3. Определение символа: переформулировка

Всем аппрезентативным соотнесениям, как мы подчеркивали, свойственна специфическая трансцендентность аппрезентиру-емого объекта по отношению к актуальному «Здесь и Сейчас» интерпретатора. Однако во всех случаях, за исключением сим­волической аппрезентации, все три члена аппрезентативного отношения – аппрезентирующий и аппрезентируемый члены пары и интерпретатор – принадлежат одному и тому же уров­ню реальности, а именно, верховной реальности повседневной жизни. Символическое же соотнесение характеризуется тем, что выходит за пределы конечной области значения повсед­невной жизни таким образом, что к ней относится только ап-презентирующий член соответствующей пары, тогда как ап-презентируемый член имеет свою реальность в другой конечной области значения, или, по терминологии Джемса, в другом подуниверсуме. Следовательно, мы можем переопределить символическое отношение как аппрезентативное отношение между сущностями, принадлежащими, по крайней мере, к двум конечным областям значения, в котором аппрезентиру-ющий символ является элементом верховной реальности по­вседневной жизни. (Мы говорим «по крайней мере к двум», поскольку существует множество комбинаций, таких, как ре­лигиозное искусство и проч., которые мы не можем подверг­нуть исследованию в рамках настоящей статьи.)

4. Переход из верховной реальности в другие конечные области значения, переживаемый посредством шока65

Мир повседневной жизни принимается нашим обыденным мышлением как данность, и тем самым обретает характер ре­альности до тех пор, пока наши практические переживания

512

513

подтверждают единство и согласованность этого мира как до­стоверные. Более того, эта реальность кажется нам естествен­ной, и мы не готовы отказаться от нашей установки по отно­шению к ней, не пережив при этом специфического шока, заставляющего нас вырваться из этой «конечной» области зна­чения и придать характер реальности другой области.

Разумеется, эти шоковые переживания часто настигают нас в самой гуще нашей повседневной жизни; они сами при­надлежат к ее реальности. В течение дня или даже часа я могу пройти через целый ряд таких шоковых переживаний разно­го рода. Вот несколько примеров: внутреннее изменение, происходящее в нас, когда в театре поднимается занавес, обо­значая переход в мир театрального представления; ради­кальное изменение, происходящее в нашей установке, ког­да мы, прежде чем приступить к рисованию, позволяем своему визуальному полю ограничиться тем, что находится внутри рамки, переходя тем самым в изобразительный мир; засыпа­ние как прыжок в мир сновидений. Кроме того, таким шо­ком является религиозный опыт во всех его разновидностях (например, кьеркегоровское переживание «мгновения» как скачка в религиозную сферу) и решение ученого заменить страстное участие в делах «этого мира» беспристрастной со­зерцательной установкой.

С другой стороны, необходимо подчеркнуть, что согласо­ванность и совместимость переживаний с точки зрения их особого когнитивного стиля существует лишь в границах конкретной области значения, к которой эти переживания принадлежат и которую я наделил акцентом реальности. То, что совместимо в области значения Р, ни в коем случае не будет совместимо в области значения Q. Напротив, из обла­сти Р, предположенной в качестве реальной, область Q и все принадлежащие ей переживания будут казаться фиктивны­ми, внутренне не согласованными и не совместимыми друг с другом и vice versa. Здесь мы вновь сталкиваемся с прило­жением бергсоновской проблемы нескольких сосуществую­щих порядков.

Нам хотелось бы проиллюстрировать этот момент, коротко обсудив «фиктивность» мира повседневной жизни, усматрива­емую из символической системы других областей значения, наделенными характером реальности. В первом примере мы возьмем в качестве системы соотнесения мир физической те­ории, во втором – мир поэзии.