44. Стенька разин.

Окончание войны с Польшей вызвало неожиданные потрясения не только на Украине. Донские казаки лишились возможности подзаработать на фронте, разжиться добычей, а набеги на Крым царь запретил, чтобы не навлечь столкновение с Турцией. Войскового атамана на Дону выбирали ежегодно на весеннем круге, этот пост долгое время занимал опытный начальник Корнелий Яковлев. Но в 1667 г. у него нашелся соперник, Степан Разин. В войну он неплохо командовал отдельными отрядами, потерял брата Ивана, казненного за бунт. Разин выставил на кругу свою кандидатуру в надежде, что его поддержит казачья беднота. Предлагал плюнуть на запрет, идти громить крымцев и турок. Но большинство казаков отказалось преступать государеву волю, атаманом избрали Яковлева.

А Разин обозлился и с немногими сторонниками ушел на Иловлю, “о чем старые казаки гораздо тужили”. Он восстановил разрушенный разбойничий городок Ригу, стал созывать всех желающих, принимал их в казаки, а они провозгласили Стеньку атаманом в противовес Яковлеву. Подсуетились и воронежские купцы Гордеев и Хрипунов. Смекнули, что дело может быть выгодным, ссудили порох и свинец под будущую добычу. Собралось 2 тыс. человек, построили лодки и двинулись на море “за зипунами”. Но атаман Яковлев узнал об авантюре, в низовьях Дона казаки преградили путь Разину.

Тогда он повернул назад. Поднялся по реке к Переволоке и перемахнул на Волгу. Покатились разбои. Банда обнаружила караван судов, который вез хлеб и товары, принадлежавшие царю, патриарху и купцу Шорину. Везли и преступников, сосланных в Астрахань. Разин захватил караван, гребцов и ссыльных включил в свой отряд, а с купцами, приказчиками и охраной зверски расправился. Их пытали, вымогая деньги, а потом убивали. Стенька лично сломал руку одному из монахов, приказав затем утопить его. Власти сперва недооценили опасность, выслали небольшие отряды. Их “воры” разбили и разогнали. Тогда из поволжских городов стали стягивать крупные силы стрельцов и солдат. Но Стенька боя не принял. Скрытно проскользнул волжскими протоками мимо Астрахани на Каспий, разграбил рыбные ловы и направился на Яик.

В общем-то идеализировать Разина и изображать его “борцом за свободу” нет ни малейших оснований. Напав на ногайцев, он отбил партию русских пленников. Мужчин взял в свое “войско”, а женщин и детей… перепродал калмыкам. Поднимаясь по реке, достиг Яицкого городка. Комендант Яцына, закрыл перед ним ворота. Но Разин упросил, чтобы впустили несколько человек – помолиться в церкви. Впустили. Они захватили ворота, и в городок ворвалась вся банда. Учинили бойню – вырыли яму, и стрелец Чикмаз, согласившийся быть палачом своих товарищей, на краю обезглавил Яцыну и еще 170 человек. Остальным стрельцам Разин предоставил выбор, присоединиться к нему или уйти в Астрахань. Почти все выбрали второе. Их отпустили безоружных, в пути догнали и перерезали. Банда зимовала в Яицком городке, грабила местных казаков. Даже спустя полтора века, когда Пушкин собирал на Урале материалы о Пугачеве, Разина там вспоминали с проклятиями и омерзением.

«Ворам» повезло. Как раз в это время царю пришлось стягивать войска на Украину. Одна армия ушла с Ромодановским, Долгорукову было велено формировать вторую. А астраханский воевода не решился затевать зимний поход, пробовал воздействовать на воров угрозами кар и обещаниями амнистии. Стенька обращения игнорировал, гонца утопил. А по весне с эскадрой из 24 стругов вышел на Каспий. К нему присоединился Сережка Кривой с бандой в 700 человек. Разорили все побережье от Дербента до Баку. Неожиданно налетали с моря, грабили и уплывали. Но когда достигли Решта, там уже было собрано войско. “Воры” струхнули. Разин вступил в переговоры и сообщил, что они пришли наниматься к шаху на службу.

Правитель Решта разрешил высадку, выдал “кормы” и велел ждать ответа от шаха. Вольница перепилась, стала хулиганить, затевать драки, отнимать у горожан имущество, насиловать баб. Тогда персы ударили по лагерю, перебили 400 человек. Разин и его соратники удрали в море. Но сразу после этого Стенька отомстил. Явился в Ферахабад и объявил, что хочет лишь торговать. Его пустили, пять дней банда толкалась на базаре. А когда притупила бдительность местных жителей, Разин подал сигнал. Город разграбили и выжгли дотла. Потом разгромили Астрабад.

Перезимовали на полуострове Миян-Кале, а весной 1669 г. решили пройтись по восточным берегам моря. Но туркмены дали сильный отпор, погиб атаман Кривой. А шах снарядил флот под командованием своего родственника Мамед-хана, 50 небольших судов с экипажем из 3700 воинов. Однако воевать на море персы совершенно не умели. Струги Разина атаковали флот с разных сторон. Он сбился в кучу, корабли мешали друг другу. “Воры” расстреливали их из пушек, подожгли, пламя стало перекидываться с судна на судно, поднялась паника… Мамед-хан бежал на 3 кораблях, остальные сгорели, пошли на дно или были захвачены. Разинцы взяли огромную добычу и решили возвращаться домой.

У астраханских воевод Прозоровского и Львова было 4,5 тыс. стрельцов и 500 орудий – вполне достаточно, чтобы покончить с разбойниками. Но крупно наломал дров Ордин-Нащокин. В казачьих делах он абсолютно не разбирался, по его “шляхетскому” понятию, все казаки были бунтовщиками и “ворами”. Вольницу Разина он не отличал от мятежников Брюховецкого и Дорошенко. Если Украину старались подчинить миром, значит, и с этими казаками следовало действовать аналогично. А то вдруг еще и Дон восстанет? В Астрахань пошел приказ: если разинцы покаются и пообещают впредь не “воровать”, пропустить их.

Что ж, распоряжение правительства требовалось исполнять. Львов вышел навстречу Стеньке на 36 стругах, и банда обратилась в бегство. Воевода гнался за ней 30 км, после чего, к великому удивлению воров, вступил в переговоры. Конечно, они изъявили готовность “вины принести”! Явились в Астрахань, как триумфаторы, в шелках и в бархате, отдали властям половину трофейных пушек, часть пленных и устроили грандиозную гульбу, соря деньгами и драгоценностями. А в Москву отправили посольство, извиняться. Алексей Михайлович не любил карать людей и проливать кровь “пожаловал вместо смерти дать всем им живот”, но и без последствий оставлять преступления не желал. Потребовал, чтобы казаки Разина перешли в подчинение астраханских начальников и “вины свои заслужили”.

Куда там! На обратном пути “послы” ограбили сопровождающих стрельцов, отобрали коней и ускакали. А из Астрахани орду удалось выпроводить лишь через месяц, запретив ей заходить в города. Но она игнорировала приказ. Разбойники остановились кутить в Царицыне, “учиняли дурости и воровство”. Разбуянившийся Разин даже таскал за бороду воеводу Унковского, грозил убить его – у того гарнизон был маленький, сладить с ворами он не мог. Потом часть из них разбрелась кто куда, а 1,5 тыс. с атаманом вернулись на Дон и построили себе городок на р.Кагальник.

1669 г. вообще стал чрезвычайно тяжелым для Алексея Михайловича. При родах тринадцатого ребенка умерла его супруга Мария Ильинична Милославская. Новорожденная Евдокия ушла вслед за матерью. Но беды этим не кончились. Возможно, среди потомства государя от Милославской имел место какой-то наследственный недуг: большинство девочек были здоровыми, а все мальчики – слабыми и болезненными. Вскоре захворал и умер четырехлетний царевич Семен. Любимец и наследник царя Алексей Алексеевич тоже не отличался здоровьем, а смерть матери и брата отозвались для него тяжелыми потрясениями. Он стал болеть, угасать, и через несколько месяцев его не стало.

Иностранцы поражались, как Алексей Михайлович выдерживал такие удары, катившиеся на него один за другим. Но ведь никто не освобождал его от государственных дел! Царям отпусков по семейным обстоятельствам не полагалось. Хочешь или не хочешь, вези на себе проблемы всей державы. Однако и в правительстве было неладно. Чрезмерное доверие государю к Ордину-Нащокину обернулось неприятности. Канцлер продолжал совершать грубые ошибки, его инициативы проваливались. А ситуация в стране оставалась непростой. Украину, вроде бы, замирили, но попустительство к разбойником создало новый очаг смуты.

На награбленные богатства Разин гулял всю зиму. Очень обогатились воронежские купцы, да и донским казакам это сперва казалось выгодным. Они везли на Кагальник вино, продукты – Стенька платил щедро. Но расходилась слава об удачливом атамане, его кутежах, и к нему со всех сторон стекались бродяги, беглые и просто отчаянные головушки. Под его началом собралось 4-5 тыс. голытьбы и отпетого ворья, они начали терроризировать Дон. Казаки обеспокоились. В мае 1670 г. на войсковом кругу стали жаловаться на Разина послу Евдокимову, просили у царя указаний, что делать. Но Стенька явился на круг со всей бандой, Евдокимова утопил, атаману Яковлеву пришлось бежать.

Впрочем, и у Разина возникли серьезные трудности – всю добычу уже пропили. Теперь собравшееся вокруг него “воинство” могло разойтись, и Стенька понимал, что тогда-то донцы припомнят его безобразия. Выход он нашел единственный: раздувать большую смуту. Объявил, что намерен идти по Волге на Москву “воевать изменников бояр и думных людей и в городах воевод и приказных людей” и дать свободу “черным людям”. К нему присоединился еще один самостийный атаман, Васька Ус, банды достигли 7 тыс. человек. Начали рассылать по Руси “прелестные письма”.

А на Волге помнили прошлогодние широкие попойки Стеньки, его добычу, швыряние деньгами. Это было заразно, царские ратники завидовали разбойникам и в Царицыне открыли им ворота. Воевода Тургенев и верные ему воины были перебиты. К Царицыну в это время шла тысяча стрельцов из Москвы под командованием Лопатина, а из Астрахани выступил Львов с 3 тыс. воинов. Разин сперва ударил на Лопатина, смял его массой. Потом повернул на Львова. Большинство стрельцов перешло на его сторону, связав и выдав начальников. Войско Стеньки двинулись на Астрахань.

На Волге к этому времени уже существовала новая русская эскадра, но… ее создание оказалось еще одной глупостью Ордина-Нащокина. Канцлеру следовало бы поднять не столь уж давние архивы и почитать, чем закончилась история с постройкой и плаванием по Волге немецкого корабля “Фридрих” в 1635 г. Теперь случилось то же самое. Для волжских условий навигации тяжелые “европейские” корабли совершенно не годились. “Орел” полз до Астрахани больше 3 месяцев, то и дело садился на мели, после чего ему пришлось встать на ремонт. Маневрировать по реке 22-пушечный красавец не мог, против казачьих стругов он был совершенно беспомощным.

Часть астраханских стрельцов, как и их товарищи, изменила, воры ворвались в город. “Орел” они сожгли, голландская команда бежала на шлюпках в Персию. В плен попал парусный мастер Ян Стрейс – кстати, тоже пират, разбойничавший в Индийском океане, а потом нанявшийся в Россию. А записки Стрейса – единственный источник, упоминающий известное нам из песен утопление персидской княжны. [113]. На самом же деле при разгроме иранской эскадры Разин захватил княжича Шабын-Дебея, освободив его в Астрахани. Сохранилась дипломатическая переписка по данному вопросу, но ни о какой “сестре” Шабын-Дебея в ней нет ни слова. Другие современники писали вовсе не о княжне, а о какой-то татарке, которую Стенька утопил по пьяному делу [90, 97].

В захваченной Астрахани Разин и его орда отметились крайней жестокостью. Вакханалия длилась три недели. Пили все, что льется, насиловали все, что шевелится, а любого, кто не понравился, ждали пытки и смерть. Людей резали, топили, вешали за ноги, на крюке под ребро, рубили руки и ноги и отпускали ползать, истекая кровью. Но с Усом Разин поссорился, и они разделились. Ус остался “воеводой” в Астрахани, а Стенька повел 10 тыс. сброда вверх по Волге. В ближайшее окружение атамана попадали его собутыльники, затесались и весьма странные личности вроде Лазунки Жидовина, крещеного (для видимости) еврея. Он служил лекарем у Никона, получил чин «патриаршего сына боярского». Когда патриарха низложили и его окружение принялись шерстить за злоупотребления, Лазунку сослали в Поволжье. У Разина он выдвинулся на роль одного из помощников, «идеолога» [119].

Он не выдумал ничего оригинального. Народ пытались взбунтовать давним, опробованным способом – самозванчеством. Правда, лжедмитриев на этот раз не нашлось, но войско сопровождал по реке караван судов, вреди них шла барка, обитая красным бархатом – на ней якобы везли “царевича Алексея Алексеевича”. Вторая была обит черным бархатом – на ней якобы везли Никона. Утверждалось, что оба они выступали “против бояр”, но царевич не умер, а сбежал от отца, а патриарх сумел освободиться из заключения.

Саратов и Самара встретили Разина хлебом-солью, но это не спасло их от грабежей и кровавых оргий. Всех дворян, чиновников, богатых горожан, писцов истребляли самыми зверскими способами. В живых оставляли только девушек и молодых женщин, атаман “венчал” их со своими громилами, обводя вокруг дерева. Все документы и архивы сжигались – Стенька вообще не терпел никакого письма. А крестьян и городскую чернь он скопом верстал в “казаки” – делил на десятки и сотни, органом управления провозглашался круг. Двигались быстро, от города к городу, деревень по Волге было мало. Лишь севернее мятежники вступили в густонаселенные районы, и восстание полыхнуло в полную силу. Поднимались крепостные, соблазнившиеся грабежами удальцы, шайки мордвы, чувашей. Там и тут стали действовать разинские эмиссары, банды самостоятельных вожаков – Осипова, Харитонова, “старицы” Алены, Федорова, Пономарева и др. Они захватили Корсунь, Саранск, Темников, Алатырь, Курмыш, Макарьев Монастырь, Нижний и Верхний Ломов.

Но правительство уже предпринимало серьезные меры. С южных границ в Поволжье перебрасывались воинские части, командовать ими царь назначил Юрия Долгорукова. 4 сентября под Симбирском Разин впервые встретил сильное сопротивление. Стрельцы и служилые казаки под командованием Ивана Милославского не изменили, не разбежались, а стойко отбивались, и воры у города застряли. А Долгоруков выслал на бунтовщиков корпус князя Барятинского.

Разин сам выступил навстречу ему, но 1 октября под Свияжском Барятинский атакой солдатских и рейтарских частей опрокинул и разметал атаманское воинство. Сам Стенька был дважды ранен, что подорвало славу “характерника”, которую он распускал о себе – его, мол, ни ядра, ни пули не берут, и он может заговаривать вражеское оружие. После этого повстанческий предводитель повел себя совсем не героически. Бросил толпы соблазненного им люда и сбежал с кучкой приближенных. Барятинский гнал мятежников до Симбирска, где и добил их. Прижал к крепости, а гарнизон Милославского ударил навстречу, и все было кончено. Другие царские воеводы постепенно очищали уезды, охваченные бунтом – “воры” были лихими в расправах над безоружными, но серьезной силы не представляли.

Пойманных повстанцев собирали для суда к Долгорукову. Иностранец, проезжавший через Арзамас, где размещался его штаб, описывал: “Кругом стояли виселицы, на каждой висело человек 40-50. В другом месте валялось множество обезглавленных, плавающих в крови, в разных местах находились посаженные на кол”. Ну так ведь и разинцы натворили предостаточно зла. Впрочем, большинство рядовых бунтовщиков, кто сам не замарал руки в крови невиновных, оставалось живыми. Их вразумляли кнутом и ссылали в Сибирь, на Урал.

А Разин удирал на юг. Теперь его не впустили ни Самара, ни Саратов. Один раз обожглись – поумнели. Он снова собирал вокруг себя бродячие шайки, свирепствовал, приказывая сжигать пленных. Но отношения в “воровском” стане были отнюдь не братскими. В Астрахань к своему врагу Усу Стенька, оставшись без “войска”, идти не рискнул. Возвратился на Дон. Соединился с бандой своего брата Фрола. Еще раз попробовал подбить на восстание казачество, появился у Черкасска, но донцы больше знать его не желали, встретили запертыми воротами и изготовленными пушками. Разин снова засел на Кагальнике. Совершал из городка вылазки, мстил за то, что не поддержали его, “прямых старых казаков донских, которые за церковь и крестное целование и за Московское государство стояли… побил и пограбил и позорил” [22].

Атаман Яковлев направил к царю станицу, просил о помощи. В присутствии казачьих послов патриарх предал Стеньку анафеме, и на Дон послали полковника Касогова с тысячей солдат. 14 апреля 1671 г. казаки вместе с этим отрядом выступили на Кагальник. Разин намеревался обороняться, но все орудия на валах оказались заклепанными – его банда решила откупиться, выдав атамана. Братьев Разиных доставили в Черкасск. Их подручных казнили по “войсковому праву”, а Степана и Фрола повезли в Москву на “колеснице позора”. Старший ехал на телеге, прикованный к виселице, младший бежал следом с петлей на шее. Они были приговорены к четвертованию. В июне Степана Разина казнили, а Фрол оробел и крикнул “слово и дело”, что по закону давало отсрочку. Он объявил, будто готов указать клады, спрятанные братом. Но лгал, ничего показать не смог и тоже был казнен.

В Астрахани держались Васька Ус и его товарищ Федька Шелудяк. Зверствовали они не меньше Разина, убивали даже тех, кого он пощадил – воеводу Львова, митрополита Иосифа, женщин, детей. Узнав, что Стеньку взяли, Ус возомнил себя вождем, намеревался заново разжигать восстание. Но высланные им отряды были разбиты, а сам Ус умер от какой-то “червивой болезни”. В Астрахани стал заправлять Шелудяк. Осенью 1671 г. к городу привел войска Иван Милославский, на подмогу ему с Кавказа пришел князь Каспулат Черкасский с кабардинцами и терскими казаками.

Штурмовать мощную крепость они не стали. Построили лагерь по соседству и начали склонять осажденных к капитуляции, обещая амнистию. Дважды «воры» бросались в атаки на лагерь Милославского, но оба раза их били и загоняли обратно. Шелудяк не унимался даже в такой ситуации. Убивал любого, кого подозревал в желании сдаться. Послал тайных гонцов к Черкасскому, соблазняя изменить царю, но попался на этом сам. Каспулат прикинулся, будто готов согласиться, предложил встретиться лично и схватил Шелудяка. А без него изнемогающие мятежники сразу покорились. Милославский обещание выполнил, никого не наказывал. Вошел в город с иконой Пресвятой Богородицы, присланной в знак прощения от Алексея Михайловича. Хотя на самые серьезные преступления, убийство митрополита, воевод, амнистию распространять не стали. Их расследовала комиссия Якова Одоевского, Шелудяк и несколько других главарей были повешены.

Разбирательство по делу Разина коснулось и Войска Донского. Оно само пострадало от воров, помогало подавить их, но в трагедии была и его вина. Войско не ликвидировало опасность в зародыше. Смотрело сквозь пальцы на выходки разбойников, торговало с ними. Да и отряды Стеньки, Фрола и Уса составлял не только пришлый сброд, к ним примкнула часть казаков. Поэтому Алексей Михайлович повелел привести Дон к присяге. В Москве ее принесли атаманы Яковлев и Самаринов, а на Дону дело было поручено Касогову. Круг шумел четыре дня, возражая, что прежде царю и “без крестного целования служили”. В конце концов, донцы согласились, и 28 августа 1671 г. принесли присягу. Был введен и реестр. Но численность казаков не ограничивалась. Из Москвы прислали два экземпляра книги и в них вписали имена присягнувших. Одна книга вернулась в столицу, вторая осталась в Черкасске, чтобы туда заносили новых казаков, которых Войско будет принимать в свои ряды. А права казачьего самоуправления Алексей Михайлович даже не думал ограничивать, все они были сохранены.