Глава IV

СРАВНИТЕЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ МЕЖДУНАРОДНОГО И НАЦИОНАЛЬНОГО (ВНУТРИГОСУДАРСТВЕННОГО) ПРАВА

§ 1. Относительно самостоятельный характер систем международного и национального права

1. Сравнительное правоведение в качестве объекта исследова- ния имеет не только национальные правовые системы, но и между- народное право (публичное и частное).

Изучение их в сравнительном плане неизбежно порождает ис­ходный вопрос о том, являются ли они вообще достаточно разде­ленными и самостоятельными правовыми системами, чтобы мож­но было проводить их сравнительный анализ.

Вопрос на первый взгляд кажется тривиальным. Однако за ним стоит довольно длительная интеллектуальная борьба.

2. Говоря об историческом разночтении относительно данного вопроса и о разнообразии существующих в мире вплоть до насто- ящего момента точек зрения, следует упомянуть, прежде всего, о том общеизвестном факте, что международное право как таковое, а следовательно, и его система весьма длительное время не призна- вались вообще.

Констатируя данное обстоятельство, известный представитель российской школы международного права Ф. Ф. Мартене (1845— 1909) писал еще в начале XX в., что далеко не все юристы "согласны в своих взглядах на значение науки международного права"¹. Если "такой замечательный публицист, — отмечал автор, — как Лоренц фон Штейн, относит ее к высшей области юридико-политических наук, то другие представители юриспруденции и преимуществен­но юристы-практики не находят возможным даже считать между­народное право за отрасль права" или "доказывают, что единствен­ным его предметом является осуществление в международных от­ношениях грубой физической силы"².

Основные причины долгого непризнания международного права Ф. Мартене и другие авторы усматривают в следующем. Во-первых,

¹ Мартене Ф. Ф. Современное международное право цивилизованных народов (по изд. 1904 г.) Т. I. / Общ, ред. и вступ, ст. Л. Н. Шестакова. М., 1996. С. 10.

² Там же.

Во-вторых, в сильном и продолжительном влиянии римского права на правовую жизнь стран Западной Европы и на их систему юридического образования, существенно затормозившем, по мнению Ф. Мартенса и ряда других авторов, развитие и признание между­народного права.

В Западной Европе и в особенности в германских университе­тах, констатировал Ф. Мартене, "изучение римского права и пандек­тов до самого последнего времени составляло почти исключитель­ный предмет образования юристов". Это "преобладающее господство римского права", по справедливому утверждению автора, "не только замедлило развитие других отделов права, но и утвердило тот лож­ный взгляд на юридическую науку, что только та система законов заслуживает названия науки права, которая непосредственно при­меняется в жизни, служит средством борьбы за повседневные ин­тересы лица, охраняется принудительной силой, — словом — мо­жет быть основана на римском праве"¹.

Международное право "в глазах цивилиста" и любого иного юриста, воспитанного на традициях римского права, "часто наруша­емое на практике и в большинстве случаев имеющее лишь отдален­ный интерес для частных лиц", не было частью правоведения, "по­тому он не находил возможным посвятить ему свои труды"².

С удовлетворением отмечая, что современные юристы и поли­тические деятели все чаще отказываются от этого воззрения "даже в Германии" и что римское право "постепенно сходит с того пьеде­стала, на который оно было поставлено в Германии силой обстоя­тельств прошлого времени", Ф. Мартене не без оснований заключа­ет: при существующем строе общественной жизни, когда народ пу­тем избрания своих представителей "призывается к участию в за­конодательстве и к управлению страной", знакомство лишь с Corpus Juris представляется далеко не достаточным, ибо "свод римского права не дает никакого ответа на многие жизненные вопросы, от которых зависит в настоящее время всестороннее развитие народов"³.

Более того, "было бы напрасным трудом пытаться определить международные отношения современных народов на основании принципов этого права". Римляне остаются неподражаемыми мас­терами "в формулировании положения гражданского права и в при­ложении юридического анализа, с которым каждый юрист должен относиться к изучению права вообще". В этом отношении римское право дает науке международного права тот практический метод, те орудия анализа, "посредством которых могут быть выяснены юридические нормы или законы".

¹ Мартене Ф. Указ. соч. С. 10.

² Там же.

³Там же. С. 10—11.

относительно самостоятельной системы права реалистической шко­лы права, безраздельно господствовавшей на рубеже XIX—XX вв., по словам Ф. Мартенса, "не только в науке истории, но также и в различных областях юриспруденции"¹.

Рассматривая господство физической силы как "единственный закон международных отношений", сторонники реалистической школы права выступали против признания "возможности осуществ­ления и определения правовых начал и законов в области между­народных отношений, а следовательно, и против признания между­народного права.

Основным аргументом при этом был тезис "об отсутствии при­нудительного характера положений международного права" и, в частности, о "недостатке законодательной власти и суда, общих всему союзу государств".

Одним из активных защитников данного тезиса, фактически сводящего суть международного права к силе, был Р. Иеринг. В своей небольшой по объему, но весьма насыщенной по содержанию работе "Борьба за право", вышедшей в свет в 1908 г. и получившей широкое признание, автор утверждал: "Цель права — мир, путь к нему — борьба"; "право есть не чистая мысль только, но живая сила", "понятие права не есть понятие логическое, но чистое поня­тие о силе".

Сила "не есть только средство для осуществления права, но она становится органической частью самого понятия о праве". Вот поче­му, рассуждал Иеринг, богиня справедливости, держа в одной руке весы для взвешивания права, в другой руке меч для его защиты. Меч без весов будет голой силой, весы без меча — бессилием права. "Меч и весы идут рука об руку, и идеал права достигается только там, где сила, с которой богиня справедливости осуществляет пра­во, равна ловкости и умению, с которыми она управляет весами"².

Оспаривая данный тезис, фактически сводящий сущность пра­ва к физической силе и на этом основании подвергающий сомнению правомерности и саму возможность существования относительно самостоятельной системы международного права, Ф. Мартене отме­чал: "Учение, согласно которому физическая сила и принуждение составляют существенную принадлежность права, смешивает две различные вещи". А именно — "самое право и принудительный по­рядок его осуществления"³.

Последний "имеет применение" обычно в тех случаях, "когда право и закон нарушаются". Поэтому "сила есть более элемент не­правды, чем права, которое в нормальном его существовании никог-

¹ Мартене Ф. Указ. соч. С. 11.

² Иеринг Р. Борьба за право. Спб., 1908. С. 1,3, 5—6.

³ Мартене Ф. Указ. соч. С. 16.

и на территорию, где существует лишь потенциальная возможность возникновения новых государств. Иными словами, международное право имеет глобальный характер и действует на любой террито­рии, "где нормы этого права должны применяться"¹, а националь­ное право — только на территории "своего" отдельно взятого госу­дарства.

Согласно воззрениям Г. Кельзена, в отличие от норм междуна­родного права, имеющих глобальный характер, юридические нормы, из которых возникают национальные правовые системы, являются локальными по своему характеру. Они формируют "локальные пра­вовые порядки", из которых затем складывается универсальный правовой порядок. Характер отношений, складывающихся при этом в рамках последнего между нормами национального права, с одной стороны, и нормами международного права, с другой, зачастую схо­ден с взаимоотношениями между нормами национального права и нормами морали².

Не вдаваясь в суть данного, весьма спорного утверждения, от­метим лишь, что в этом случае международное право без достаточ­ных для того оснований не признается в качестве автономной, от­носительно самостоятельной системы правовых норм, и тем самым практически исключается возможность его сравнительного исследо­вания с национальными системами права.

4. Исключается такая возможность и тогда, когда международ­ное право рассматривается лишь как отрасль права³, а не как от­носительно самостоятельная система права, или же когда оно трак­туется как неотъемлемая часть некоего "промежуточного" (inter­mediary) права, существующего, по мнению некоторых авторов, между национальным правом и собственно международным правом⁴.

Ибо такой подход к международному праву практически ничем не отличается от прежних, развивавшихся, в частности, Г. Кельзе-ном и другими авторами так называемых монистических подходов, при которых оно фактически лишалось признания в качестве само­стоятельной отрасли знаний и учебной дисциплины.

Подвергая критическому анализу подобные монистические воз­зрения на международное и национальное право, известный англий­ский ученый-юрист, специалист в области международного права Л. Оппенгейм, не без оснований писал, что монистическая доктри­на неправомерно отрицает многие вполне очевидные доводы и по­ложения. А именно — то, что: а) субъекты обеих систем права су­щественно различны и что в обеих системах в конечном счете "ре-

¹ Kelsen H. Op. cit. P. 325, 326.

² Ibid. P. 326, 328, 348.

³ Еллинек Г. Указ. соч. С. 273.

⁴ См.: Revue de droit international et de lйgislation comparйe, 1939, vol. 20. P. 339—408.

В тех же случаях, когда, согласно "внутригосударственному праву отдельного государства, международное право, как целое или в некоторых своих частях, признается внутригосударственным пра­вом этого государства, то это может быть лишь в силу внутренне­го обычая или закона". В этом случае соответствующие нормы меж­дународного права "путем их признания становятся одновременно и нормами внутригосударственного права".

Из этого следует один, но вполне конкретный и практический вывод, согласно которому "поскольку такое полное или частичное признание не имело места, то государственные суды не могут счи­таться связанными международным правом по той причине, что оно per se не имеет никакой власти над этими судами". Если же окажет­ся, что норма внутригосударственного права находится "в несомнен­ном противоречии с нормой международного права, то государствен­ные суды обязаны применить первую"¹.

Дуалистическая концепция получила свое дальнейшее разви­тие и широкое распространение особенно в послевоенные (после окончания второй мировой войны) годы. Окончательно сложившийся к этому времени двухполюсный мир, противостояние друг другу различных социально-экономических и политических систем в зна­чительной мере сняли с повестки дня вопрос о едином и неделимом миропорядке, "универсальной правовой системе" и пр.

Монистический взгляд на реальный статус и характер их вза­имоотношений международного и национального права все в боль­шей степени вытеснялся дуалистическим подходом. В известной мере идеалистическое монистическое представление о "едином ми­ровом правопорядке", единой "универсальной правовой системе" стало все более активно заменяться гораздо более реалистическим дуалистическим влиянием. Хотя это вовсе не исключает в настоя­щее время определенного влияния и монистических идей.

Однако как в отечественной, так и зарубежной литературе до­минирующим все отчетливее становится дуалистический подход.

Согласно "дуалистическим" представлениям, международное право рассматривается как "особая, отличная от правовых систем конкретных государств", относительно самостоятельная система права. Она складывается из "совокупности международно-правовых принципов и обязательных для всех государств норм"².

В отечественной научной литературе особо подчеркивается, что международное право — это обширная и быстро расширяющаяся система права, включающая в себя такие отрасли, как: право дого­воров (отрасль договорного права), право международных органи­заций, право международной безопасности, международное эконо-

¹ Оппенгейм Л. Указ. соч. С. 55—56.

² Международное право / Отв. ред. Г. И. Тункин. М., 1994. С. 73.