Д. Временнáя структура

Мы довольно подробно проанализировали пространственную структуру непроблематизированного мира как непосредствен­ной данности лишь в качестве примера и теперь можем изло­жить более коротко некоторые – ни в коем случае не все – другие структурные элементы. Последний наш иллюстратив­ный пример («Мне нужно быть в Лондоне в четверг») дает нам возможность изучить временную структуру непроблематизи-рованного мира как непосредственной данности.

Существуют не только ритмы внешнего времени – смена дня и ночи, времен года, возрастных жизненных циклов, а так­же телесное время дыхания, сердцебиения и т.д., рассматрива­емые в качестве непосредственной данности, но и восприятие внутреннего времени в его необратимости и непрерывности. Одним из наиболее фундаментальных восприятий этого явля­ется взросление¹⁹¹, переход от детства к взрослому состоянию и зрелости, через преклонные годы к старости. Это восприя­тие времени, конечно же, связано с физиологическими собы­тиями в моем теле, но не ограничено ими. С субъективной точки зрения это событие во внутреннем времени. Я родился, вырос и должен умереть – таковы три выражения одного и того же метафизического факта, определяющего восприятие моего существования в этом мире. Но эта метафизичность, которую едва ли отвергли бы даже самые непреклонные бихе-виористы, является одним из элементов, принимаемых любым

человеческим существом как непроблематизированный и даже непроблематизируемый факт. Наше взросление наиболее ре­левантно для нас, оно определяет высочайшее взаимодействие системы наших мотивационных релевантностей, наш план жизни. Восприятие нашего будущего является незатворяемым открытым горизонтом настоящего (из которого один отдель­ный факт выделяется своей определенностью, а именно, то, что мы должны умереть, не зная, когда); наше убеждение в неотвратимости этой определенности в конечном счете преоб­разуется в восприятие нашей конечности («Так мало време­ни», «Сейчас позднее, чем вы думали»); эти восприятия, воз­можно, присущие любой человеческой жизни, в высшей степени релевантны¹⁹². Эта релевантность навязана нам усло­виями человеческого существования как знание необратимо­сти и невозвратности времени как такового. И с самого начала наше рождение – прошлое, скрытое во мраке, – о котором мы узнаем лишь от других, наших товарищей, воспринимаемое как непосредственная данность, и является отправной точкой набора навязанных тематических и мотивационных релевант-ностей. Для каждого из нас само собой разумеется, что мир – как природный, так и социальный – существовал до нашего рождения; Д. Мур правильно показал трудность квалифициро­вать логический характер этого утверждения: оно, конечно же, не имеет априорного характера, но это и не высказывание эм­пирического толка, поскольку относится ко всем обстоятель­ствам ситуации, недоступной восприятию индивида, уверен­ного в его истинности¹⁹³. Но каждый человек считает само собой разумеющимся, что он родился в мире, предшествую­щем его рождению, точнее, в мире так-то и так-то структури­рованном, в том или ином месте, в определенный историчес­кий момент, в том или ином социальном окружении.

Мы, таким образом, родились в уже существующем мире и в специфической ситуации, и этот факт является одним из наиболее релевантных, навязанный нам и определяющий нашу жизнь во многих отношениях. Мы обнаружили, что лю­бая из наших биографически детерминированных ситуаций отсылает нас к предшествующей и может быть интерпретиро­вана как осадок (sedimentation) всех наших предыдущих вос­приятий. Наша биография начинается с рождения, и, таким образом, ситуация, в которой мы родились, следовательно, входит в качестве интегративного элемента во все последую­щие стадии. Она покоится у истоков нашей системы темати-

382

383

ческих, интерпретативных и мотивационных релевантностей, которые должны быть созданы. В определенном смысле мы можем сказать, что навязанные релевантности нашего челове­ческого существования – то, что мы родились в мире и эта си­туация нами не создана, мы все неизбежно взрослеем, что в нашем существенно неопределенном будущем один факт вы­деляется своей определенностью, а именно то, что мы должны умереть, неизвестно, когда и как, – мы можем сказать, что эти навязанные релевантности лежат в основании контрапунктной структуры нашего сознания, о которой мы говорили во ввод­ной главе¹⁹⁴. Весь наш жизненный интерес, создание планов, попытки понять мир и свое место в нем, словом, вся система наших тематических, интерпретативных и мотивационных ре-левантностей может быть понята как внутренне присущая этим навязанным релевантностям.

Эти фундаментально навязанные релевантности, однако, никак не являются единственными, связанными с временной структурой непроблематизированного мира. Для этой структу­ры характерно то, что измерение внутреннего времени (или durйe – времени, в котором разворачивается индивидуальный поток сознания) находится на пересечении с биологическим временем нашего тела, с космическим временем Природы и – что мы подробно обсудим в следующей главе – с социальным временем¹⁹⁵. Мы живем одновременно во всех этих временных измерениях, но не существует взаимно однозначного соответ­ствия, одновременности между текущими событиями в каж­дом из них. Разрыв между ними навязывает нам своеобразный (sui generis) релевантный феномен, а именно ожидание, пребы­вание в «отложенной готовности». А. Бергсон был, насколько я знаю, первым философом, изучившим опыт ожидания¹⁹⁶. Если я хочу приготовить стакан подслащенной воды (используя его пример), я должен подождать, пока сахар растворится. По­ток моего внутреннего времени движется независимо от серии событий во внешнем времени, в течение которого я жду. Кэр-рел и Леком дю Нойи изучили особое измерение биологичес­кого времени – время залечивания ран – я должен подождать, чтобы исцелиться¹⁹⁷! Беременная женщина должна подождать, она должна подготовиться и быть готовой, когда придет ее время. Фермер, зависящий от космического времени природы, должен выждать лучшее время уборки урожая. Ожидание явля­ется выражением навязанной нам системы релевантностей. Эта система включает проблему «правильного времени». Это вре-

мя посадки и уборки урожая, и Экклезиаст дает нам ряд дру­гих примеров «правильного времени». В эту систему навязанных релевантностей, однако, включен и хронологический порядок, предписываемый онтологической структурой независимых от нас событий. Посадка должна предшествовать жатве; я должен уехать отсюда, чтобы прибыть туда. Эта пред-организация пос­ледовательности событий во времени, часто воспринимаемая в форме «после этого» и нередко включающая в себя слепое верование «потому что», является, прежде всего, навязанной нам в форме цепочки мотивов-для. Для того чтобы попасть из Нью-Йорка в Чикаго поездом, я должен пойти на Центральный вокзал, купить в кассе билет, попасть на соответствующую плат­форму, сесть на нужный поезд – и затем ждать, пока этот поезд не достигнет станции назначения.

Это временное измерение аналогично изученному нами про­странственному: если теперь, в момент t₀ я нацелен на событие, которое в соответствии с навязанным хронологическим поряд­ком произойдет в момент t₀ + n или Dt₀, я должен пройти че­рез все моменты между t₀ и t₀ + n (или его прирастание Dt₀) и воспринять все события, происходящие в моем внутреннем вре­мени, между соответствующими моментами. Это, конечно же, очень неадекватное выражение, которое, по-видимому, предпо­лагает, что внутреннее время может быть разделено на измери­мые равные части, что, конечно же, вовсе не так. Но я надеюсь, что это дает краткую зарисовку сложных взаимоотношений между различными измерениями времени.

Не только последовательность, но и одновременность мо­жет быть навязана. То, что должно, может и что не может про­изойти в одно и то же время, также является онтологически предзаданным. Одновременность можно интерпретировать как ограничивающее понятие последовательности и, следователь­но, не требующее особых комментариев¹⁹⁸.