19. Край и конец земли сибирской.

Россия уже была огромной державой. За Уралом лежали земли, где о событиях на Украине, о “соляном бунте”, даже о восшествии на престол нового царя узнавали несколькими годами спустя. И эти земли непрестанно расширялись на восток. Поморы, утвердившись в Мангазее, продвигались вдоль берегов “Студеного моря” – Ледовитого океана. Они умели строить отличные суда, кочи, по своей конструкции специально приспособленные для плаваний во льдах. По размерам кочи не уступали европейским каравеллам, на парусах при попутном ветре проходили за сутки до 250 км.

А дорогами сквозь дебри тайги служили реки. В состав экспедиций часто включали мастеров-корабелов, брали запас скоб, гвоздей, чтобы при возможности строить суда и передвигаться по воде. При Михаиле Федоровиче казачий десятник Василий Бугор доложил об открытии реки Лены, отряды атамана Ивана Галкина и сотника Петра Бекетова основали там г. Якутск. Он стал центром нового уезда. Экспедиция атамана Перфильева, построив кочи и спустившись по Лене, вышла в море и достигла р.Яны. Помощник Перфильева Иван Ребров с группой казаков совершил плавание еще восточнее, обнаружил р. Индигирку. Следом за ними отправились отряды Ивана Ерастова, Дениса Ерило, Дмитрия Зыряна, Михаила Стадухина, в долгих полярных плаваниях открыли Алазею, Колыму.

Группа томских землепроходцев Ивана Москвитина, придя на Лену, двинулась по ее притоку Мае, перевалила хребет Джугджур и дошла до Охотского моря. А письменный голова Якутска (начальник воеводской канцелярии) Василий Поярков возглавил большой поход в Приамурье. Спустились на ладьях по Амуру, увидели берега Сахалина, по Охотскому морю доплыли до р.Ульи и по пути Москвитина вернулись в Якутск. Немало землепроходцев погибало в нелегких трудах, боях, от болезней. Но они привозили чертежи и описания новых земель, закреплялись строительством острожков. Возникали Усть-Кут, Киренск, Илимск, Братский острог, Жиганск. Местные племена облагались “ясаком” (данью).

Впрочем, освоение русскими Сибири разительно отличалось от европейских завоеваний. Покорить силой многочисленные коренные народы было просто нереально. Русских тут было слишком мало, на всю Сибирь 2-3 тыс. служилых. У них не было мощных флотов с артиллерией. Якуты, буряты, тунгусы и другие сибирские жители умели делать прекрасное оружие, располагали конницей. А уж мелкие группы сборщиков ясака запросто могли уничтожить партизанской войной – ушли в тайгу, и ищи, куда исчезли.

Но в нашей стране издавна выработались особые принципы отношений с подданными племенами. Русские не задевали их верований, уважали чужие обычаи, сохраняли власть родовых князьков, тойонов, старейшин. Сам по себе ясак был небольшим. Так, с рядовых якутов брали 1 соболя в год, с богатых – 1 соболя с 4 голов имеющегося скота. А с безлошадных вообще не брали, считалось, что без лошади человек не может охотиться. Причем ясак не был и безвозмездной данью. Он признавался “государевой службой”. Те, кто сдал его, получали “государево жалованье” тканями, топорами и другими товарами.

К тому же, уплативший ясак получал право продавать излишки мехов по свободной цене, это тоже было выгодно. Наконец, «ясачные» получали защиту со стороны царской администрации и служилых. А в Сибири постоянно кипели межплеменные и межродовые свары, из степей местных жителей донимали набегами казахи и калмыки, на Дальнем Востоке маньчжуры. Нередко сибиряки сами просились в царское подданство, чтобы получить помощь против врагов, государевы воины и «ясачные» сражались плечом к плечу. Как тут было не сдружиться? Например, с бурятами у русских установились настолько хорошие отношения, что их называли “братами”, “братскими людьми”.

Конечно, бывало и иначе – знакомства с теми или иными племенами начинались с жестоких столкновений. Но землепроходцы были умелыми воинами. Обычно в первых отрядах шли казаки: донские, уральские, служилые. Многократно превосходящих противников одолевали напором, железной стойкостью, блестящей выучкой, брали у них “аманатов”-заложников. Ну а потом сибирские племена постепенно привыкали к русским, осознавали, что жить вместе с ними не так уж плохо.

Следом за землепроходцами на новые места приходили промышленники, охотники за пушниной или “рыбьим зубом” (моржовой костью). Это не возбранялось, на заработки отправлялись ватаги крестьян и посадских с Русского Севера. Сибирь считалась “государевой вотчиной”, и требовалось платить большую пошлину, 2/3 добычи. Но при удаче можно было разбогатеть, один “сорок” соболей (40 шкурок) стоил 400-550 руб., пуд моржовой кости – 15-20 руб., и желающих находилось немало. Приезжали и приказчики купцов, открывали фактории, выменивали пушнину на русские товары.

Но царская власть строго охраняла права “ясачных”. Все воеводы получали государевы наказы действовать “ласками, а не жесточью и не правежом”. Тех, кто еще не объясачен, предписывалось “прежде уговаривати всякою мерою ласкою, чтоб они… были под высокою рукою и ясак с себя платили”. Только в случае крайнего упорства и сопротивления допускались военные действия “небольшим разорением”. Запрещалось отбирать родовые земли, “ясачных угодий не имать”. Русским дозволялось селиться только в “порозжих местах”, а нарушителей, “кто у ясачных людей угодья пустошает”, царь приказывал выгонять вон и “бить кнутом нещадно”.

Хотя и простые казаки, стрельцы, охотники отнюдь не были склонны враждовать с местными жителями. Тут уж сказывалась исконная национальная черта – не задирать носа перед инородцами. Если для европейца любой африканец, индус, малаец и вообще человек, живущий не по западным меркам, однозначно признавался “дикарем”, то для русских коренные сибиряки были такими же людьми, как они сами. Отсюда напрашивалось и ответное отношение. Француз Лайоне писал: “Когда русский мужик… располагается среди финских племен или татар Оби и Енисея, они не принимают его за завоевателя, но как за единокровного брата, вернувшегося на земли отцов… В этом секрет силы России на Востоке”.

Расстояния в Сибири были огромными, их мерили не верстами, а “днищами” или месяцами дороги. В путешествия отправлялись на годы. Воевод Василия Пушкина и Кирилла Супонева назначил в Якутск в 1644 г. царь Михаил Федорович. А добрались они до места в 1646 г., при Алексее Михайловиче, приняли дела у атамана Галкина, временно исполнявшего воеводские обязанности. Экспедиции Стадухина и Ерастова вышли в полярные льды при Михаиле Федоровиче, а в Якутск возвратились тоже при другом царе. Стадухина за открытие Колымы произвели из казачьих десятников в пятидесятники. А Ерастова, совершившего два отважных плавания и покорившего юкагиров на р. Чуван, сочли особо отличившимся. Как было принято в таких случаях, назначили ехать в Москву, сопровождать “меховую казну”. Алексей Михайлович самолично беседовал с мореходом, слушал его рассказы и пожаловал рядового казака в дети боярские.

Конечно же, пригодилась и “меховая казна”, которую привозили в столицу Ерастов и прочие служилые. Сибирская пушнина была одним из главных русских богатств, она шла на экспорт, наполняя казну золотом и серебром, мешками пушнины вооружались дипломаты для подарков иностранным монархам, для подкупа полезных лиц за рубежом. Но освоение Сибири отнюдь не сводилось к охоте за мехами. Уже в XVII в. обращалось внимание на географические, геологические, биологические исследования. В Москве действовал приказ Рудного сыска, он рассылал воеводам запросы о полезных ископаемых, прилагал инструкции, как брать образцы, их пересылали в Москву для анализа специалистов. Таким же образом Аптекарский приказ собирал сведения о лекарственных растениях. Воеводы, получив эти распоряжения “по государеву указу” поручали “бирючам кликать по многие дни” на площадях и базарах – тем, кто сообщит полезную информацию, полагалось вознаграждение.

Якутский воевода Пушкин, приехав из столицы с соответствующими наставлениями, продолжил работу своих предшественников. Он снарядил еще одну экспедицию на Охотское море. Казаки под командованием Семена Шелковникова заложили у устья р.Охоты Охотский острог, построили суда, прошлись вдоль берегов и составили первую лоцию Охотского моря – “Роспись от Охоты реки морем идти подле земли до Ины и Мотыклея реки и каковы те места и сколько где ходу и каковы реки и ручьи пали в море, и где морской зверь ложится и на которых островах”.

Из донесений сибирских служилых в Москве узнали, что где-то в окрестностях Байкала находят серебро. Енисейскому воеводе поручили отправить отряд “для проведывания серебряной руды”. Возглавил его атаман Василий Колесников. К енисейцам присоединилась партия Ивана Галкина из Якутска. Вместе дошли до Байкала, построили Верхнеангарский острог. Но тут-то и сказалось, насколько важно поддерживать дружбу с местными жителями. Колесников повел себя заносчиво, вздумал собирать с бурят дополнительный ясак в свою пользу и поссорился с ними. Галкин пытался образумить енисейского атамана, но понял, что с ним каши не сваришь, и отделился. Колесникову пришлось отсиживаться в остроге, чтобы не перебили, совершили только вылазку по льду на южный берег Байкала. Галкин куда лучше умел договариваться с бурятами, и результаты стали весьма красноречивыми. Он обогнул Байкал с севера, заложил Баргузинский острог, а оттуда совершил поход на р. Шилку, все же добрался до серебряных месторождений.

Тем временем места по Лене обживались, река превратилась в довольно оживленную дорогу. На ней появлялись селения, судоверфи. В 1647 г. таможенная изба Якутска зарегистрировала 404 человека, отправившихся на “дальние реки” для “торгу и промыслу”, и 15 кочей, отчаливших к морю. Дальними реками считались Яна, Индигирка, Колыма. На Колыме каждое лето стали собираться ярмарки, и оборот у них был весьма солидным для той эпохи. Только одна компания ленских купцов за три года вывезла туда товаров на 5.977 руб., выручив за них пушнины на 14.401 руб.

Нашлись и желающие подзаработать иным образом. Все суда, следовавшие в Ледовитый океан и обратно, проходили через заполярный Жиганск. Начальство туда отродясь не добиралось, и предприимчивые людишки открыли в городке частные кабаки. Везти вино из России было слишком дорого, но его научились гнать из местной “сладкой травы” и “кислой ягоды”. Сюда приезжали на заработки якуткские, тунгусские, ламутские, ненецкие “гулящие женки”. Когда приходил корабль, в кабаках бурлило веселье, звенели домры, бубны, скрипки и гусли, в ходу были и запрещенные азартные игры – карты, “зернь” (кости), “тавлеи и лодыги” (шашки и шахматы). В общем, купцы и промышленники, наскитавшись по льдам и тундрам, получили отличную возможность “расслабиться” и расстаться с частью выручки.

На русском “диком востоке” появились даже пираты. Одним из них стал Герасим Анкудинов. Он сбежал со службы, набрал ватагу в 30 человек и на коче начал безобразничать в море Лаптевых. Грабил встречные суда, обобрал служилых и охотников в Нижнеиндигирское зимовье. Вторым “джентльменом удачи” стал первооткрыватель Лены Василий Бугор. Он совершил несколько успешных экспедиций, но счел, что его заслуги недостаточно ценят, захотел погулять самостоятельно. Сговорился с пятидесятниками Реткиным, Ивановым и 19 казаками, угнал в Якутске коч и двинулся по реке. Захватили несколько судов, в том числе казанских купцов Акинфиева и Колупаева, которые везли товаров на 1200 руб. Нападали на якутские селения, отбирали скот, пушнину. Добычу лихо прогуливалась в кабаках Жиганска.

Потерпевшие жаловались воеводе, царю. Но военных сил в здешних краях не хватало, на весь Якутский уезд было 350 служилых. Поэтому правительство на такие “шалости” смотрело философски. По челобитным о выходках Бугра Сибирский приказ распорядился: “Буде те казаки впредь объявятся и про то распросить и про грабеж всякими сыски сыскать, а по сыску взятое без прибавки доправить на них, отдати истцам”. Словом, если одумаются и вернутся, пусть возвратят награбленное “без прибавки” и служат дальше…

От местных жителей, якутов и юкагиров, землепроходцы давно уже знали, что восточнее Колымы существует еще одна большая река, “Погыча” – Анадырь. Воеводы записали сведения даже о том, что напротив устья “Погычи”, на “другом берегу”, лежит большая “новая земля”. То есть, русские успели узнать о проливе, разделяющем два континента, об Америке. Безуспешные поиски “Погычи” предпринимали Ерастов, Исай Мезенец, Семен Пустозерец.

А в 1646 г. на ярмарку на Колыме собралось несколько кораблей. Приехал сюда и приказчик купцов Усовых Федот Алексеев Попов (т.е. Федот Алексеевич Попов, хотя в литературе его часто называют Алексеевым). Он уже совершил несколько путешествий по Заполярью, полюбил такую жизнь. Наслушавшись рассказов о “Погыче”, Попов загорелся найти ее. Приказчиком (начальником) на Колыме был в это время казачий десятник Втор Гаврилов. Попов обратился к нему, чтобы тот назначил в экспедицию целовальника (т.е. представителя государственной власти, принесшего присягу с целованием креста). В этом случае предприятие получало официальный статус, отряд мог действовать от лица государства.

На должность целовальника вызвался Семен Дежнев. Он родился в Устюге, был рядовым казаком, но уже неоднократно зарекомендовал себя незаурядным воином и землепроходцем. Служил в Енисейске, Якутске. Письменный голова Поярков посылал его всего с двумя помощниками, чтобы уговорами образумить тойонов Огеевых, грабивших соседей. Когда восстал тойон Сахей, перебив сборщиков ясака и уничтожив посланный против него отряд, для переговоров снова направили Дежнева, и он сумел привести якутов к миру. Участвовал в экспедициях Зыряна и Стадухина. Впятером оборонял собранный ясак, попав в засаду сорока эвенов и выиграл бой, сразив их предводителя. Обеспечил казакам победу в тяжелой схватке с юкагирами-омоками, убил брата вождя, и омоки согласились покориться.

В Якутске у Дежнева осталась жена, якутка Абакаяда Сичю, маленький сын. Тем не менее, он пожелал отправиться в неведомое. Взял обязательство – на тех землях, которые будут открыты, собрать для казны “семь сорок пять” (285) соболей ясака. Гаврилов без колебаний утвердил его целовальником. Нашлись и другие энтузиасты. Летом 1647 г. 64 человека на 4 кочах вышли из устья Колымы на восток. Но погодные условия оказались неблагоприятными. Даже два судна, следовавшие по освоенному маршруту, с Лены на Колыму, не смогли дойти до цели из-за льдов, зазимовали на Яне. Экспедиция Попова и Дежнева тоже встретила сплошные льды и повернула назад.

Но и в Якутске Михаил Стадухин заинтересовал воеводу Пушкина поисками “Погычи”. Ему поручили сформировать отряд, и в 1648 г. он двинулся в путь. Этим летом погода установилась теплее, ледовая обстановка была лучше, чем в прошлую навигацию. Стадухин по дороге подчинил себе два коча, застрявшие на Яне. К нему присоединился и пират Бугор со своей ватагой – казакам надоело хулиганить и бражничать, потянуло к настоящему делу. Однако Стадухин опоздал. Пока он добирался до Колымы, Попов и Дежнев повторили свой замысел.

На этот раз добровольцев собралась еще больше. Примкнули на двух кораблях приказчики купца Гусельникова, решившие поторговать на неизвестных землях. На Колыму прибыл и второй пират, Анкудинов – буйный, своенравный, он потребовал от Втора Гаврилова, чтобы предприятие возглавил он, а не Дежнева. Но начальник по понятным причинам отказал. В июне 7 кочей отчалили из Среднеколымского острога. На бортах находилось 105 человек, в том числе женщина-якутка, супруга Попова (ее имя осталось неизвестным). Снаряжение экспедиции было довольно хорошим для того времени. На судах имелись навигационные приборы – глубинные лоты, солнечные часы, компасы-“матки”. Русские мастера изготовляли их в больших количествах, и только у приказчиков Гусельникова имелось 13 “маток в кости”.

Но кочи имели малую осадку. Их конструкция специально приспосабливалась для плаваний в прибрежной полосе, свободной ото льда. А Ледовитый океан своенравный. Его просторы освободились ото льда, зато заиграли свирепыми штормами. В Чукотском море эскадра попала в бурю. 2 корабля выбросило на берег, экипажи сумели спастись, но их перебили чукчи. Еще 2 судна унесло в неизвестном направлении – может быть, в Америку. В очередном шторме разбило и коч Анкудинова, он стал наполняться водой. Дежнев, рискуя своим кораблем, подошел к нему бортом к борту и снял экипаж.

Когда море успокоилось, два уцелевших судна, Попова и Дежнева, причалили к берегу. Перераспределили оставшихся людей. Анкудинов, видимо, еще обижался, что целовальником назначили не его, а Дежнева, перешел к Попову. Путешественники начали было осматриваться, куда они попали, чинить корабли и снасти, но чукчи встретили их враждебно. Собрали соплеменников и напали на стоянку. Под градом стрел пришлось уходить в море.

А через два с половиной месяца странствий два суденышка обогнули “Большой каменный нос”, который впоследствии назовут мысом Дежнева. Миновали пролив, позже названный Беринговым. Таким образом русские моряки обнаружили “край и конец земли Сибирской”. Они успели пройтись и по Берингову морю, открыли острова Диомида, Ратманова, Крузенштерна [27]. Но опять налетела буря и разбросала корабли. Коч Попова погнала на юг, а Дежнева долго носило по волнам и 1 октября выкинуло на берег южнее р.Анадырь.

Уже наступила суровая полярная осень. 24 казака распрощались с обломками судна, сквозь снега пешком зашагали на север. Почему-то знали, река, которую они ищут, находится там. Брели шесть недель, голодали. Еле дошли, но и на Анадыри лежала ледяная пустыня. Тогда отряд разделился. Половина, из тех, кто послабее, взялась оборудовать избу-зимовье, а те, кто еще сохранил силы, отправились искать местных оленеводов. Проблуждали двадцать дней, никого не обнаружили, и из двенадцати возвратилось трое. Остальные совсем ослабели, отправили товарищей за подмогой и не дождались ее, погибли.

Дежнев с товарищами обосновались в зимовье, кое-как подкармливались охотой и рыбалкой. За зиму голод и цинга унесли еще троих… Но все же выносливость и железная воля русских людей XVII в. могут показаться нам с вами просто непостижимыми! Их осталось всего 12 из 105! По сути они оказались “робинзонами”, потерпевшими крушение на диких полярных берегах. Однако они думали совсем не о том, как выбраться назад. Нет, они принялись выполнять задачу, ради которой прибыли сюда. Едва потеплело, едва люди оклемались от страшной зимовки, они построили лодки, начали обследовать реку.

Наткнулись на юкагиров-оноулов, те пришельцам совсем не обрадовались, взялись за оружие. В завязавшейся схватке Дежнева ранило, но горстка казаков одержала верх, юкагиры признали себя побежденными и согласились платить ясак. Землепроходцы заложили Анадырский острог, стали совершать походы, приводить “край и конец земли Сибирской” под “государеву руку”. С местными жителями примирились, сдружились, некоторые даже взяли юкагирок в жены. Кстати, именно в жены, а не в наложницы – годами спустя, когда предоставилась возможность, их крестили и закрепили браки церковным венчанием.

Ну а второй корабль экспедиции, Попова и Анкудинова, достиг Камчатки и причалил в Пенжинской губе. Во время зимовки оба руководителя, Попов и Анкудинов, “померли цингою”. Потом напали коряки, многих перебили, захватили в плен “якутскую бабу”, жену Попова. Впоследствии ее удалось освободить, от нее и узнали о печальной судьбе второго экипажа. От него остались “невеликие люди”, бежали от коряков на лодках и сгинули где-то в море.