§ 5. Научное и обыденное объяснение

Тем не менее — несмотря на все сказанное выше — одна из наиболее заметных и не самых удачных традиций в изучении познания состояла в строгом разграничении двух его видов — познания научного и обыденного. Научное познание традици­онно рассматривалось, в соответствии с распространенными мифами о науке, как подчиненное правилам логики, дающее строгое знание, осуществляемое не живым человеком, а бес­страстным Homoscientus. Обыденное познание, напротив, ви­делось как внелогичное, подчиненное особой "психо-логике" (и поэтому "психо-логичное"), часто порождающее всевозмож­ные предрассудки и заблуждения, осуществляемое так называе­мым "наивным субъектом" или "человеком с улицы".

Надо сказать, что этот "наивный субъект", хотя и представ­ляет собой весьма привычный персонаж для многих наук, изу­чающих обыденную эпистемологию, является абстракцией не менее наивной, чем сам этот "субъект". Данный образ стал объек­том справедливой иронии. Элементы научного знания распыле­ны в массовой культуре, и поэтому субъект для того, чтобы быть действительно "наивным", т. е. не обладающим научным зна­нием и способами научного мышления, должен не смотреть те­левизор, не читать газет, не слушать радио, не общаться с дру-

53

гими людьми и т. д. Поскольку существование подобного субъекта трудно себе вообразить, то человек, если он, конечно, не зате­рялся в джунглях, как Маугли, никогда не является подлинно "наивным субъектом" и всегда использует в своей обыденной жизни элементы научного знания. "Онаучивание практики, ов­ладение людьми основами теоретического взгляда на мир при­водят к тому, что современный человек и в повседневной жизни все более осмысляет окружающий мир в соответствии с поняти­ями причинности, закона, пространства, времени и т. п., выра­ботанными в науке" (Филатов, 1989, с. 36).

Историю исследований научного и обыденного познания, которые неуклонно двигались навстречу друг другу, можно опи­сать как историю демонстрации того, что обыденное познание не так уж ненаучно и его субъект не столь уж "наивен", а науч­ное познание не так уж "научно" и его субъекту не чуждо ничто человеческое. Итогом этого сближения явилась тенденция рас­сматривать субъекта обыденного опыта как "непрофессиональ­ного ученого" или представителя "народной" (не в смысле Т. Д. Лысенко) науки, а ученого — "как обычного человека, который может вырасти из любого ребенка" (Eiduson, 1962, р. 5)'. Соот-вественно активный поиск сходства между научным и обыден­ным познанием сменил агрессивные констатации их неприми­римого антагонизма.

Основное сходство между двумя видами познания обычно ус­матривается в том, что они совершают одинаковые ошибки. Эмпирические исследования показали, что не существует таких ошибок "логики дилетанта", которые не проявлялись бы в рас­суждениях профессионального ученого (Tversky, 1977). Наибо­лее типичной ошибкой, в равной мере свойственной научному и обыденному мышлению, является неадекватная стратегия про­верки гипотез. Большинство гипотез, которые выдвигает как на­учное, так и обыденное познание, несопоставимы с эмпиричес­ким опытом непосредственно. Поэтому эмпирической проверке подвергаются не сами гипотезы, а их операциональные след­ствия, которые с этим опытом соотносимы. На основе эмпиричес­кого подтверждения или опровержения операциональных след­ствий субъект познания судит о соответствии истине исходных гипотез. Но два возможных результата эмпирической проверки логически неравноценны: опровержение следствия эквивалент­но опровержению гипотезы, в то время как из подтверждения следствия правильность гипотезы логически не вытекает. По сло-

' Последнее обычно связывается с демократизацией современного общества, предполагающей отсутствие "избранных" социальных групп (Eiduson, 1962).

54

вам Д. Пойа, "природа может ответить "Да" и "Нет", но она шепчет один ответ и громогласно произносит другой: ее "Да" условно, ее "Нет" определенно" (Пойа, 1975, с. 231). Соответст­венно более информативна и логически адекватна фальсифици­рующая, а не верифицирующая стратегия проверки гипотез'.

Однако изучение реальных стратегий проверки гипотез, ко­торыми руководствуются как субъекты обыденного опыта, так и профессиональные ученые, продемонстрировало, что и те и дру­гие отдают явное предпочтение логически ошибочной — вери­фицирующей — стратегии. Исследования показывают, что уче­ные рассматривают в качестве валидной информацию, подтвер­ждающую их исходные предположения, в 4 раза чаще, чем оп­ровергающую (Mahoney, 1976, р. 160). Ч. Низбетт и Л. Росс объяс­нили явное предпочтение, отдаваемое подтверждающей инфор­мации, тем, что она более "наглядна, очевидна и убедительна", чем информация опровергающая (Nisbett,Ross, 1980). Как вы­разился известный антрополог Б. Малиновский, "в человечес­кой памяти убеждающая сила подтверждений всегда одолевает убеждающую силу опровержений. Один выигрыш перевешивает несколько проигрышей" (цит. по:Mahoney, 1976, р. 178). Воз­можно, поэтому люди так любят азартные игры несмотря на то, что вероятность выигрыша обычно мала в сравнении с вероят­ностью проигрыша.

Любопытно, что научное сообщество не только не пытается искоренить ошибочную стратегию, но, напротив, всемерно спо­собствует ее закреплению. В частности, научные журналы явно отдают предпочтение статьям, в которых рассматриваются под­твержденные гипотезы (Kemet.al., 1983). Да и вообще довольно трудно представить себе научный труд, содержащий описание одних лишь опровергнутых гипотез, т. е. только "негативное зна­ние". Или попробуйте защитить диссертацию, если все ваши гипотезы не подтвердятся. Правда, правила хорошего тона тре­буют вставить в обойму подтвержденных гипотез одну-две не­подтвердившиеся, дабы продемонстрировать свою добросовест­ность, но все же доминировать должны подтвердившиеся пред­положения.

Легализация "верификационной ошибки" наиболее выраже­на в медицине. Здесь она превращена в правило, закрепленное в учебниках. Врачей учат по наличию следствия — симптома заключать о существовании причины — болезни, т. е. придер-

' Именно на этом основан "принцип фальсификации" научных утвержде­ний, возведенный К. Поппером в ранг одного из главных нормативов научного познания (Поппер, 1983).

55

живаться подтверждающей стратегии проверки гипотез. Это при­водит к многочисленным ошибкам в диагнозах, поскольку од­нозначное соответствие между болезнью и симптомом отсут­ствует, одни и те же симптомы могут быть следствием различ­ных болезней. Для постановки правильного диагноза необходи­ма другая стратегия: врач должен рассмотреть не только потен­циальные подтверждения, но и потенциальные опровержения поставленного диагноза — принять во внимание не только сим­птомы, означающие наличие данной болезни, но и симптомы, свидетельствующие о ее отсутствии. Однако большинство вра­чей этого не делает, принимая во внимание только подтвержда­ющую диагноз информацию (Nisbett, Ross,1980).

Другие виды ошибок обыденного объяснения тоже достаточ­но выражены в научном мышлении. В частности, как отмеча­лось выше, ученые систематически нарушают правила формаль­ной логики, допуская ошибки в задачах на обобщение и выведе­ние, абсолютизируя выводы неполной индукции, слишком по­спешно переходя от эмпирических данных к общим выводам и т. д. (Mahoney,Monbreum, 1977). Иногда их мышление даже в большей степени подвержено ошибкам, характерным для обыден­ного мышления, чем само обыденное мышление. Например, было установлено, что ученые проверяют свои гипотезы менее Осно­вательно — довольствуются в среднем 2,5 опыта для их провер­ки, в то время как представители других профессиональных групп делают в среднем 6,2 опыта. На всех этапах проверки гипотез ученые проявляют ббльшую торопливость и меньшую строгость, чем люди, не имеющие отношения к науке (Mahoney, 1979)'.

Л. Росс и Ч. Низбетт разделили характерные для обыденного мышления ошибки на шесть основных категорий: 1) недооцен­ка статистических правил анализа и размеров выборки, 2) влия­ние априорных ожиданий на установление причинных связей, 3) воздействие "априорных теорий" причинности, имеющихся у каждого человека, 4) игнорирование принципов регрессии, 5) не­дооценка фальсифицирующей стратегии проверки гипотез, 6) суждение о причинных связях на основе той информации, которая запечатлена в памяти человека (Nisbett,Ross, 1980).

Еще раньше и, соответственно, независимо от Л. Росса и Ч. Низбетта, А. Н. Лук описал основные ошибки научного мыш­ления, отнеся к ним: 1) игнорирование законов математической статистики, неправильную оценку случайностей, восприятие слу­чайных последовательностей явлений как закономерных связей,

' Имеются, впрочем, и исключения. Фарадей, например, опубликовал свои результаты только после того, как провел 134 эксперимента.

56

2) пренебрежение размерами выборки, выдвижение гипотез и формулирование выводов на основе недостаточного количества наблюдений, 3) недооценку принципиальной непредсказуемос­ти некоторых явлений, склонность проявлять большую катего­ричность, нежели позволяют знания и факты, 4) установление мнимых корреляций — суждение о связи событий по их совпа­дению в памяти ученого, 5) завышение вероятности конъюнк­тивных событий, перенесение вероятности простых событий на вероятность их конъюнкции (Лук, 1979). Не требуется большой наблюдательности, чтобы заметить, насколько близки эти систематизации: основные ошибки научного мышления либо пол­ностью совпадают с ошибками обыденного объяснения, либо непосредственно вытекают из них.

Впрочем, настало время "реабилитировать" оба вида позна­ния, подчеркнув, что их сходство не сводится к подверженности одинаковым ошибкам. Описанные ошибки носят гносеологичес­кийхарактер, т. е. являются нарушением правил познания, ко­торые методологией науки или бытовой культурой (часто под влиянием этой методологии) признаны нормативными. Однако нарушение этих правил далеко не всегда приводит контологи­ческимошибкам, т. е. к неверным выводам. Правильные выво­ды и достоверное знание могут быть получены гносеологически ошибочным путем, в обход нормативных правил познания.

В этой связи М. Брэйн (Braine, 1975), а также и Л. Коген (Cohen, 1986) подчеркивают, что человек в своей повседневной жизни обычно использует так называемую"натуральную логику",которая существенно отличается от формальной логики и других унифицированных правил познания, однако тем не ме­нее практически валидна: позволяет добывать достоверное зна­ние, предсказывать и контролировать происходящее. Эта "нату­ральная логика", основанная на "личностном знании", обыден­ном опыте и т. д., в основном систематизирует и обобщаетспе­цифическиесвязи между вещами, с которыми человек соприка­сается на своем, всегда уникальном, жизненном пути. Подоб­ные связи носят более частный характер по сравнению с теми отношениями, которые отображены формальной логикой и дру­гими системами общих правил познания. Частное может расхо­диться с общим, поэтому "натуральная логика" подчас не толь­ко отклоняется от формальной логики, но и противоречит ей. Однако в "натуральной логике" запечатлены не менее реальные связи между вещами, и в результате это противоречие отнюдь не обязательно оборачивается искажением истины.

"Натуральная логика" проникает и в научное мышление, стоите за его гносеологическими ошибками, которые могут приводить

57

не к искажению истины, а к ее открытию. Свидетельство тому — |многочисленные научные открытия, совершенные под влиянием обыденных представлений, перенесенных в науку. В большинстве этих случаев научное мышление совершало гносеологические ошибки — абсолютизировало частные случаи, совер­шало неполную индукцию, игнорировало размеры выборки, принципы регрессии и т. д., однако это не мешало ему порож­дать достоверное знание.