Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Marchenko_M_N_2001_Sravnitelnoe_pravovedenie_Obschaya_chast.doc
Скачиваний:
186
Добавлен:
24.01.2021
Размер:
4.74 Mб
Скачать

судебной системы США, а лишь Верховного суда страны и Верхов­ных судов штатов.

В отличие от английской правовой и судебной систем, где в силу одинакового статуса всех принимаемых парламентом актов, суд не занимается их оценкой и подгонкой в процессе их правоприме­нения и толкования под определенные конституционные стандарты, в США дело обстоит иначе. А именно: здесь суд наделен правом рас­смотрения законов под углом зрения их соответствия или несоответ­ствия Конституции. И в случае несоответствия Верховный суд феде­рации или штата фактически "аннулирует" рассматриваемый закон, признает его "неконституционным"1.

В плане соотношения закона и прецедента это означает, что в США законы "полностью не интегрируются" в правовую систему страны до тех пор, "пока их значение не уточнено судебными реше­ниями".

Типична при этом позиция Верховного суда США, который отказывается решать вопрос о соответствии закона штата Консти­туции США, "если суды этого штата не уточнили при толковании действительного значения данного закона. Федеральные суды в слу­чаях, когда им приходится применять право штатов, также прояв­ляют нерешительность, если соответствующие законы не были ис­толкованы судами данного штата"2.

Таким образом, существующая в США практика судебного кон­троля за конституционностью принимаемых законов ставит после­дние, так же как и в Англии, в большую зависимость от судебных решений.

При этом вовсе не обязательно, что суд полностью объявляет тот или иной закон неконституционным и полностью "исключает" его из правовой системы. Еще в начале XX в. известный американ­ский юрист Р. Паунд установил как минимум четыре возможных варианта отношения американских судов к новому закону и возмож­ного его "включения" в правовую систему.

Они предусматривают как полное или частичное включение содержащихся в нем норм в правовую систему США, так и такое же дифференцированное ("выборочное") их невключение. Причем в каждом из этих случаев есть свои собственные варианты.

Так, в случае признания вновь принятого закона конституци­онным он может рассматриваться и применяться в одном вариан­те — "лишь в качестве основания для применения аналогии в отно­шении той или иной нормы права". В другом же — одновременно "в качестве самой нормы" (совокупности норм) и в качестве "прин­ципа, который способствовал обоснованию данной нормы".

Аналогично обстоит дело и в случае непризнания вновь приня­того закона конституционным1.

Прерогативы Верховного суда США и Верховных судов отдель­ных штатов определять судьбу того или иного закона с помощью принципа конституционности, несомненно, значительно повышают роль судебных решений как источника американского права в си­стеме других источников права, в том числе — законов2.

Вместе с тем, они способствуют дальнейшему повышению пра­вотворческой роли и самих судебных органов, в особенности Верхов­ного суда Соединенных Штатов Америки, не связанного ни своими собственными решениями, ни жесткими правилами, касающимися установления, изменения или отмены прецедентов.

§ 5. Другие источники англосаксонского права

1. В правовых системах стран общего права, наряду с преце- дентами и законами, важную роль играют и другие источники права. Среди них — делегированное законодательство, обычаи, правовые доктрины и "судейский разум".

В юридической литературе эти источники зачастую относят к разряду второстепенных источников права на том основании, что они получили меньшее распространение и признание, чем преце­дент и закон. Однако это скорее количественный, нежели качествен­ный критерий. Ибо в реальной жизни, например, некоторые деле­гированные акты по своей значимости и юридической силе не усту­пают обычным парламентским актам, а правовые доктрины и обы­чаи — прецедентам. В силу этого, во избежание путаницы и некор­ректных оценок более приемлемым представляется относить их просто к разряду "других", менее распространенных, но не менее важных в своей сфере по сравнению с законами и прецедентами ис­точников права.

Рассмотрим каждый из этих источников права в отдельности.

2. Делегированное законодательство. Этим термином обознача- ется система законодательных актов, принятая различными госу- дарственными органами на основе полномочий, переданных им пар- ламентом или другими представительными органами.

Среди авторов, занимающихся проблемами делегированного законодательства, нет единого мнения в том, что оно собой представ­ляет и от каких органов делегируются полномочия на его издание.

Так, в одних случаях делегированное законодательство ассоци­ируется с передачей соответствующих полномочий только от пар­ламента. Соответственно, термином "делегированное законодатель­ство" обозначаются все законодательные акты, издаваемые госу-

lEddey К. Op. cit. Р. 115.

2 Давид Р., Жоффре-Спинози К. Указ. соч. С. 304.

1 См.: Pound R. Op. cit. P. 383—384.

2 См.: Гуценко К. Ф. Уголовная юстиция США. М., 1379. С. 14—22.

І

дарственными органами, "находящимися под властью парламента и действующими в процессе принятия этих актов на основе полномо­чий, переданных им от парламента"1. Данная точка зрения харак­терна для английских теоретиков и практиков, имеющих дело с делегированным законодательством.

В других случаях делегированное законодательство, называе­мое иногда "субординированным законодательством", ассоциируется с правотворчеством, осуществляемым "субординированными" орга­нами на основе полномочий, переданных им не только от парламен­та, но и от других представительных органов. В качестве таковых называются, в частности, высшие законодательные органы субъек­тов федерации. В США — это легислатуры штатов, в Канаде — ле­гислатуры провинций и т.д.2

В-третьих же случаях указывается лишь на то, что делегиро­ванное законодательство непосредственно не исходит ни от парла­мента, ни от легислатур, а "издается другими органами или долж­ностными лицами"3.

Существуют и иные воззрения на понятие делегированного законодательства и источники его происхождения. Несмотря на име­ющиеся между ними различия, все их можно свести к следующе­му общему знаменателю — представлению о делегированном зако­нодательстве.

Во-первых, делегированное законодательство не издается выс­шими законодательными (представительными) органами, но всегда полномочия на издание этих актов исходят именно от них.

Вопрос о праве передачи таких полномочий обычно не вызы­вает возражений и споров в большинстве стран общего права, за исключением США и некоторых других стран.

В США время от времени поднимается вопрос о правомерно­сти делегирования полномочий на издание соответствующих актов, поскольку данный процесс, по мнению противников делегированного законодательства, противоречит духу теории разделения властей.

В Англии процесс передачи части полномочий парламента по принятию законодательных актов другим органам считается впол­не естественным и правомерным. Обосновывается он доктриной вер­ховенства парламента. Выводится и оправдывается он также вер­ховенством парламента, который как "суверенный институт" может или сам принять "любой акт, какой только захочет", или же пору­чить это сделать по его полномочию любому другому органу4.

Правомерность делегированного законодательства в Англии обосновывается, кроме того, сугубо прагматическими по своему ха-

рактеру аргументами, а именно — необходимостью дальнейшего развития и совершенствования статутного права.

Сама сущность, а вместе с ней и форма закона значительно улучшились бы, писал еще в начале XX в. А. Дайси, "если бы ис­полнительная власть в Англии могла, так же как и во Франции, по­средством декретов, ордонансов и прокламаций, имеющих силу за­кона, вырабатывать подробности применения общих принципов, заключающихся в законодательных актах"1.

В Канаде, так же как и в США, особенно в академических и судейских кругах, иногда поднимается спор по поводу правомерно­сти существования в этой стране делегированного законодательства2. Но он ведется совершенно на иной основе. Вопрос ставится так: могут ли высшие законодательные органы страны в лице парламен­та (на уровне федерации) и легислатур (на уровне провинций) во­обще делегировать свои полномочия другим органам, если они, бу­дучи институтами государства — члена британского Содружества, сами получили эти полномочия от "имперского парламента"? Ведь Канада — прежняя английская колония (с 1763 г.), а затем — до­минион (с 1867 г.) по форме своего правления в настоящее время яв­ляется конституционной монархией. Во главе ее стоит английская королева, представленная в стране генерал-губернатором. С фор­мально-юридической точки зрения это означает, что все государ­ственные органы Канады, включая законодательные, получают свои властные полномочия, соответственно, от британской Короны и "им­перского парламента".

Разумеется, в Канаде, равно как и в других государствах — членах британского Содружества (например, в Австралии), англий­ская королева только "царствует, но не правит". Однако это не ме­шает, используя издавна сложившиеся конституционные каноны и положения о верховенстве парламента и неделимости законодатель­ной власти, вполне закономерно ставить вопрос о спорности или даже о недопустимости двойного делегирования законодательных полномочий, а вместе с тем — и самого делегированного законода­тельства3.

Во-вторых, полномочия по принятию делегированных актов, согласно действующему в странах общего права законодательству и сложившейся практике, могут передаваться как правительству, так и другим "субординированным" органам.

Делегирование законодательных полномочий правительству может осуществляться двумя основными путями.

Это чаще всего путем принятия специального закона, наделя­ющего правительство правом издавать в порядке делегированного законодательства те или иные акты. В качестве примера можно со-

1 Eddey K. Op. cit. P. 120. 2Cm.: Hogg P. Op. cit. P. 284.

3 Dalton P., Dexter R. Constitutional Law. L, 1976. P. 104; Hogg P. Op. cit. P. 284.

4 Wade E., Bradley A. Constitutional Law. L., 1978. P. 44—48.

1 Дайси А. Основы государственного права Англии. М., 1907. С. 62.

2 См.: Hodge V. The Queen. (1883). 9 App. Cas. 117. 2 Hogg P. Op. cit. P. 284.

слаться на английский закон "О чрезвычайном положении" (1920 г.), позволяющий Короне объявлять в стране чрезвычайное положение, а правительству — незамедлительно принимать соответствующие меры, в том числе и правовые.

Издаваемые правительством в порядке делегированного зако­нодательства акты могут выступать в различных формах. Наиболее распространенной из них является "приказ" (Order). Высшим по юридической силе среди этих "приказов" рассматривается "приказ в Совете" (Order in Council). Он издается правительством на осно­ве делегированных полномочий, полученных им от Тайного совета и Короны. Для принятия этого акта требуется соблюдение особых условий, в основном процедурного порядка1.

Другим путем делегирования законодательных полномочий от парламента правительству является издание им таких составлен­ных в самых общих фразах и выражениях законов ("скелетное за­конодательство", "закон — рамка"), которые a priori требуют для своего применения принятия соответствующих правительственных актов — решений.

Многие парламентские статуты, издаваемые в настоящее вре­мя, требуют для своего эффективного применения разработки ог­ромного количества процедурных и иных положений, которые не могут содержаться в обычных законах, а привносятся из других нормативно-правовых актах, издаваемых в порядке делегированного законодательства. В качестве примера приводится право социаль­ного обеспечения Англии, которое "закрепляет лишь общие положе­ния системы социального обеспечения", а все "бесчисленные дета­ли", касающиеся применения этого права, содержатся в правитель­ственных и иных актах2.

Кроме правительства в целом полномочия на издание делеги­рованных актов могут передаваться также непосредственно "мини­страм Короны". Это наиболее распространенная "форма" делегиро­ванного законодательства. Широта и интенсивность ее использова­ния в Англии и ряде других стран общего права объясняется преж­де всего тем, что в них, в отличие от романо-германского права, исполнительные органы, включая министерства и ведомства, дей­ствующие "на основе закона", и не имеют полномочий издавать свои собственные акты "во исполнение закона".

Для того чтобы издать акт, исполнительный орган должен быть наделен соответствующими законодательными полномочиями (statutory powers), которыми он наделяется через закон. Закон в данном случае выступает в качестве "основы исполнительного нор­мотворчества"3.

Акты, издаваемые министрами в порядке делегированного за­конодательства, именуются "статутными документами" (statutory instruments). В Англии их издается более двух тысяч ежегодно. На­ряду со "статутными документами", которые исходят не только от министерств, но и от других "центральных правительственных ве­домств", такого рода делегированные акты стали за последние де­сятилетия "одним из важнейших источников права"1.

Нормотворческие полномочия в порядке делегирования пере­даются наряду с названными также и другим органам. В большин­стве стран общего права — это местные органы, делегированные акты которых нередко требуют "подтверждения" со стороны соот­ветствующих центральных министерств и ведомств. В Англии — это еще, кроме того, некоторые частные учреждения и корпорации, а также судебные органы. Последние в порядке делегирования пол­номочий от парламента (как правило, путем издания "уполномачи-вающих" законов) могут принимать, например, процедурные и иные правила.

В-третьих, делегированное законодательство зачастую имеет (временной" и всегда — целевой, "строго функциональный харак­тер").

"Временной" характер делегированного акта означает, с одной стороны, ограничение по времени его действия (например, действие акта лишь в течение периода чрезвычайного положения), а с дру­гой — по времени его принятия и вступления в силу. Например, со­гласно действующему законодательству в Англии (Statutory Instruments Act 1946), некоторые приказы (orders) и предписания (rйgulations) министров Короны, изданные в порядке делегирования им полномочий от парламента, подлежат утверждению одной из его палат в течение сорока дней после их издания. Если этого не слу­чается, данный акт министра как "статутный инструмент" прекра­щает свое действие. Другие акты, изданные по "наиболее важным делам", должны в течение этого же срока получить обязательную поддержку обеих палат. В противном случае они теряют юридичес­кую силу2.

Целевой, "строго функциональный характер" делегированного законодательства означает, что делегированные акты издаются "не вообще", для регулирования тех или иных общественных отноше­ний, а для решения вполне определенных задач, для достижения конкретных целей.

Эта особенность делегированного законодательства объясняется тем, что оно всегда принимается только на основе и в рамках вла­стных полномочий, строго ориентированных на решение определен­ных задач.

■См.: Eddey К. Op. cit. Р. 120.

2 Seem R., Расе P. Op. cit. Р. 9.

3 Богдановская И. Ю. Закон в английском праве. С. 122.

'Eddey К. Op. cit. Р. 120.

2 Sim R., Расе P. Op. cit. Р. 58—59.

Парламентские полномочия по изданию законодательных ак­тов, делегируемые другим органам или институтам, "всегда ограни­чены особыми, строго определенными целями. Все акты, принятые сверх данных полномочий, не будут иметь никакой юридической силы, поскольку они были изданы в нарушение предоставленных для их принятия парламентских полномочий"1.

Целевые, строго функциональные установки касаются не толь­ко "узко специализированных" актов, издаваемых в порядке деле­гирования полномочий парламента в сфере образования, здравоох­ранения, социального обеспечения и других сферах, где роль деле­гированного законодательства особенно резко возросла в послевоен­ные годы, но и актов более общего характера. Например, — к деле­гированным актам, издаваемым местными органами государствен­ной власти и управления, или к актам, принимаемым в порядке делегирования парламентских полномочий различными негосудар­ственными корпорациями. Парламентские полномочия передаются им в целях "установления хороших правил и мудрого правления"2. Большинство из этих актов требует утверждения со стороны соот­ветствующих министров.

В-четвертых, акты, изданные в порядке делегирования законо­дательных полномочий от парламента другим государственным или негосударственным органам, подлежат обязательному контролю.

В специальной литературе, посвященной рассмотрению данного вопроса на примере Англии, выделяются, как правило, три основ­ных вида такого контроля. Это — парламентский, судебный и адми­нистративный контроль. Иногда выделяются как самостоятельные виды контроля: контроль со стороны заинтересованных "групп дав­ления" или "групп интересов" и публичный контроль, осуществля­емый со стороны широких слоев населения (путем публикации кри­тических материалов в печати, выступлений с оценкой тех или иных актов по радио, телевидению и пр.).

Суть каждого вида контроля заключается в том, чтобы опре­делить, не нарушен ли принцип ultra vires, согласно которому лю­бой орган или организация, которым делегируются парламентские полномочия, в процессе своего нормотворчества не могут выходить за рамки этого полномочия3.

Парламентский контроль осуществляется специальными коми­тетами, действующими в каждой из палат парламента. Одна из его особенностей заключается в том, что прохождение парламентского контроля не освобождает делегированный акт от других видов кон­троля4.

По формам своего осуществления парламентский контроль бы­вает предварительным, заключающимся в представлении в комитет парламента проекта делегированного акта, который предполагает­ся принять, и последующим. Суть последнего контроля, в общем, заключается в том, что на рассмотрение и утверждение парламен­та представляется не проект, а сам принятый в порядке осуществ­ления делегированных полномочий акт1.

Судебный контроль, в отличие от "парламентского, не являет­ся постоянным контролем. Он имеет своеобразный выборочный ха­рактер. Одна из особенностей его заключается в том, что он осуще­ствляется судом лишь тогда, когда в процессе судебного разбира­тельства суд "сталкивается" с делегированным актом. При рассмот­рении конкретного дела и оценке собранных доказательств суд од­новременно решает вопрос и о действительности данного акта, ко­торый рассматривается как с процедурной точки зрения, так и по существу (с точки зрения соблюдения принципа ultra vires).

Особенность административного контроля заключается в том, что он осуществляется не законодательными или судебными, а ад­министративными органами, в первую очередь министерствами и центральными ведомствами.

В настоящее время в Англии, Канаде, Австралии и некоторых других странах общего права наблюдается тенденция расширения административного контроля прежде всего за счет парламентского контроля. Эта неблагоприятная тенденция ведет к тому, что конт­роль "за исходом" делегированного законодательства "все больше и больше ускользает из рук избранных представителей народа и пе­реходит в руки разного рода чиновников"2.

Аналогичная мысль высказывается и в работах отечественных авторов, справедливо полагающих, что в случае утверждения "вер­ховенства административного контроля" любой делегированный акт будет считаться действительным уже на том основании, что "он признан таковым министром". Подобное положение приводит к дальнейшему усилению исполнительной власти, а также к тому, что неисполнительные органы государства, издающие делегированные акты, становятся бесконтрольными"3.

Несомненно, это будет способствовать дальнейшему самоутвер­ждению делегированного законодательства как источника права, возрастанию его функциональной роли и значения в системе регу­лятивных средств по мере развития общества и государства.

Появившись впервые в Англии в XVII в., когда, согласно окон­чательно сформировавшейся доктрине, считалось, что "вся зако­нодательная власть в стране принадлежит только парламенту, а все другие правотворческие органы получают ее лишь от парламен-

1 Sim R., Pace P. Op. cit. P. 58.

2Eddey K. Op. cit. P. 120—121.

3Cm.: Sim R., Pace P. Op. cit. P. 58.

4 Wade E., Bradley A. Op. cit. P. 616—619.

1 См.: Богдановская И. Ю. Закон в английском праве. С. 131—134. 2Sim R., Расе P. Op. cit. Р. 58.

'Богдановская И. К). Закон в английском праве. С. 134.

та"1, делегированное законодательство уже в конце XIX — начале XX в. практически охватило собой большинство сфер жизни обще­ства и стало одним из наиболее массовых источников права. Тенден­ция усиления роли делегированного законодательства особенно рез­ко проявилась во второй половине века.

Одна из основополагающих причин появления, а затем доволь­но быстрого развития делегированного законодательства заключа­ется в том, что оно является более мобильным и оперативным, чем статутное право, и что в случае непредвиденных обстоятельств, ког­да требуется срочное принятие законодательных актов, его можно использовать, не дожидаясь очередной сессии парламента2.

Среди других причин повышения значимости делегированно­го законодательства в системе источников права следует назвать следующие: относительная гибкость составляющих его нормативных актов, способность их значительно быстрее реагировать на изменив­шиеся жизненные обстоятельства, нежели это могут делать более фундаментальные и довольно консервативные парламентские ста­туты.

Не последнюю роль в процессе расширения делегированного законодательства и усиления его воздействия на общественные от­ношения играют и такие факторы, как "способность" некоторых из них вводить в действие парламентские статуты, изменять и допол­нять их содержание, а в ряде случаев и временно подменять их.

Во всех тех случаях, когда делегированные ("субординирован­ные") акты издаются для регулирования отношений, возникающих в социальной или иных сферах жизни общества с полным соблюде­нием процедуры их принятия, они практически выступают на таком же уровне, как и сами статуты, на основе которых они были подго­товлены и изданы'.

Разумеется, было бы ошибочным приравнивать все делегиро­ванные акты к парламентским статутам и рассматривать их как некие равнодействующие акты. В теории и на практике это не все­гда выглядит именно так.

Далеко не все акты, издаваемые в порядке делегированного законодательства, по своей юридической силе могут подниматься до уровня соответствующих парламентских стартов. Например, тако­выми не могут быть по своей природе и характеру акты, принима­емые на основе делегированных полномочий высшими учебными заведениями, профсоюзами, железнодорожными и иными компани­ями, и др. Они рассчитаны на относительно узкую сферу примене­ния и на ограниченный круг юридических и физических лиц. Такие акты идут в одном блоке с соответствующими статутами и играют второстепенную роль.

Однако по-иному дело обстоит со многими делегированными актами, исходящими от правительства (например, издающимися в связи с чрезвычайными обстоятельствами) или от министров Коро­ны. Нередко они вносят существенные изменения или дополнения в соответствующие статуты, на базе которых они разрабатывают­ся и принимаются, и "модифицируют" статутное право.

Такие проявления делегированного законодательства по отно­шению к отдельным статутам и ко всему статутному праву в целом традиционно вызывают критические замечания у некоторых запад­ных авторов, не без оснований полагающих, что "разрешить испол­нительной власти вносить изменения в принятый парламентский закон явно опасно"1.

Опасность эта заключается в подмене законодательных актов, издаваемых высшими представительными органам и, актами при­нимаемыми исполнительно-распорядительными органами. Практи­чески это означает подмену законодательной власти в стране испол­нительной властью.

Подобного рода предостережения, несомненно, оказывают оп­ределенное сдерживающее воздействие на процесс развития деле­гированного законодательства. Тем не менее опасность подмены од­ного другим, развития делегированного законодательства "за счет" статутного права потенциально сохраняется.

В настоящее время проблема соотношения статутного (законо­дательного) и правительственного (исполнительного) нормотворче­ства "стоит наиболее остро". Акты правительства не только высту­пают "наравне с актами парламента, но и зачастую подменяют их". Подобное положение является следствием общего возрастания роли правительства в Англии и в ряде других стран общего права на современном этапе2.

Выступление делегированного законодательства в некоторых своих проявлениях наравне со статутным законодательством, повы­шение его значимости в системе регулятивных средств дает полное основание рассматривать его при определении источников права в качестве самостоятельного источника права. Рассмотрение же его в качестве "подзакона" наряду с "законом" в структуре "норматив­но-правового акта", как это делается в отечественной и отчасти в зарубежной юридической литературе, чревато значительными не­точностями. В формально-юридическом аспекте такая постановка вопроса может считаться в основном корректной, а в практическом плане она является не верной.

3. Обычай. Правовой обычай. Существует множество различ­ных определений понятия обычая и много разных представлений о

'Wade Е., Bradley A. Op. cit. Р. 606. 2 Ibid.

3См.: Keneth S., Keenan D. English Law. P. 9.

' Филлипс У. Конституционное право. М., 1950. С. 394. 2 Богдановская И. Ю. Закон в английском праве. С. 127.

нем, каждое из них по-своему "вписывается" в логическую струк­туру англосаксонского, равно как и любого иного права.

В отечественной научной литературе обычаи рассматривают­ся, например, в виде правил поведения, сложившихся в результа­те их фактического многократного применения, в виде таких норм, которые становятся обязательными для граждан и их объединений в силу многократного их повторения.

Обычай — это "стереотипный способ поведения, который вос­производится в определенном обществе или социальной группе и яв­ляется привычным для их членов"1.

В зарубежной, в частности, английской литературе под обыча­ями понимают сложившиеся стереотипы или тенденции определен­ного поведения людей, имеющие, по общему правилу, подсознатель­ный, автоматический характер2.

В Международной энциклопедии сравнительного права терми­ном "обычай", вошедшим в повседневный словарный оборот всех народов и всех стран, обозначается "привычное поведение людей в данном обществе или локальном сообществе"3.

Существуют и другие в той или иной степени различающиеся определения понятия обычая и представления о нем. Однако все они сводятся к следующему.

Во-первых, обычаи — это правила поведения, которые никем сознательно, а тем более целенаправленно не устанавливаются и не санкционируются. Они складываются стихийно в процессе обще­ственной практики и повседневной жизнедеятельности людей.

Во-вторых, обычаи складываются в результате весьма дли­тельного, частого, многократного повторения одних и тех же дей­ствий одними и теми же лицами или группами (группой) лиц. Од­норазовые или эпизодически повторяющиеся действия не создают и не могут создать обычаев.

Известный немецкий ученый Л. Гумплович был прав, когда писал, что "согласно человеческий природе" частое повторение ка­кого-либо действия или "продолжительное, терпеливое перенесение такого" создает у людей стремление как "к известному действию, так и к перенесению чужих действий". Что человек делает снача­ла лишь в силу необходимости или "под давлением власти, то впос­ледствии становится у него уже обычным образом действия и нор­мальным перенесением такого давления, если необходимость эта постоянно повторяется, если сила эта воздействует на него в тече­ние продолжительного времени"4.

В-третьих, обычаи относятся к такому виду неправовых соци­альных норм, которые связаны с общественной психологией. Наряду с традициями, нравами, обыкновениями и обрядами обычаи склады­ваются и реализуются чаще всего импульсивно, на уровне эмоцио­нального, психического восприятия.

Однако со временем, по мере их дальнейшего развития и ут­верждения в общественной жизни, обычаи, все более утрачивая свой эмоциональный характер, усиливают свое рациональное начало, становятся активными регуляторами общественных отношений в странах общего права. Аналогичная эволюция в характере обыча­ев наблюдается также в странах, национальные правовые системы которых относятся к другим правовым семьям.

В-четвертых, обычаи соблюдаются не в силу опасения перед государственным принуждением или иными формами официально­го давления, а в силу выработанной привычки, естественной потреб­ности человека в определенной манере поведения, очерченной рам­ками этого обычая. Привычка становится "второй натурой" челове­ка (человек — "раб привычки"), его естественным желанием и по­требностью вести себя так, как это предписывается обычаем, а не иначе.

Конечно, было бы упрощением считать, что в процессе станов­ления и развития общества за обычаями не стояло никакой государ­ственной или общественной силы. Властвование действует сначала насильственно и "всеми соответствующими средствами порабоща­ет человека", но с течением времени, когда данное господство сумеет утвердиться, он привыкает к этому и тогда уже считает свое по­ложение вполне естественным. "Само собою разумеется, что держа­щий в своих руках власть еще легче и скорее осваивается с милой привычкой господствовать. И вот со временем проявление этой при­ятной привычки представляется ему как нечто зиждущееся на выс­шем порядке вещей и установленное самим Богом"1.

Итак, "естественная сила привычки, захватывая людей и в радости и в горе, ведет к тому, что как властвующие, так и подвла­стные со временем считают естественным, соответствующим выс­шему порядку и угодным Богу то положение вещей, которое перво­начально было создано насильственным путем"'.

Соблюдение норм, содержащихся в обычаях, на ранних стадиях развития общества обеспечивалось такими мерами общественного воздействия на нарушителей, как изгнание из рода или племени, лишение огня и воды и пр. По мере развития общества и становле­ния государства меры общественного воздействия качественно из­менялись, частично трансформируясь в меры государственного воз­действия. Наиболее отчетливо это проявилось на примере Англии,

1 Гумплович Л. Указ. соч. С. 349.

2 Там же.

1 Советский энциклопедический словарь. М., 1980, С. 925.

2 См.: Dictionary of Sociology and Related Sciences. P. 159.

3 International Encyclopedia of Comparative Law. L., 1973. Vol. II. Ch. 3.

P. 97.

4 Гумплович Л. Общее учение о государстве. СПб., 1910. С. 349.

где впервые, в рамках англосаксонского права обычаи стали одним из наиболее активных регуляторов общественных отношений.

На современном этапе развития общества те обычаи, которые служат одной из форм выражения норм морали, правил органи­зационного характера или норм культурного поведения, обеспечи­ваются в случае необходимости мерами общественного воздействия. Что же касается других обычаев, называемых правовыми обычая­ми, то они, как и все иные правовые акты, обеспечиваются государ­ственным принуждением.

Правовой обычай, о чем свидетельствует уже его название, является одной из форм (источников) англосаксонского права. Он органически сочетает в себе моральные требования, предъявляемые обществом и государством к поведению отдельных лиц и их объе­динений, с правовыми. Правовой обычай является своеобразным "нормативным актом", вбирающим в себя наряду с правовыми и моральные начала.

Исторически правовой обычай как источник права предшеству­ет всем другим источникам права. По мнению многих исследовате­лей, на основе обычаев изначально строились все национальные сис­темы права, включая английскую систему общего права.

В историческом плане "обычай стал той основой, на которой вначале было создано, а затем развивалось в течение всего средне­векового периода английское общее право"1.

Справедливости ради следует сказать, что не все авторы раз­деляют данное мнение. Некоторые из них считают даже "некоррек­тным" отождествлять общее право с обычным, особенно в настоящее время — в период широкого применения в Англии и других англо­язычных странах судебной практики2.

Английское право "не является правом обычным". Всеобщий старинный обычай королевства, на базе которого "якобы и сложи­лось общее право, всегда был чистейшей фикцией, созданной для того, чтобы устранить мысль о произволе судей"3.

Однако, несмотря на столь жесткие и категоричные суждения, никто из авторов-компаративистов не отрицает тот многократно подтвержденный и широко признанный факт, что исторически об­щему праву Англии, а следовательно, и общему праву как таково­му предшествовало обычное (собственно англосаксонское) право и что многие из предшествующих общему праву обычаев были ис­пользованы судами в процессе его становления и последующего раз­вития.

Сравнивая правовые обычаи с простыми обычаями, следует отметить, что правовые обычаи в основном имеют те же характер-

ные черты и особенности, что и неправовые обычаи, но с одной весь­ма существенной разницей. Первые, будучи санкционированы госу­дарством, приобретают юридическую силу и обеспечиваются в слу­чае их нарушения государственным принуждением. Вторые, непра­вовые обычаи, не обладая юридической силой и не будучи источни­ками права, обеспечиваются лишь общественным мнением.

Какими органами и как осуществляется процесс санкциониро­вания обычаев и придания им юридической силы в странах англо­саксонского права? Отвечая на этот вопрос, следует иметь в виду два обстоятельства.

Первое. В силу исторических, юридических и иных особенно­стей стран общего права данный процесс не является универсаль­ным, одинаковым для всех стран и не может быть таковым.

В США, например, такое "санкционирование" осуществляется в основном не федеральными, а местными органами, на локальном уровне. В Англии это происходит на общегосударственном уровне и осуществляется центральными государственными органами в лице судебных органов и парламента.

Именно с помощью этих институтов простой обычай превраща­ется в правовой и благодаря им "вписывается" ("абсорбируется") в английскую правовую систему. Иногда это происходит в "форме законодательных актов" (через парламент). Иногда же (особенно это верно было для ранних периодов развития английского права) это осуществляется в "форме судебных решений", когда суд в процес­се рассмотрения уголовных или гражданских дел опирается не толь­ко на закон, но и на обычаи, "включая" его таким образом в действу­ющую правовую систему1.

Второе. Далеко не все авторы, занимающиеся проблемами ан­глосаксонского права, разделяют мнение о том, что обычай приоб­ретает правовой характер не сам по себе, в силу своих особеннос­тей и самого факта своего существования в системе других регуля­тивных средств, а лишь в силу государственного санкционирования.

Простые обычаи всегда существовали и существуют во всех странах. Они вплетаются в жизнь и оказывают воздействие прак­тически на все сферы жизни общества. Это очевидно. Вопрос, одна­ко, состоит в там, какие из них имеют прямое отношение к праву и на основе каких своих особенностей могут признаваться правовы­ми обычаями2, а какие "не тяготеют" к праву и не могут призна­ваться таковыми?

Ответ на данный вопрос не может быть простым и однознач­ным. Решение его зависит от многих факторов и прежде всего от того, какое представление о праве, какая его дефиниция берется за основу.

1 Eddey К. Op. cit. Р. 132.

2 См.: Sim R., Расе P. Op. cit. Р. 39. 'Давид Р. Указ. соч. С. 323.

'Eddey К. Op. cit. Р. 132.

2 См.: International Encyclopedia of Comparative Law. N.Y., 1973. Vol. II. Ch. 3. P. 96.

Понимание природы и сути правового обычая не может быть одинаковым для тех, кто считает, что "любая правовая норма мо­жет исходить и исходит в действительности только от государства", и для тех, кто рассматривает право исходя из его "социологического видения", в гораздо более широком плане. А именно — в виде "со­вокупности всех норм, которые соблюдаются людьми" в силу лич­ных причин, считая их необходимыми для решения своих собствен­ных проблем или же в силу "необходимости поддержания обще­ственного порядка"1.

Если исходить из представления о праве как о совокупности норм, установленных или санкционированных государством (юриди­ческий позитивизм), то следует признать, что и правовой обычай мо­жет возникать не иначе, как с дозволения (санкционирования) го­сударства.

Этой позиции придерживаются все те английские и зарубеж­ные авторы, которые, следуя идеям известного английского фило­софа Джона Остина (1770—1859) о том, что "право — это всегда есть воля суверенной власти, воплощенной в государстве", считают, что обычное право в целом, как и отдельные, формирующие его право­вые обычаи, "не могут существовать сами по себе". Правовой харак­тер они получают лишь тогда, когда признаются и используются либо парламентом страны, либо судами2.

Иная картина складывается, когда за основу при рассмотрении вопроса о юридической природе и характере правового обычая, бе­рется более широкое, "социологическое" (по сути — естественно-пра­вовое) представление о праве.

При таком подходе возникновение, а вместе с тем изменение и прекращение юридической силы обычая, превращение его из простого обычая в правовой, вовсе не связывается с соответству­ющей деятельностью государства. Правовая природа обычая "вы­водится" при этом из его собственной природы и обусловливается не характерам его связей с государством ("одобряет" или "не одоб­ряет", санкционирует или не санкционирует), а наличием у него оп­ределенных признаков и черт, соблюдением в процессе его обра­зования и функционирования строго определенных требований и условий.

Следует заметить, что среди авторов, разделяющих данную позицию, нет единого мнения относительно того, каким должен быть обычай, чтобы рассматриваться в качестве правового, каким требо­ваниям и условиям он должен отвечать. Существует несколько в той или иной степени различающихся, но в целом сходных между со­бой ответов на данный вопрос.

Так, по мнению отечественного исследователя Г. Ф. Шершене-вича, правовой обычай должен отвечать следующим требованиям:

а) содержать в себе нормы, которые "основываются на правовом убеждении" и проявляются "в более или менее частом применении";

б) не противоречить разумности; в) не нарушать добрых нравов; г) "не иметь в своем основании заблуждения". О наличности правового обычая, резюмирует автор, можно говорить лишь тогда, когда "в ос- новании однообразно повторяемой нормы лежит правовое сознание или народное убеждение"1.

С точки зрения английского правоведа Н. Салмонда, правовой обычай должен быть прежде всего разумным; не противоречить статутному праву (законам); быть установленным "как бы по пра­ву", без использования силовых средств и должен иметь характер старинного обычая, существовать с "незапамятных времен"2. При этом "разумность" правового обычая в одних случаях связывается с фактом участия в процессе его применения присяжных заседате­лей. В других же (в случае неучастия последних в деле) — с фак­том рассмотрения дел несколькими судьями или даже одним судьей.

Что же касается требования "существовать с незапамятных времен", то в качестве такового в Великобритании считается обы­чай, существующий с 1189 г. Этот год является годом восхождения на английский престол короля Ричарда Первого (Ричарда Львиное сердце). Согласно вестмистерскому статуту 1275 г., действующему на территории Великобритании и в настоящее время, 1189 г. рас­сматривается как дата, с которой ассоциируется понятие "с незапа­мятных времен".

В судебном разбирательстве сторона, ссылающаяся на древний обычай, должна представить доказательства, что он является имен­но таковым. Но поскольку это сделать далеко не всегда просто и легко, то суд, по свидетельству наблюдателей, относится к этому с пониманием. Практически он "не настаивает на предоставлении ему абсолютных (positive — позитивных) доказательств того, что обычай уходит своими корнями вплоть до 1189 года"3.

Зачастую суд удовлетворяется тем, особенно при рассмотрении дел, "привязанных" к той или иной местности, что устанавливает факт существования искомого обычая на протяжении всей жизни старейшего жителя данной местности. Исходя из этого судом пре-зюмируется, что используемый обычай восходит к 1189 г., т. е. су­ществует с "незапамятных времен", и уже в силу этого должен рас­сматриваться как источник права, как правовой обычай4.

1 Шершеневич Г. Ф. Общая теория государства и права. Вып. 2. М., 1911. С. 440.

2Salmond N. Jurisprudence. L, 1982. P. 199. 'Sim R., Pace P. Op. cit. P. 39. 4 См.: Eddey K. Op. cit. P. 133.

1 International Encyclopedia of Comparative Law. Vol. II. Ch. 3. P. 96.

2 Sim R., Pace P. Op. cit. P. 40.