58. “Священная лига”.

Франция превратилась в неоспоримого лидера Запада. Добилась этого не экономическими или военными успехами, а всего лишь показным блеском. Пышность Версаля и королевского двора слепили другие страны. На Францию смотрели, как на что-то особенное, как нищие на удовольствия богачей. Снизу вверх. Европейские монархи стали подражать Людовику. Тоже принялись строить дворцы в меру возможностей, разбивать парки с фонтанами, внедрять балы, балеты, французский этикет. А попутно и французский язык стал «международным», вытеснял в сфере дипломатии латынь. Английские и немецкие авторы начали писать по-французски, перенимать приемы «прециозной» литературы – родные языки казались уже недостаточно утонченными. Но вместе с французскими стандартами распространялись и сопутствующие явления – разорение подданных, разврат, казнокрадство, взяточничество.

Французский король вообще избаловался. Любые выходки сходили ему с рук, и на внешней арене, а уж тем более внутри страны. Для него больше не существовало никаких мнений, кроме собственного. Последнюю оппозицию, «благонамеренных» католиков-ортодоксов, он раздавил, их организации запретил. Но и политику веротерпимости, которой держались Ришелье и Мазарини, Людовик отбросил, повел атаку на гугенотов. Хотя протестанты давно уже не были оппозицией. Они жили в окружении католического большинства и свое благополучие связывали только с защитой короля. Верно служили ему, протестантов было много среди военных, купцов, квалифицированных ремесленников.

Но Людовик полагал, что в его королевстве все обязаны думать и веровать единообразно. Сперва он действовал «пряником». Учредил “кассу обращения”: дворянину, перешедшему в католичество, платили 3 тыс. ливров, простолюдину – 6 ливров. А потом в ход пошел «кнут». Начали отбирать детей у родителей и перекрещивать их насильно. Король запретил гугенотам поступать на государственную службу и в учебные заведения, состоять в ремесленных цехах, исполнять обязанности юристов, врачей. Запретил даже похороны на кладбищах, они были вынуждены погребать покойников по ночам, тайком. В 1684 г. Людовик приказал размещать в протестантских городах и селах “миссионеров в сапогах” – драгун. Им было разрешено вытворять что угодно – жрать,пить, грабить, насиловать.

А в 1685 г. права на свободу вероисповедания, дарованные гугенотам прежними королями, были полностью отменены. Единственной легальной религией во Франции стал католицизм, а протестантов было велено хватать и определять на галеры. Основная их часть не стала этого дожидаться. Кто-то менял веру, другие хлынули за границу – эмигрировало 400 тыс. человек. Людовик предвидел подобный вариант, но считал его выгодным, надеялся даже одним выстрелом убить двух зайцев – избавиться от еретиков и поправить финансы их конфискованными богатствами.

Но вышло иначе. Состоятельные гугеноты подкупали чиновников, вывозили капиталы за рубеж. Львиную долю имущества все-таки побросали на родине, но и до казны не дошло ничегошеньки, все разворовали на местах. Зато Франция потеряла множество умелых офицеров, предпринимателей, крестьян. Большой поток беженцев устремился в Голландию, значительная часть из них перебралась в Капскую колонию, смешалась с нидерландскими переселенцами, и образовался народ буров. Некоторые из военных и технических специалистов отправились в Россию. А особенное гостеприимство проявил для них Бранденбург.

Его властитель, Фридрих Вильгельм, оторвав от Польши Пруссию, стал по германским меркам весьма крупным монархом. Правда, его государство жило скромненько, земли были неплодородными, их называли «песочницей Германской империи». Столица Бранденбурга Берлин оставался рядовым городком с населением 15 тыс. человек – меньше Устюга или Тобольска. Но Фридрих Вильгельм подобрал дисциплинированных и деловых чиновников, отладил действенную систему управления страной. Ко всему прочему, курфюрст был очень бережливым человеком. Вот он-то не поддался версальской заразе. Сногосшибательных дворцов не строил, балов не устраивал, он копил.

А в качестве специализации своей бедной страны он выбрал военное дело. Сформировал и обучил 30-тысячную армию, предоставляя ее тем, кто готов заплатить. Армия стала как бы государственным предпериятием, окупала себя, еще и приносила выручку казне. Шведы захотели повоевать с поляками – платили. Рим захотел, чтобы Бранденбург воевал со шведами – платил. Оранский зазвал в союз – извольте раскошеливаться. Фридриха Вильгельма зауважали, стали называть не не просто курфюрстом, а великим курфюрстом.

Он по-прежнему старался умножать число своих подданных. Привлекал любых переселенцев, проявлял полнейшую национальную и религиозную терпимость. От Кромвеля бежали роялисты, шотландцы, ирландцы, Фридрих Вильгельм их принимал. После реставрации побежали сектанты и республиканцы, их тоже принимал. Поляки после шведского нашествия развернули гонения на протестантов – великий курфюрст зазывал их к себе. Широко распахнул двери и для французских гугенотов. В его государстве всем нашлось применение: офицерам, купцам, мастеровым. А с собой они принесли спасенные капиталы, военные новинки, промышленные секреты и технологии. Так понемножечку, незаметно, начиналось возвышение еще одной европейской державы, Пруссии.

Но до того времени, когда она станет соперницей Франции, было еще очень далеко. Людовик XIV пока не видел достойных соперников. Он по-прежнему грезил себя великим завоевателем, приглядывался к Италии, мысленно примерял корону Германской империи. Лесть приближенных и своя же, французская пропаганда, кружили ему голову, убеждали в непобедимости. Когда сооружали очередную конную статую короля, он распорядился поместить у подножия скульптуру, изображающую реку Эльбу. Будущую границу своих владений он видел именно по Эльбе. Людовик сформировал особую группу чиновников, “палату присоединения”. Они рылись в архивах, выискивали в старых документах предлоги для захвата тех или иных земель. Но Людовик обходился и без предлогов. Однажды вдруг двинул войска и занял Страсбург. Без войны, просто так. Потом потребовал у Нидерландов г.Алост. Пояснил, что французы «забыли» включить его в прошлый мирный договор. Голландцы были вынуждены отдать город и гадали, что же еще «вспомнят» французы?

Однако Людовик помнил и о том, что уже дважды его завоевательные проекты были сорваны, каждый раз против него сплачивалась мощная коалиция. Теперь Испания надорвалась, Голландию крупно потрепали. Английского короля Франция прочно держала на крючке субсидий. Но при наступлении на Германию и Италию неизбежно предстояло столкнуться с германским императором. Правда, его империя давно уже стала формальным понятием, а Леопольд I, как уже отмечалось, был случайной фигурой на троне. К правлению не готовился, откровенно тяготился своими обязанностями. Старался свалить их на министров, а самому уединиться и заняться любимым делом, музыкой.

Под властью императора оставались Австрия, Венгрия, Чехия, часть Хорватии, но управляли ими крайне неумело, в бюджете никогда не могли свести концы с концами. Чтобы заткнуть одну дыру, дергали деньги из другой. Столица империи, Вена, оставалась небольшим и небогатым городом, ей было далеко до Парижа, Амстердама, Москвы, а уж императорский дворец Хофбург даже близко не лежал к Версалю. Он представлял собой беспорядочный лабиринт старых, запущенных зданий, строившихся в разные времена, некоторые были в аварийном состоянии. В этом муравейнике лепились друг к другу покои императорской семьи, правительственные учреждения, музей, больница [66].

Бедность и бесхозяйственность старались прикрыть внешней помпой. При дворе кормилась целая армия историков, возводивших род Габсбургов прямо к Ною. Императора окружали 2 тыс. придворных и 30 тыс. слуг (хоть в этом переплюнуть Людовика!) А церемонии в Хофбурге были накручены еще сложнее, чем во Франции. На каждый день, на каждый случай жизни существовал детальный сценарий. Кто из должностных лиц во что одет, какие слова должен произнести, сколько шагов сделать. Красные туфли и чулки полагались только Габсбургам, и нарушитель мог поплатиться головой. Там, где проходил или проезжал император, все были обязаны опускаться на одно колено. При упоминании его имени тоже преклоняли колени, за его здоровье при любом застолье поднимался первый тост.

Всеми силами подчеркивали исключительность его фигуры. Королей и герцогов много, а император один! Действительно, Австрия сама по себе мало значила, а Леопольд еще меньше, но его титул оставался очень весомым. Германские князья не подчинялись ему, но уважали, признавали своим почетным главой. При наступлении Франции на немцев он стал бы центром консолидации. Прежде чем развязывать следующие войны, Людовик счел полезным отвлечь Австрию и погромить ее чужими руками. А для этого существовали старый союз с Турцией и венгерские магнаты. Они были еще более своевольными и легкомысленными, чем в Польше. Польские паны вертели и государством, и своими королями, а мадьярские такой возможности не имели, поэтому вечно пребывали в оппозиции к императору, периодически бунтовали. К ним-то и поехали французские агенты с мешками золота, наобещали поддержку. Часть дворян во главе с Эмриком Текели восстала и призвала на помощь турок.

В Стамбуле тоже активизировалась французская дипломатия, а великого визиря Кара-Мустафу не требовалось особо уговаривать. Он горел желанием как-то загладить поражения под Чигирином, сейчас для этого открывалась великолепная возможность. Повод для войны ему подарили, венгры сами отдавались в подданство султана. Великий визирь лично возглавил армию, ее численность составила 100 тыс. воинов. Австрийцы и те из мадьяр, кто сохранил верность императору, пробовали остановить турок, но их разнесли и разметали. Османские полчища промаршировали Венгрию, вломились в Австрию. На второстепенные города не отвлекались, 14 июля 1683 г. подступили прямо к Вене.

Леопольд и его окружение бежали из столицы. Людей на защиту города стали поднимать не его сановники и не военные, а монах-проповедник Абрахам. За оружие взялись ремесленники, студенты, крестьяне из соседних деревень. Но собралось лишь 10 тыс. неопытного ополчения, не хватало орудий, боеприпасов. Вена была обречена. Леопольд взывал к европейским монархам, умолял о спасении. Некоторые германские князья рассудили, что было бы стыдно бросить императора в такой беде. К нему пришли отряды баварцев, франконцев, саксонцев. Совершенно неожиданно откликнулся и польский король Ян Собесский.

Для Людовика XIV это стало неприятным сюрпризом. В Польшу помчались его дипломаты, убеждали короля не вмешиваться. Сам Людовик писал ему, сулил золотые горы за нейтралитет. Но императора поддержал папа римский, а его влияние в Польше было посильнее французского. Собесскому внушали, что ему предоставился хороший шанс расквитаться за поражения, вернуть утраченную Правобережную Украину, а за ней, глядишь, и Молдавию, Валахию. Разыгралось и честолюбие королевы Марыси – ее супруг может стать спасителем империи и Европы! А с Францией у француженки Марыси были давние счеты, ведь ее отца выгнали со службы. С Леопольдом был заключен союз.

Положение Вены уже было отчаянным. В ней начался голод, защитники редели. Турецкая артиллерия и мины систематически разрушали стены, сбивали пушки. Но в ночь на 12 сентября подоспел Собесский, привел 25 тыс. польских гусар и украинских казаков. Он принял общее командование, еще с дороги начал рассылать распоряжения. Объединил вокруг своего корпуса немецкие и австрийские части – всего набралось 84 тыс. воинов. Кара-Мустафе король не дал времени изготовиться. Сразу по прибытии, среди ночи, начал строить войска к битве, а утром атаковал.

Но сказался еще один фактор. Под Веной находились уже не те непобедимые османы, которые перед этим легко громили Польшу! Костяк двух армий, десятки тысяч янычар, спагов, полег под Чигирином. Потери восполнили, навербовав случайных людей, они не имели ни навыков, ни духа повыбитых воинов. Турецкая армия не выдержала натиска, подалась и побежала. Только убитыми она потеряла 20 тыс. человек, бросила обозы, всю артиллерию. А Собесский не оставил ее в покое, ринулся а преследование. Великий визирь хотел уйти за Дунай, но его прижали к реке и опять стали громить. При панической переправе погибло еще 10 тыс. османов. Кара-Мустафа удрал в Белград, и его звезда закатилась. Султану требовался козел отпущения, и очередного поражения он визирю не простил, велел удавить его.

А Польша и Австрия воспрянули, ликовали. Оказалось, что они могут побеждать турок, и еще как! Решили продолжить войну, возвратить земли, которые у них были отобраны, наступать на Балканы. Венеция тоже не забыла, что султан поживился ее владениями, присоединилась к победителям. И уж конечно, не упустил своих интересов римский папа Иннокентий XII. Ватикан давно силился сколотить антитурецкую коалицию, чтобы самому возглавить ее – в 1684 г. она была создана, назвали «Священной лигой», а папа стал ее «патроном», верховным руководителем и координатором. Венецианцы принялись действовать по давним, опробованным методикам, запустили вереницы агентов в Черногорию, Албанию, слали туда деньги и оружие. На Балканах начались восстания…

Впрочем, такой вариант развития событий вполне устраивал и Людовика XIV. Пускай австрийцы лезут на восток, пускай увязнут там! А на западе Франция будет устанавливать свое господство. Императору он предложил Регенсбургский договор – потребовал признать все захваты, сделанные к этому времени французами. Воевать с турками и одновременно конфликтовать с Людовиком для Австрии было никак нельзя. Пришлось согласиться.

Но штатгальтер Нидерландов Вильгельм Оранский верно оценивал французские аппетиты и не тешил себя иллюзиями. Понимал – Людовик развяжет войну, невзирая ни на какие договоры. Вильгельм формировал большую армию. Генеральные Штаты теперь не спорили, выделяли деньги. Правда, они постарались переложить расходы на простонародье, и без того бедствовавшее. Вспыхнуло восстание в Роттердаме, но штатгальтер действовал жестко, подавил мятеж войсками. Он подагал, что для грядущего столкновения надо напрячь все силы и ресурсы. Вел переговоры, старался восстановить былую коалицию.

Поначалу его потуги были безуспешными. Императору было не до того. А немецкие князья после прошлых кошмарных вторжений просто боялись французов. Однако Людовик быстро наглел, начал откровенно задирать соседей. Тогда и в Вене спохватились, что могут остаться в дураках. Австрийцы начали секретные переговоры о союзе с Оранским. Подключили Испанию, припугнули, как бы Франция снова не напала на нее. Денежными субсидиями перетянули на свою сторону Швецию. Против французского короля стала складываться Аугсбургская лига.

Вильгельм Оранский надеялся вовлечь в нее и Англию. Но куда там! Ее корежили собственные проблемы. Оппозиция сочла, что Карл II не исполняет соглашения, подписанного при его возведении на престол. Не желает быть полной марионеткой, выполнять то, что продиктуют парламентарии, пытается играть самостоятельную роль. Но не станешь же объяснять это народу! Религиозные лозунги были удобнее. Шумели, что король связан с католиками, а его брат Яков и сам католик, мечтает восстановить католицизм. Опять подняли головы запрещенные пресвитериане.

Карл II был вынужден трижды распускать парламенты, а новые избирались еще хуже. Партия вигов протащила через парламент“Нabeas corpus act”, закон о неприкосновенности личности, и тут же организовала Райхаузский заговор, намеревалась прикончить и короля, и его брата. Дело раскрылось, партию вигов запретили, их принялись арестовывать, непосредственных участников казнили. Но оппозиция раздула возмущение, что Карл II нарушил законы, этот самый “Нabeas corpus act”. Голландцы посмотрели на такое дело и напали на Бантам – единственную британскую колонию в Индонезии. Погромили его, истребили английский персонал, кто сумел удрали. Отреагировать Карл II был не в состоянии, он сидел без денег, жил на подачки Людовика XIV, влез в долги. Но и потерю Индонезии ему, разумеется, поставили в вину. Почему недосмотрел? Почему не защитил интересы подданных – в том числе и совладельцев Ост-Индской компании, заседавших в парламенте?

Хотя британские толстосумы уже осознали, что опираться на сектантов и поднимать их на революции слишком опасно – они выходят из-под контроля, и сам же останешься в сплошных убытках. Но ведь эти толстосумы и не верили в сектантские бредни. Они годились для массы, для дураков. А для себя верхушка банкиров и купцов уже открыла другие учения, тайные. Ими поделились иудеи, каббалисты и прочие мудрецы. Учения были как раз для «избранных», и британская денежная элита вместо сект стала создавать иные организации – тоже для «избранных». Масонские ложи. Они были как бы вне политических партий, вне религий, ни под какие запреты не попадали. А их члены имели возможность вырабатывать общую политику, проталкивать нужных людей и готовить совместные действия.