещения, наличие которого позволяло бы ему получить в г. Москве регистрацию по месту жительства или по ме­сту пребывания.

Межмуниципальный народный суд г. Москвы отказал N. в удовлетворении жалобы, сославшись на ст. 3 указанного Федераль­ного закона. При этом суд указал, что в соответствии с данной ста­тьей N. вправе обращаться за выдачей загранпаспорта только по месту жительства за пределами России, т. е. в Грузии.

Рассмотрев жалобу N.. Конституционный Суд РФ в своем по­становлении признал не соответствующими Конституции России положения ч. 1, ст. 8 Федерального закона "О порядке выезда из Российской Федерации и въезда в Российскую Федерацию" и ч. 2, ст. 8 этого же закона, на основе которых было отказано граждани­ну N. в выдаче загранпаспорта.

При этом суд рекомендовал «с учетом настоящего Постановле­ния "впредь до урегулирования федеральным законодателем поряд­ка оформления документов" во всех аналогичных случаях руковод­ствоваться ст. 27, п. 2 Конституции России, закрепляющей за рос­сийскими гражданами право свободного выезда за пределы России и беспрепятственного возвращения в Россию»3.

Нормативный характер данного Постановления проявляется в том, что, будучи принятым по конкретному случаю (по жалобе N0, оно: а) имеет общий характер, распространяется на всех граждан России, которые могут оказаться в аналогичной ситуации, в кото­рой оказался N. Иными словами, данное постановление рассчитано на неопределенный круг лиц; б) рассчитано на многократность при­менения (по крайней мере, фактически до приведения в соответ­ствие с Конституцией России оспаривавшихся положений Зако­на); и в) имеет императивный обязывающий характер.

В соответствии со ст. 6 Закона о Конституционном Суде России его решения "обязательны на всей территории Российской Федера­ции для всех представительных, исполнительных и судебных орга­нон государственной власти, органов местного самоуправления, предприятий, учреждений, организаций, должностных лиц, граждан и их объединений"1.

Принимая данное постановление, объявляющее отдельные по­ложения Закона или даже весь Закон неконституционным, Консти­туционный Суд России действует не только как "негативный зако­нодатель", отрицающий конституционность рассматриваемого поло­жения или акта и тем самым создающим правовую основу для его отмены, но и как "позитивный законодатель". Он указывает не толь­ко на то, как нельзя действовать правоприменителю в тех или иных случаях, но и как нужно и должно действовать в подобных ситуа­циях. И хотя он формально не создает новый закон, а только ука­зывает, каким он должен быть в соответствии с Конституцией, тем не менее он фактически закладывает его новую основу и фактически предопределяет правила, которые должны действовать до его при­нятия.

7. Аналогично обстоит дело с правотворческой деятельностью Конституционного Суда России не только в случаях разрешения дел о соответствии различных правовых актов Конституции, но и в боль­шинстве случаев, предусмотренных законом, когда требуется при­нятие Постановления Конституционного Суда. В особенности это касается актов толкования Конституции Российской Федерации, которые имеют не только нормативный характер, но и приоритет­ное значение перед другими видами ее толкования2.

Такого рода постановления Конституционного Суда "не явля­ются правоприменительными, индивидуальными актами, актами применения Конституции. Им присущи нормативно-интерпретаци­онный характер, обобщенность и обязательность"3.

'См.: Иванов С. А. Судебные постановления как источник трудового права / Судебная практика как источник права. М., 1997. С. 24—33.

2 См.: Вестник Конституционного Суда Российской Федерации, 1998, № 2. С. 19—25.

3Там же. С. 25.

1 Федеральный Конституционный закон "О Конституционном Суде Российской Федерации". Ст. 6.

2 См.: Хабривва Т. Я. Толкование Конституции Российской Федерации: теория и практика. М., 1998. С. 7.

3 Назаров Л. В. Конституционный Суд России и развитие конституци­онного права // Журнал российского права, 1997, № 11. С. 6.

Весьма важно при этом отметить, во избежание недопонимания, что нормы судебного правотворчества имеют довольно специфиче­ский характер, не всегда укладывающийся в традиционно сложив­шееся в отечественной юридической науке представление о них.

Речь при этом идет, в частности, о так называемых "индиви­дуальных правовых нормах", которые создаются судами и широко исследуются в зарубежной литературе. Имеется в виду также тот "нормативный симбиоз", который складывается в результате орга­нического сочетания индивидуальных норм с общими нормами.

Когда судебная ветвь власти создает "индивидуальную право­вую норму, то есть норму, обязывающую только стороны в деле, она участвует не в судебном правотворчестве, а просто в отправлении правосудия". Судебное же правотворчество, будучи неразрывно связанным с процессом создания индивидуальных правовых норм, самым непосредственным образом ассоциируется с формированием "обязывающего прецедента"1. Специфичность последнего заключа­ется в том, что содержащееся в судебном решении правило обязы­вает не только стороны в конфликте, но и все общество. "Творчество суда по отправлению правосудия приобретает тем самым общее дей­ствие"2.

Осознавая и стремясь подчеркнуть особенность судебного пра­вотворчества и порождаемых им норм, некоторые отечественные авторы вполне оправданно, на наш взгляд, именуют их "своеобраз­ными" нормами, или "квазинормами"3. Тем самым, как представля­ется, в определенной мере снимается тот искусственный пафос и острота спора, который время от времени возникает по поводу того, создает ли Конституционный Суд России новые нормы права или же он только применяет, толкует и уточняет уже существующие нор­мы. Является ли суд в этом смысле "правоприменителем" или же он одновременно выступает и в роли "судейского законодателя".

Исходя из особенностей судейского правотворчества и порож­даемых им "своеобразных" норм по сравнению с парламентским правотворчеством и порождаемых им обычных "классических" норм, вполне логичным было бы предположить, что в современных россий­ских условиях, на переходном этапе специфичность судейского пра­вотворчества и своеобразие исходящих от него норм с неизбежно­стью обусловливают также возникновение новых соответствующих им форм.

Речь при этом идет, в частности, о такой форме, или источни­ке права, порождаемым Конституционным Судом, как "правовая позиция Конституционного Суда"1.

В научной литературе "правовая позиция" представляется как "обобщенное" представление Конституционного Суда по конкретным конституционно-правовым проблемам. Это — "правовые выводы и представления Суда как результат интерпретации (толкования) Судом духа и буквы Конституции РФ и истолкования им конститу­ционного смысла (аспектом) положений отраслевых (действующих) законов и других нормативных актов в пределах его компетенции, которые снимают неопределенность в конкретных конституционно-правовых ситуациях и служат правовым основанием итоговых ре­шений (постановлений) Конституционного Суда"2.

Характерными особенностями неправовой позиции Конститу­ционного Суда" как источника российского права являются следу­ющие: а) ее общий и обязательный характер; б) обладание юриди­ческой силой, "приравниваемой к юридической силе самой Консти­туции"; в) наличие у нее "характера конституционно-правовой нор­мы, хотя таковой она никогда не становится"; г) схожесть "в судеб­ной и иной правоприменительной практике" с "характером преце­дента", хотя "таковой по своей природе не является"; д) ее самостоя­тельность как источника конституционного и иных отраслей права среди других источников права3.

Признание "правовой позиции Конституционного Суда" в ка­честве самостоятельного источника российского права в переходный период4 — период формирования рыночных отношений, повышения роли судебной власти, а вместе с тем и все более отчетливо выде­ляющегося процесса формирования судейского, прецедентного права в России, с одной стороны, означало бы давно назревшее признание судебного правотворчества, наряду с парламентским правотворче­ством в России. А с другой — ознаменовало бы собой нахождение некоего "компромисса" в явно затянувшемся и не всегда продуктив­ном споре между сторонниками существования прецедента как ис­точника права в России и сторонниками его полного отрицания.

1 Барак А. Судейское усмотрение. М., 1999. С. 122.

2 Там же.

'Савицкий В. А., Терюкова Е. Ю. Решения Конституционного Суда Российской Федерации как источник конституционного права Российской Федерации // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации, 1997, № 3. С. 75.

1 См.: Гаджиев Г. А., Пепеляев С. Г. Предприниматель—налогоплатель­щик—государство. Правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации. М., 1998. С. 55—67.

2 Витрук Н. В. Правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации: понятие, природа, юридическая сила и значение / Конститу­ционное правосудие в меняющихся правовых системах. М., 1999. С. 89.

3Там же. С. 91.

4 См. об этом: Гаджиев Г. Правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации как источник конституционного права / Конституци­онное правосудие в меняющихся правовых системах. М., 1999. С. 106—117.