32. Украинская измена.

Между Россией и Польшей установились весьма странные взаимоотношения. Условились мириться, но царское посольство несколько месяцев ждало в Вильно, а польское не приезжало. Зато литовские командующие, Гонсевский и Сапега, вовсю собирали войска, начали исподтишка занимать городки и местечки. Алексей Михайлович решил подтолкнуть панов, направил в Литву корпус Долгорукова. В августе 1658 г. он подошел к Вильно, выслал отряды в Ковно и Гродно. Сперва подействовало, Ян Казимир прислал делегацию. Но она принялась только переливать из пустого в порожнее.

Поляки разобрались, что у сил у Долгорукова немного – 6 полков солдат, рейтар и стрельцов и белорусская шляхта, перешедшая на русскую службу, в общей сложности 8,5 тыс. бойцов. Пока паны морочили головы государевым послам, подтягивались их войска. Сапега встал в 15 км от Вильно, а Гонсевский на р.Вилии, в 5 км от лагеря Долгорукова. Литовская конница стала наскакивать на мелкие царские отряды. Воевода на эти выпады не отвечал. Инструкция Алексея Михайловича запрещала ему вступать в бой, чтобы не сорвать мирную конференцию.

Но вскоре открылось, зачем поляки тянули время. У них в запасе появилась козырная карта, они вели тайные переговоры с Выговским. 6 сентября он подписал Гадячский договор, возвращал Украину под власть Польши, а король за это обещал отменить унию и прислать на помощь 10 тыс. наемников. Гетман укреплял дружбу и с Крымом, пригласил татар. Известия об измене быстро долетели до Москвы. Правительство разослало призыв к украинским полковникам – свергнуть Выговского и избрать нового гетмана. Переговоры в Вильно 9 октября были прерваны. Паны были уверены, что они провели русских, скрытно изготовились к удару. Но Долгоруков не позволил им ничего предпринять. У него оказалось уже все выверено, продумано, и он ударил первым.

Корпуса Гонсевского и Сапеги стояли далеко друг от друга, и воевода этим воспользовался. Он выслал отряды Волынского и Сукина встать заслонами против Сапеги, укрепиться таборами их телег и рогаток и прикрыть Вильно, а сам 11 октября выступил на Гонсевского. Литовцы тоже вышли в поле, схватились у села Верки. Бились долго и упорно, неприятельская тяжелая конница теснила русскую, но не могла прорвать строй солдатских полков, ощетинившихся пиками и поливавших ружейными залпами. А Долгоруков сберег резервы, два приказа московских стрельцов. Уловил момент, когда враг начал выдыхаться, и бросил их в атаку. Шляхта не выдержала и побежала. Литовцев гнали, громили, захватили весь обоз, артиллерию, сам Гонсевский угодил в плен. Долгоруков докладывал: “А ратных людей его, гетмана Гонсевского, полку побили наголову и… секли на 15 верстах”. Сапега так и не смог оказать помощь соратникам, бросил свой лагерь и отступил к Неману.

Но на Украине перешел в наступление Выговский. Стотысячная армия гетмана и крымского хана подступила к Киеву. Изменившие полковники ворвались на белорусские и русские земли, захватили Мстиславль, Рославль, Чаусы. Уже 19 октября, через неделю после своей победы, Долгоруков получил приказ оставить гарнизоны в Вильно и других западных городах, срочно ехать в Смоленск, организовывать отпор новому противнику. Но далеко не все украинцы примкнули к гетману. Наоборот, узнавали, что он отдает народ полякам, привел татар, и обращались к русским.

В Киеве стоял небольшой отряд Шереметева, но к нему стекались казаки, горожане. Войско собралось такое, что воевода решился выйти из города, дать сражение возле его стен. Дрались целый день, и Выговского с его татарскими союзниками отогнали, взяли 20 пушек, 48 знамен. А на выручку Киеву уже шли из России полки Федора Куракина и Григория Ромодановского. Города без боя открывали им ворота, встречали хлебом-солью и присягали царю. Казачья “голота” присоединялась толпами. Приезжали и полковники, сохранившие верность России. На зимние квартиры войска остановились недалеко от Киева, русские под Лохвицами, а казаки в Ромнах. По предложению Ромодановского украинская часть армии провела раду и выбрала “гетманом на время” генерального войскового судью Ивана Беспалого.

Ну а поляки не выполнили обещание прислать Выговскому армию. Он нервничал. Отправил посольство к царю, приносил повинную. Но сам же не выдержал марки кающегося. Соблазнился, что возникло подобие перемирия – ох как удобно налететь врасплох! В декабре послал наказного атамана Скоробогатенко погромить лагеря Ромодановского и Беспалого. Ан не удалось, царские ратники и дружественные им казаки оказались начеку, воинство Скоробогатенко отбили.

Тем временем в России формировалась большая армия Трубецкого. 15 января 1659 г. она выступила из Москвы, по зимнему пути двинулась к границе. Но… царь не хотел завоевывать Украину! Ведь и война-то началась для поддержки и спасения украинцев, по их собственным настойчивым просьбам. Инструкция Алексея Михайловича требовала от воеводы “идти в Переяславль уговаривать черкас, чтобы они в винах своих ему, государю, добили челом, а государь их пожалует по-прежнему”. Только в том случае, если они будут “не послушны”, разрешалось “идти на них войною”. А 7 февраля вдогон Трубецкому были посланы новые инструкции. Государь соглашался даже на примирение с Выговским. При переговорах с ним воеводе дозволялось пойти на уступки – утвердить за гетманом такие же привилегии, какие сулили ему поляки, отказаться от воеводств на Украине, вывести русский гарнизон из Киева.

Трубецкой остановился в Путивле, к нему на соединение подошли и Ромодановский с Беспалым, собралось до 150 тыс. человек ратников. Но русское правительство и командование полагали, что внушительная армия понадобится только для демонстрации. Трубецкой писал к Выговскому, звал на переговоры. Не тут-то было. Гетман настроился совершенно иначе. Он делал вид, что опять испугался, а сам лишь тянул время, мобилизуя силы. Ждал татар, баламутил казаков и всякий сброд, с 30-тысячным войском появился под Миргородом. В городе подняли мятеж его сторонники, навалились на стоявший там полк драгун, заставили сдаться, ограбили – правда, отпустили живыми.

Трубецкой увидел, что Выговский не намерен мириться, и двинул армию вперед. Но пока он простоял возле границе, гетман успел как следует укрепить Конотоп, перекрывающий дорогу от Путивля в глубь Украины. Буквально под носом у русских туда вошло большое войско полковника Гуляницкого. 19 апреля к Конотопу подтянулся царский передовой полк, 16 тыс. человек – не зная, что в крепости затаились более крупные силы. Предложили открыть ворота, получили отказ и с ходу кинулись на приступ. Но едва ратники приблизились к стенам, под ними взорвалась заложенная мина, из города выплеснулись казаки Гуляницкого и раскидали атакующих.

Подходили остальные русские части, взяли крепость в осаду, расположились лагерем. Трубецкой понимал, что взять Конотоп будет не просто. Ждал, когда по весенней грязи подвезут тяжелую артиллерию, обозы с боеприпасами, при этом снова и снова пробовал вступить в переговоры с Выговским и Гуляницким. А гетман, вроде бы, не отказывался. Писал, будто одумался, желает покориться, со дня на день приедет к воеводе. Но чем дальше, тем отчетливее прояснялось, что он лжет. В мае Трубецкой отправил части Ромодановского, Куракина и Беспалого “промышлять” неприятеля, они штурмовали и захватили крепость Борзну. В июне в главный русский лагерь прибыла артиллерия, 30 крупнокалиберных пушек открыли огонь по Конотопу, а ратники насыпали земляной вал, начали придвигать его к стенам, готовясь к общему приступу.

Но было уже поздно. К Выговскому пришел крымский хан Мехмет-Гирей со 100-тысячной ордой и турецкой артиллерией, они спешили к Конотопу. Остановились поотдаль, на р.Сосновке и послали отряд конницы, чтобы раздразнить русских и выманить из лагеря. Ночью 27 июня гетманские казаки и татары побили караулы, ворвались в расположение армии. Наделали побольше шума, а когда царские воины опомнились и на незваных гостей посыпались пули, они развернулись и поскакали прочь. Прихватили с собой табун лошадей и скот, пасшийся за лагерем.

Трубецкой поднял всю конницу – 20 тыс. дворян и рейтар. Два князя Семена, Пожарский и Львов, повели их в погоню. Понеслись во весь опор, без разведки, абы настигнуть наглецов. Местные жители предупредили: за Сосновкой стоят огромные таборы татар и казаков, но Пожарский отмахнулся. Какие там таборы? Наверное, обоз грабителей. Сметем одним махом! А отряд, за которым гнались, увел русских за 40 км от Конотопа и еще раз схитрил. Спешился и засел за лесной засекой, показывал, что собирается обороняться. Пожарский тоже спешил полки, послал в атаку. Казаки постреляли, бросили позицию, стали удирать за Сосновку. Русские сели на коней, рванули за ними на другой берег и угодили в “мешок”.

Из кустов и перелесков по ним ударили картечью пушки, засвистели тучи стрел. Татары, укрывшиеся в прибрежных зарослях, стали отрезать обратный путь к реке. Масса конницы сгрудилась на поляне, не могла развернуться, каждая пуля и стрела находили цель. Лишь небольшая часть всадников сумела прорваться назад. Остальные очутились в кольце. Дрались несколько часов, их трепали наскоками и расстреливали со всех сторон. Пожарского, придавленного убитой лошадью, захватили в плен. Уцелевшие воины, повыбитые и измотанные, сдались.

Но Выговский заранее договорился с ханом не брать пленных – пускай между казаками и “москалями” нагнетается озлобление, ляжет кровная вражда. Пожарского привели к Мехмет-Гирею. Тот давно точил зуб на князя за разгром своих войск под Азовом. С издевкой предложил выбрать: или принять ислам, получить за это высокий пост и владения в Крыму, или умереть. Последний представитель славного рода Пожарских, племянник освободителя Москвы, не осрамил чести предков. Он плюнул в бороду Мехмет-Гирею и тут же был обезглавлен. Всех сдавшихся, 5 тыс. человек, победители перерезали. Сохранили жизнь лишь Львову, но он не вынес жуткого зрелища и сошел с ума. Чудом уцелел и толмач Фрол, он-то и рассказал потом, как погиб Пожарский.

А массы крымцев и казаков Выговского покатились к Конотопу. Ускакавшие русские кавалеристы успели предупредить своих, пехота и артиллерия укрылись в укрепленном лагере, нахлынувшую орду покосили и отшвырнули огнем. Но враги перекрыли все дороги, блокировали лагерь. Трубецкой решил спасать армию, идти на прорыв. Чтобы защититься от атак конницы, он приказал строить подвижные “таборы” из обозных телег, двигаться внутри них. Как только полки покинули дагерь, татары и изменные казаки навалились со всех сторон. Но из “таборов” били легкие пушки, гремели залпы мушкетов, отгоняя нападающих. Таким способом войско медленно ползло по дорогам. Достигло пограничной реки Сейм, построило телеги полукругом. Под их прикрытием навело переправу, перешло на русский берег и укрылось в Путивле.

Трагедия на Сосновке ошеломила Россию. Царь оделся в траур, во всех храмах служили панихиды. Но при этом предпринимались срочные меры, чтобы выправить положение. Полетели приказы на Дон – произвести диверсии на крымские улусы. Под Калугой собиралась вторая армия под командованием Долгорукова, ей предписывалось “идти на помощь к боярину и воеводе князь Алексею Никитичу Трубецкому со товарищи на крымского хана и на изменника Ивашка Выговского”. Но хан и гетман не рискнули подступать к Путивлю. Это был мощный форпост русской южной обороны, а число воинов у них и без того заметно поубавилось. Да и донские казаки не медлили, их отряды налетели на татарские кочевья, лодки замаячили у Азова.

Едва узнав об этом, Мехмет-Гирей оставил Выговскому 15 тыс. всадников и повел орду домой. Крымцы не упускали возможности окупить поход, по дороге разоряли украинские села. Популярности Выговскому это совсем не прибавило. Он возгордился было победой над русскими, однако ее плоды быстро сходили на нет. Отдельно от Трубецкого действовал корпус Ромодановского, Куракина и Беспалого. Гетман отделил против него часть войска во главе со Скоробогатенко – его разнесли вдребезги, Скоробогатенко очутился в плену. Тут уж и “победитель” занервничал, с оставшимися у него силами отступил подальше, в Чигирин.

Кто воспользовался украинской изменой, так это поляки. Русские армии оказались отвлечены – самое время нажать. Королевские войска двинулись возвращать утраченные города, обложили Ковно и Гродно. Хотя и их успехи стали более чем скромными. С нелегкими боями они овладели Гродно. А на выручку второй крепости из Вильно помчался Михаил Шаховский. В его полку было всего 1100 бойцов, но он дерзкой атакой разогнал неприятелей, “город Ковну от ратных людей очистил и из осады государевых ратных людей освободил”.

А в августе царские войска перешли в наступление на всех фронтах. В Белоруссии прогнали изменных полковников из Рославля и Мстиставля. Неприступный Старый Быхов так и не могли взять с начала войны, сейчас Выговский прислал защитникам подмогу, полковника Нечая с казаками. Князь Лобанов-Ростовский осадил крепость, три месяца она держалась под жестокой бомбардировкой, но ночным штурмом русские ворвались в нее, “изменника Ивашка Нечая, и шляхту, и казаков, и мещан живых многих поимали, а достальных многих же в приступное время побили”.

На Украине воевода Василий Шереметев выслал из Киева отряды стольников Юрия Барятинского, Ивана Чаадаева, рейтарских подполковников Семена Скорнякова-Писарева и Ивана Шепелева, они заняли и сожгли несколько городов, поддержавших Выговского. А из Путивля вновь выступила армия Трубецкого, соединилась с корпусом Ромодановским. Четыре украинских полковника, киевский Екименко, переяславский Цецюра, нежинский Золотаренко, черниговский Силин подтвердили, что признают власть царя, “а изменников заводчиков, которые были с Ивашком Выговским, всех побили”.

У гетмана осталось только 10 тыс. казаков и татары, он взывал к Яну Казимиру. Король наконец-то откликнулся прислал в Белую Церковь отряд Андрея Потоцкого, но у него было лишь 1,5 тыс. воинов. Отчаявшись получить поддержку от Польши, Выговский написал турецкому султану, просил принять Украину в подданство. Об этом прознали казаки Чигиринского, Черкасского и Уманьского полков, еще сохранявших верность гетману. Возмутились и взбунтовались, избрали предводителем Юрия Хмельницкого. Татары сообразили, что добычи им больше не обломится, как бы под саблю не попасть, и быстренько ушли на родину. А Выговскому и податься-то было некуда, удрал к Потоцкому.

Казаки двинулись за ним. К полякам явилась делегация, настаивала, чтобы гетман сдал свои клейноды (знаки власти), булаву и бунчук. Драться Потоцкому получалось никак не с руки, казаков было в несколько раз больше. Да и за кого драться, за битого авантюриста? Потоцкий предпочел сделать хорошую мину при плохой игре. Нажал на Выговского, пусть отдаст клейноды, а от казаков попросил обещаний, что они за это будут подчиняться Польше. Они согласились соврать, а Потоцкий изобразил, будто поверил им.

А тем временем войска Трубецкого, Ромодановского и Шереметева вступили в Переяславль. Народ встречал их ликованием и колокольным звоном. Братьев Выговского, жену и сына арестовали, отправили в Москву. Юрий Хмельницкий с правобережными полками тоже перешел на сторону русских. В октябре 1659 г. была созвана еще одна Переяславская рада. Она избрала гетманом Хмельницкого. Украинское казачество принесло присягу Алексею Михайловичу. Рада утвердила и поправки к прежнему договору – в пяти городах, Киеве, Переяславле, Чернигове, Брацлаве и Умани, должны были нести службу русские воеводы с гарнизонами. После гетманского мятежа казаки нисколько не возражали против такой меры.

Сразу после рады Хмельницкий повел казаков на крымцев, наказал их за вторжение, погромил улусы, набрал большую добычу. А Василий Шереметев ударил на поляков. Небольшие силы Потоцкого, неосторожно задержавшиеся на Украине, приказали долго жить, воевода их “побил и обоз взял и языки поимал”. Выговский бежал в Польшу. Его измена не принесла королю никакого выигрыша. Тяжелое поражение на Сосновке и отступление от Контопа обернулись лишь временной неудачей русских.

Царь не поставил их в вину Трубецкому. Наоброт, хвалил за спасение армии, за возвращение Украины под государеву руку. Наградил по-особенному. Род Трубецких происходил от князей Трубчевских, и Алексей Михайлович пожаловал ему “прародительскую их вотчину город Трубчевск с уездом”. Таким образом он стал последним удельным князем в истории России. Впрочем, в своем княжестве Трубецкой ни разу не побывал, руководил через управляющих, а на склоне лет подарил этот удел «на зубок» новорожденному царевичу, Петру I.

Увы, шатость Украины и битва на Сосновке сказались в совсем другой области – дипломатической. Москва предложила Швеции вместо перемирия заключить “вечный” мир на таких же условиях. Но шведы отказались. Решили подождать, как оно дальше сложится.