Глава 4

Запас наличного знания с точки зрения его происхождения

А. Введение: неоднородность запаса наличного знания как результата отложения (опыта)

Как нам известно, то, что мы называем запасом наличного знания, имеет свою историю, которую можно рассматривать как отложение (sedimentation) предыдущего опыта. Однако не существует изначальных восприятий, на которых может быть основано все последующее знание. Если мы анализируем кон­ститутивный процесс осаждения того знания, которым на дан­ный момент располагаем, мы с неизбежностью приходим к предшествующей биографически детерминированной ситуа-

294

295

ции с присущим на тот момент времени запасом наличного знания, но никогда – к изначальному восприятию (как в хро­нологическом смысле, так и в смысле фундаментальности), которое было бы конститутивным для всех последующих вос­приятий.

В настоящей и следующей главах мы должны изучить структурную организацию запаса наличного знания в двух от­ношениях. С одной стороны, мы должны исследовать различ­ные категории знания, в которых сознание воспринимает мир в каждый данный момент. Наряду с этим, мы должны поста­вить вопрос относительно того, до какой степени неизвестное определяется уже известным, т.е. апоретическую проблему. Это исследование даст нам статический анализ наличного за­паса знания на данный момент. С другой стороны, мы долж­ны более тщательно, чем прежде, рассмотреть сам конститу­тивный процесс, приводящий к осаждению предыдущих восприятий, в то, что мы называем запасом наличного знания. Это исследование представляет собой генетический анализ⁷².

Мы предлагаем начать наше исследование с последнего пункта по следующей причине: статический анализ некоторых особо значимых характеристик наличного запаса знания мо­жет быть понят лишь с помощью анализа конститутивных процессов, продуктом которых они являются. Не имея често­любивого намерения исчерпывающим образом обсудить про­блемы конститутивного анализа сознания, – задача, решение которой может завершить лишь развитая конститутивная фе­номенология, – мы сосредоточимся исключительно на тех со­бытиях в процессе осаждения (sedimentation) знания, которые касаются типизации осажденного. Одна специальная пробле­ма, касающаяся конститутивных процессов, относящихся к системам релевантности, обсуждалась в предыдущем разделе. Сейчас же мы должны обсудить некоторые другие характери­стики этого процесса осаждения (sedimentation).

Б. Степени правдоподобия и их разбор (diexodos)

Запас наличного знания в каждый отдельный момент моей со­знательной жизни никак не является связным или гомоген­ным. Его элементы не являются ни последовательными, ни необходимо связанными друг с другом. Они организованы в различные уровни правдоподобия (piqanТj) от уверенности в

определенности через различные степени модальности мне­ния, включая слепые верования, воплощенные в суждениях типа: «пусть все остается, как есть». Следовательно, с точки зрения наших целей знание означает не только ясное, отчет­ливое и хорошо сформулированное понимание, но также и все формы мнений и допущений⁷³, относящихся к само собой ра­зумеющемуся. В настоящее время мы ограничимся рассмотре­нием того, что гетерогенный характер различных элементов на­шего запаса знания можно объяснить различными процессами, в которых они образуются. Лишь немногие из этих элементов гарантированы процессом, который Карнеад назвал обзором (periodeusis), и еще меньше – те, что он назвал разбором (diexodos).

Некоторые из этих элементов считаются вероятными пото­му, что наше первое восприятие определенного объекта не было проблематизировано или подвергнуто сомнению после­дующими восприятиями как того же самого объекта, так и его взаимоотношениями с другими. Другие восприятия (или их объекты) были проблематизированы и привели к ситуации со­мнения, но этот процесс вопрошания или сомнения (процесс periodeuein) не привел к какому-либо решению, к принятию одной из проблематичных альтернатив, а возможно, даже и к установлению подлинно проблематичной альтернативы. Этот процесс по той или иной причине прервался – проблемный объект исчез или был поглощен другим, или в результате сдви­га господствующей системы релевантности я утратил «инте­рес» к продолжению исследования.

В отношении же других элементов я могу присоединиться к diexodos: подлинные альтернативы, происходящие из ситу­ации сомнения, «представлены к выбору», причем каждая из них имеет собственную весомость. Я пришел к решению, сде­лав ставку на одну из них. Но термин «альтернатива», пока выбор не сделан, не является равно приложимым к любой из возможностей. Процесс выбора «отбрасывает», «аннигилиру­ет» то, что отвергнуто, или, по крайней мере, отодвигает. Из­бранное, однако, трансформируется самим актом выбора в убеждение о его возможности, которую я склонен рассматривать как обоснованную, хотя и «до последующего уведомления».

Описанное выше, очевидно, представляет собой то, что Э. Гуссерль назвал эмпирической достоверностью, которая, в его понимании, является таковой, пока не доказано обратное или до последующего уведомления⁷⁴. Во всех остальных случа-

296

297

ях, в которых разбор (diexodos) не завершен, моя вера в прав­доподобность достигнутого знания имеет характер не эмпири­ческой достоверности, но лишь эмпирической вероятности или эмпирической возможности. И эта вероятность или возмож­ность имеет множество степеней: моя вера, таким образом, яв­ляется не обоснованным убеждением, но всего лишь мнением, допущением, доверием или (используя термин Сантаяны), лишь животной верой. Возможно, она вообще не имеет осно­ваний, и ей присущ смысл, выраженный в таких высказывани­ях: «насколько я знаю», «есть основание верить», «это предмет дальнейшего исследования», «таково мое впечатление», «я по­лагаю» или даже «меня не волнует, что это такое».

Таким образом, различные степени правдоподобия элемен­тов нашего запаса наличного знания возникают в истории процессов, в которых они образуются, т.е. в процессах осажде­ния (sedimentation) знания.

В. Политетическая и монотетическая рефлексия

Обретение знания той или иной формы представляет собой процесс, длящийся во времени и состоящий из разных шагов. Различные ступени, которые, согласно Карнеаду, человек про­ходит, выстраивая свое знание того, что правдоподобно – от недостоверных представлений через их «покорение», от обзора (periodeusis) к разбору (diexodos), – являются шагами, ведущи­ми к обретению знания, и осуществляются во внутреннем вре­мени потока сознания. Взаимосвязь между различными система­ми релевантности – от мотивированного интереса, например, к построению тематически релевантной темы и дальнейшему развитию взаимосвязи интерпретативных релевантностей, ве­дущих к определению типичности нашего знания, – другой пример. Когда мы постепенно входим во внутренний и внешний горизонты тематически релевантного, привлекая все больше и больше материала из области горизонта в тематический фокус (осуществляя множество скрытых импликаций в расширяю­щемся горизонте эксплицитного), мы вовлекаемся в процесс, состоящий из множества отдельных шагов мыслительной де­ятельности, ведущей к осаждению (sedimentation) того, чем мы привычно обладаем, называемого наличным знанием.

Эти примеры (которые можно рассматривать как относя­щиеся к опыту на допредикативном уровне), конечно же, име-

ют свои следствия в собственно когнитивной сфере, а именно, в сфере предикативных рассуждений, высказываний, сужде­ний, выводов – короче, в мышлении в терминах формальной логики⁷⁵. Строго говоря, любое явное утверждение, как в сфор­мулированном высказывании «S есть P», уже является процессом во времени; это форма рассечения неделимого восприятия (как, например, «на-столе-колода-карт», как образно описы­вает ситуацию У. Джемс)⁷⁶ на содержащиеся здесь отдельные понятийные элементы и различные отношения между ними. Как мы поясним в дальнейшем, кажущееся простым высказы­вание «S есть P» является лишь аббревиатурой высказывания «S является, среди прочего, такого, как q, r,… x, y, z, еще и p», оно понято прежде всего как акцент на свойство p, когда го­ворящий не интересуется другими аспектами, качествами или свойствами (q, r, x, y, и т.д.)⁷⁷. Этот выбор «интересных» сторон из прочих возможных, который, между прочим, тесно связан со взаимодействием трех систем релевантности, является про­цессом, результат которого – предикативное суждение.

Рассматриваемая проблема будет полностью изучена, если мы обратимся к цепочке рассуждений, суждений и выводов, используемых в научном мышлении. Теорема Пифагора, на­пример, шаг за шагом выводима из аксиом Евклида и произ­водных от них теорем. Именно таким путем мы все научились доказывать высказывание а² + b² = с². Для того чтобы постичь смысл этой теоремы, однако, вовсе не обязательно повторять все шаги, с помощью которых она выведена и доказана. В са­мом деле, мы, возможно, даже забыли способ ее доказатель­ства, и тем не менее знаем, что в прямоугольном треугольни­ке сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы. Это высказывание, дедуктивно выведенное с помощью различных шагов, стало привычным обладанием нашего запаса наличного знания, в то время как отдельные шаги дедуктивного вывода забыты. Точнее, эти шаги «вне нашего поля зрения», но при­сутствуют неявно в нашем знании в нейтральной форме и мо­гут быть «разбужены» и реактивированы.

Все эти примеры лишь иллюстрируют всеобщий принцип, который, согласно Гуссерлю, управляет рефлексивной уста­новкой и посредством которой сознание может «схватить» зна­чение своих прошлых восприятий. «Живя в процессах» моей мыслительной деятельности, я сосредоточен лишь на состоя­нии дел, которого должен достичь своей деятельностью, а не на деятельности как таковой⁷⁸. Для того чтобы постичь смысл

298

299

этой деятельности, я должен рассмотреть ее в рефлексивной установке. Я должен, по выражению Дьюи, остановиться и подумать⁷⁹. Я более не погружен в поток сознания, он не не­сет меня; я должен выйти за его пределы и посмотреть на него. Конечно, все использованные здесь термины – метафоры, и даже опасные, поскольку нет потока, из которого я мог бы выйти; само его рассмотрение как таковое является событием в пределах потока. Любая попытка перевести явления внутрен­него времени, или длительности (durйe), в пространственные термины, как ясно видел Бергсон, неудачна и вводит в заблуж-дение⁸⁰. Но имея в виду это предупреждение, наша метафора может дать нам наглядное представление о феномене рефлек­сии, хотя мы и не сможем дать ее исчерпывающего описания в рамках данного исследования⁸¹.

Существует два способа, посредством которых разум может схватить смыслы своих предыдущих восприятий. Все они вы­страиваются шаг за шагом, этап за этапом в процессах внутрен­него времени – «политетически», как говорит Э. Гуссерль⁸². Я могу в рефлексивной установке реконструировать политети-ческое выстраивание значения восприятия, на которое я на­правляю рефлексивный взгляд. Я могу реконструировать этот процесс в памяти, вновь пробежать все шаги и этапы, с помо­щью которых конституировано значение моего восприятия. Я могу это сделать, – по крайней мере, в идеальных условиях, т.е. отвлекаясь ото всех препятствий и помех конкретной ситуа­ции – в отношении всех типов значащих восприятий. В самом деле, я должен выбрать эту процедуру, если значение изучае­мого восприятия состоит исключительно в политетической организации элементов во внутреннем времени, как, напри­мер, в музыке, поэзии и других формах «длящихся» объектов (Zeitgegenstдnde)⁸³. Я могу воспризвести значение музыки, лишь воспроизведя ее поток (по крайней мере, мысленно) с первого такта до последнего; я могу передать «значение» по­эмы в одном-двух предложениях, и именно это делают в тол­кованиях «Древнего мореплавателя». Однако для того чтобы схватить значение поэмы как таковой, я должен прочитать или рассказать ее, по крайней мере, мысленно, т.е. реконструиро­вать политетически множество отдельно взятых (т.е. политети-ческих) шагов, в которых конституировано ее значение⁸⁴.

В отличие от этих «длящихся» объектов, однако, и особен­но в отношении восприятий, концептуально сформулирован­ных в процессе логического размышления, я могу схватить

единым взглядом – монотетически, как говорит Э. Гуссерль⁸⁵, – смысл, который строился политетически. В таком случае мое привычное обладание знанием состоит из тех почерпнутых из опыта значений, которые восприняты монотетически.

Различие между политетическим и монотетическим схваты­ванием значений нашего опыта фундаментально для склада нашей мыслительной деятельности. Его жизненно важное зна­чение для структуры нашего наличного запаса знания очевид­но. Ясность и отчетливость нашего знания зависит от нашей способности относить монотетически схваченное значение элемента нашего знания к политетическим шагам, в которых это знание приобреталось⁸⁶. Степень правдоподобия нашего знания, от нашей уверенности в эмпирической достоверности до слепого верования (в дополнение к другим факторам), оп­ределяется в соответствии с тем, как это знание приобреталось в ясных и отчетливых шагах, которые могут быть политетичес-ки реконструированы. В обыденном языке это можно сформу­лировать так: она (ясность и отчетливость. – Н.С.) зависит от того, можем ли мы отчитаться об источнике знания, указав на отдельные акты познавания, постижения, понимания, схваты­вания, научения, посредством которых мы становимся сведу­щими или знакомыми с элементом нашего знания.

Мы можем также перевести различие между политетическим и монотетическим знанием в термины структуры релевантности. Привычное обладание знанием, схваченным лишь монотети-чески, отвлекается от системы мотивационных релевантностей (как от релевантностей-для, так и релевантностей-потому-что), ведущих к установлению тематических релевантностей. Различие между тематическими и интерпретативными реле-вантностями является, так сказать, «доисторическим» для мо-нотетического схватывания привычно наличествующего «под­ручного» знания. Монотетический взгляд на значение одного из своих восприятий ясно указывает на сдвиг в конфигурации наших систем релевантности, преобладавших в то время в их политетической конфигурации. Далее, тематически релевант­ное проблеме тематическое ядро требует привнесения интер-претативного материала из области горизонта в ядро поля – то, что было маргинальным, например, первый шаг политети-ческого процесса, становится тематическим, когда выполняет­ся второй; то, что относилось ко внутреннему горизонту в про­цессе выполнения второго шага, становится эксплицитным по выполнении третьего и т.д. На каждом шагу интерпретативные

300

301

релевантности, а с ними и типичность воспринимаемого объекта нашего опыта, модифицируются, и все это продолжается до тех пор, пока наличная проблема не прояснится удовлетвори­тельным образом (удовлетворительным для нашей наличной цели) и не разрешится, – и лишь тогда этот процесс приходит к завершению, и смысловая структура, построенная политети-чески, может быть схвачена монотетически. Это завершение мо­жет быть достигнуто как в случае, если весь процесс завершает­ся решением наличной проблемы, так и если он прерывается, дробится⁸⁷, или если, даже не достигнув решения, я обращаю рефлексивный взор на проделанные политетические шаги и оглядываю их единым взором (монотетически) – так схваты­вается значение моего акта восприятия, описанное выше.

Во всех этих случаях, однако, реинтерпретация монотети-чески схваченных шагов оказывается относительной к их ме­сту в различных системах релевантности. Монотетически схва­ченный материал обнаруживает иную типичность, чем на каждом шагу его политетического выстраивания, поскольку интерпретативные релевантности изменяются по ходу процес­са, и сейчас отличны от тех, что были, когда процесс тем или иным образом завершился. То, что тематически релевантно пошаговому процессу, становится, в лучшем случае, подтемой в новой тематической релевантности нашего привычного за­паса знания, схваченного монотетически. Оно также может и полностью потерять свою релевантность, став лишь вспомога­тельной (auxiliary) релевантностью по отношению к вновь конституированной монотетической главной теме. Здесь воз­можны различные вариации, но все они относятся к взаимо­действию предшествующих оперативных мотивационных ре-левантностей, ныне отброшенных или отвергнутых.

Это различие между политетически и монотетически схва­ченными элементами нашего знания станет особенно важным в изучении трех проблем, которые гораздо более тесно взаимо­связаны, чем может показаться на первый взгляд.

1. Смысловая структура наших действий в смысле проекти­руемого поведения с целью решения определенной теорети­ческой или практической проблемы проясняется с помощью этого различия. Для того чтобы осуществить проектируемое состояние дел, спроектировать и очертить цель нашего дей­ствия, удостовериться, что средства соответствуют целям, ре­шить, досягаемы ли и доступны ли мне средства, и, следова­тельно, достижима ли цель действия, наконец, осуществить

действие как в пределах главенствующей реальности мира ра­боты, так и в теоретической реальности чистого мышления, – для всех этих шагов необходимо обладание знанием, ставшим привычным или тематически релевантным для выполнения каж­дого из этих шагов. Очень важно проанализировать политети-ческие шаги, посредством которых выстраивается проект, зна­чение которого схватывается монотетически, когда действие замышляется. Процесс же осуществления действия может быть схвачен политетически. Но значение уже выполненного действия, как для самого действующего, так и для наблюдателя, является монотетическим, которое может и не совпадать (а сто-рого говоря, и не может совпадать) с монотетическим значе­нием проекта до выполнения действия⁸⁸.

2. Наше знание имеет социальное происхождение и соци­ально распределено⁸⁹. Лишь небольшая часть нашего запаса наличного знания возникает в нашем личном опыте. Гораздо большая часть имеет социальное происхождение, возникает в опыте других и передается мне коммуникативным путем или наследуется мною от родителей и учителей или от учителей моих учителей. Это знание, почерпнутое у других, имеет для меня различные степени правдоподобия, становится моим привычным обладанием, часто принимаемым в качестве само собой разумеющегося, т.е. схватываемым монотетически безо всяких попыток с моей стороны осуществить политетическую реконструкцию шагов, приводящих к монотетически схваты­ваемому значению. Мой приятель «знает, о чем говорит», а я полагаюсь на его осведомленность и, как обычно, я принимаю сказанное к сведению, не задаваясь вопросом, так ли это. Но даже если бы я попытался разбить социальное по происхожде­нию знание на политетические шаги, часто оказывается, что эти традиционные, привычные единицы знания являются та­ковыми лишь в отношении присущего им монотетического значения, в то время как традиция, содержащая политетичес-кие шаги, ведущие к его становлению (т.е. осаждению моноте-тического значения), утрачена. Может оказаться, что подобно­го рода политетические шаги никогда не делались, и социальное по происхождению знание основывалось на авторитете филосо­фа, героя, святого или является слепым верованием, воплощен­ным в «идолах рода». Происхождение фольклора и сказаний, в том смысле, как их понимает Самнер⁹⁰, состоит в социально одобренном монотетическом знании без прояснения его поли-тетического фундамента.

302

303

3. Однако некоторые формы знания, социального по про­исхождению, предполагают коммуникацию. А это, в свою оче­редь, возможно лишь в человеческом общении во внешнем мире, т.е. посредством движения губ. Эти события во внешнем мире осуществляются в серии политетических шагов. Возьмем разговорную речь как пример коммуникации: говорящий вы­страивает, слово за слово, предложение за предложением, по-литетический значащий контекст, который он желает передать своей речью. Слушатель следует за его мыслью политетичес-ким образом. С другой стороны, даже до начала речи говоря­щий может монотетически взглянуть на значение той мысли, которую хочет донести, а слушатель, хоть никогда и не знает, чем закончится начатое говорящим предложение, может схва­тить монотетическим взглядом значение мысли другого (и мо­жет даже в процессе проговаривания предвосхитить, хотя и неотчетливо, то, «что он собирается сказать»). Все это будет тщательно изучено в дальнейшем⁹¹.

Однако, выражаясь в более обобщенной форме, то, что мы говорили о монотетической и политетической смысловой структуре языковой коммуникации, справедливо не только по отношению к любым формам коммуникации, но по отноше­нию к интерпретации действий другого вообще. Мы всегда можем политетически схватить длящуюся фазу действия дру­гого и монотетически схватить значение этого действия в обо­их отношениях, т.е. смысл, которым действие обладает как для самого действующего, так и для нас, его партнеров и наблюда­телей. На данной стадии нашего исследования мы не можем дать детального описания нашего понимания действий друго­го; это будет рассматриваться в третьей главе⁹². Мы лишь рис­кнем здесь сказать, что различие между политетической и мо-нотетической смысловой структурой окажется ключевым не только для нашего знания действий другого, но и для понима­ния другого вообще и того, как структурирован наш соци­альный мир.