В. Возобновление процесса

Мы только что рассмотрели случаи, когда тема высвобождалась из области схватывания без достижения решения поставлен­ной проблемы и в которых процесс отложения (sedimentation) был прерван, хотя и с намерением его продолжить. Теперь же мы должны обратиться к случаю, когда действующий полага­ет, что адекватное решение поставленной проблемы достигну­то. Тема адекватно определена для наличных целей, и процесс отложения (sedimentation) приостановлен, т.е. адекватное зна­ние тематической проблемы получено. Однако впоследствии оказывается, что решение проблемы, интерпретация темы была неполной и что весь процесс следует начать заново.

1. То, что считалось достаточно хорошо известным, непроб-лематизируемым, обнаруживает ранее незнакомые аспекты неизвестного или импликации ранее неисследованных гори­зонтов, не совместимые с тем, что казалось достаточно хорошо установленным. Или смысловой контекст, в котором объект на­шего восприятия казался достаточно знакомым, тем или иным образом модифицируется: он расширяется или сужается, пе­ресекается с другими значащими контекстами, структурно изме­няется. Он теряет присущий ему характер привычного обладания вследствие навязывания ему вновь возникших тематических релевантностей и т.д. Во всех этих случаях возникают новые про­блемы, и то состояние дел, которое считалось непроблематизи-руемым, и даже за рамками того, что может быть оспорено (по­тому что не имело отношения и было нерелевантным к исходной наличной теме), становится проблематичным и требует исследо­вания. Однако на эти вновь возникшие вопросы нельзя ответить, если рассматривать их изолированно, новая тематическая ре­левантность не может быть отделена от ранее обретенного зна­ния того же объекта и не может рассматриваться изолированно.

332

333

Последнее характеризует отличие рассматриваемого случая от тех, что обсуждались ранее. Это не просто перерыв в про­цессе отложения (sedimentation) (в соответствии с идеализаци­ей «и так далее, и тому подобное», означающей возможность вновь начать и продолжить сегодня то, что я оставил или пре­рвал вчера). Скорее, вновь возникшая или последующая тема требует полного возобновления всего процесса, пересмотра привыч­ного достояния, которое лишается характера достаточно уста­новленного: теперь мы не можем просто принять то, что мы уже знаем, или продолжать считать само собой разумеющим­ся то, в чем убедились в предыдущих процессах. Фактически, конечно, оно считалось таковым «до последующего уведомле­ния», и возникновение новой тематической релевантности яв­ляется как раз таким «последующим уведомлением», препят­ствующим тому, чтобы твердо держаться ранее достигнутых результатов. Таким образом, наше привычное знание этой темы, наше знакомство с нею утрачивает характер привычно­го. Мы более не склонны ожидать, что все пойдет по принци­пу «и так далее, и тому подобное», как полагали прежде, и это прерывание наших предвосхищений само становится мотива-ционно релевантным для радикального пересмотра темы.

Такая ситуация может случиться, поскольку наши предыду­щие предвосхищения «подорваны», уничтожены последующи­ми восприятиями вновь возникших событий. Такое также мо­жет случиться и из-за внутренних сдвигов фокуса нашего интереса к тому, что ранее находилось в области горизонта, которое оказывается не совместимым с системой интерпрета-тивных релевантностей, присущих тематическому ядру, опре­деленному прерывом дальнейшего исследования. Аналогично этому, подобная проблемная ситуация может возникнуть из-за вновь навязанных релевантностей (тематических, интерпрета-тивных, мотивационных), обусловленных природой вещей, биографической ситуацией или, как это часто бывает, наши­ми товарищами. Конечно же, возможны и любые комбинации этих факторов.

Более того, может случиться, что пересмотр привычного и растворение осадка (знания. – Н.С.), лежащего в его основе, относится либо к сравнительно хорошо очерченным секторам нашего запаса наличного знания, либо к факторам, определя­ющим его структурирование как целого, т.е. типичным спосо­бам формирования систем тематической, интерпретативной и мотивационной релевантностей, которые сами принадлежат к

нашему привычному запасу наличного знания. Примером пос­леднего может быть необходимость перегруппировать нашу систему мотивов-для как целое, т.е. наш жизненный план. Если такие ситуации случаются – будь они навязаны или произ­вольны, – они оказываются поворотным пунктом всей нашей жизни, который обычно называют кризисом. Тогда принципы нашего привычного обладания становятся проблематичными, и наше привычное ощущение мира как непроблематизируемо-го разбито вдребезги.

Но сейчас нас интересует пересмотр более или менее огра­ниченного сектора нашего знания. Все вопросы возникают на основе непроблематизированного или даже непроблематизи-руемого, т.е. на основе привычного запаса опыта, который считается сам собой разумеющимся. Проблематичное возни­кает на основе непроблематичного, а неизвестное относится к знакомому; новое восприятие является новым, поскольку не может быть отнесено или сведено к тотальной сумме известно­го. Однако, как мы уже знаем, знакомое является таковым лишь по отношению к типичному, и неисследованный мате­риал из области горизонта остается неизвестным в том, что касается его атипичных черт, которые могут оказаться стран­ными. Все знание за пределами непроблематичного остается непроблематизированным, ибо то, что мы называем извест­ным, является таковым лишь в отношении наличных теорети­ческих и практических целей. Добровольным распоряжением мы провозглашаем наше любопытство на данное время удов­летворенным, то, с чем мы познакомились, «отложено про за­пас» как наше достоверное достояние. Возникают новые воп­росы как следствие суперпозиции новых систем релевантности того или иного типа.

2. Невозможно описать вновь возникающие мотивацион-ные релевантности, не анализируя онтологических условий человека в мире, посредством которых он определяет обстоя­тельства своей ситуации в соответствии с биографической оп­ределенностью. Наш анализ, следовательно, будет ограничен теми элементами биографически детерминированной ситуа­ции, которые сами принадлежат к субъективно непроблемати-зированному миру неоспоримой данности. Однако поскольку один набор таких элементов, возникающих из биологических потребностей нашего организма, состоит в необходимости по­ладить с субъективно определяемым окружением (достичь вла­сти над обстоятельствами, изменяя их, выполнять действия,

334

335

нацеленные на внешний мир), наши мотивационные релеван­тности, по крайней мере, частично, будут определены этими элементами.

Прагматизм, в своей вводящей в заблуждение попытке по­строить монистическую философию, основываясь на единствен­ной стороне человеческой жизни, демонстрирует курьезную мо­нополию мотивационных релевантностей, возникающих из потребностей организма поладить с окружением. Другие, по­добно М. Шелеру, обнаружили прагматический мотив даже в нашем восприятии и в общем характере нашего знания¹⁴⁰. Ра­дикальный прагматист старается свести любое знание к его полезности в интересах прилаживания к окружающему миру, а успех или неудача в этом деле становится даже критерием истинности такого знания. С этой точки зрения наша идея по определению становится тематически нерелевантной, если она не мотивирована релевантностями, относящимися к высшей цели – приспособления к окружающему миру. Иными слова­ми, радикальный прагматист рассматривает систему релеван-тностей-для, – тотальная сумма которых составляет план жиз­ни, во имя и с помощью которого мы приспосабливаемся к окружению, – как нечто-то само собой разумеющееся – для него это не допускающее возражения aприорное знание. Точ­нее, мы всегда интересуемся определенными темами, и для того, чтобы их определить, мы должны их адекватно интерпре­тировать.

Однако такая позиция могла бы быть оправданной, лишь если бы уровень реальности, конституированный нашими ак­тами работы, направленными на внешний мир, был бы един­ственной реальностью, в которой мы живем. Мы предположили, что именно она является верховной реальностью (основопола­гающей для всех прочих уровней реальности, понятых как ее производные). Она является верховной реальностью, посколь­ку только в ней возможны социальные и межчеловеческие коммуникации¹⁴¹. Но есть много других систем мотивацион-ных релевантностей, возникающих на других уровнях «внима­ния к жизни» («attention to life»), с помощью которых мы можем присвоить и действительно присваиваем статус реальности. Среди них – уровни теоретического рассуждения, на которых человек пытается осмыслить фундаментальные восприятия, особенно те, что выходят за пределы факторов окружающей среды. Они возникают из ситуативных обстоятельств верхов­ной реальности, его фундаментального опыта, т.е. трансцен-

дентны его жизни. Их трансцендентность делает возможной имманентность его существования. Система мотивационных релевантностей, возникающих на иных, чем верховная, уров­нях реальности, просто игнорировалась радикальным прагма­тизмом, и таким образом отбрасывались различные системы тематической и интерпретативной релевантностей, обуслов­ленные их мотивационными релевантностями. Прагматизм, таким образом, является философией, занимающейся не всеобъ­емлющим человеческим существованием, а лишь описанием нашей жизни на непроблематизируемом уровне верховной реальности. Это типизация и идеализация нашего бытия в мире как нео­споримой данности во всех иных отношениях, кроме «занятия жизнью» («business of living»).

Но даже и эта ограниченная цель лишь частично достига­ется радикальным прагматизмом. Он предлагает решение лишь с точки зрения воображаемого, бесплотного наблюдате­ля, изъятого из окружающей среды, с которой он должен по­ладить. Прагматистская теория познания никогда не сможет объяснить, что делают прагматистски ориентированные фило­софы, равно как и бихевиоризм никогда не сможет объяснить поведения бихевиористов¹⁴². Рассматриваемая субъективно (т.е. с точки зрения самого действующего субъекта, пытающе­гося совладать с окружением), система мотивационных реле-вантностей, которой он руководствуется, воспринимается не только как система взаимосвязанных мотивов-для, но также и как система взаимосвязанных подлинных мотивов-потому-что. Последние сопротивляются всем рационализациям и известны как страсти, надежды, страхи, выражения метафизически ос­новополагающих восприятий, порожденных существующим миром, в котором мы взрослеем и в конечном счете умрем, т.е. в мире, который пребудет после нашей смерти так же, как и существовал до нашего рождения¹⁴³.

Это возражение радикальной прагматистской философии не является отрицанием важности мотивационных релевант-ностей, возникающих в области верховной реальности работы, которые, казалось бы, разбивают самообъяснительный харак­тер само собой разумеющегося в непроблематизируемой сфе­ре, противостоящий проблематичным темам. И требуется принципиально значимая причина, чтобы поставить под воп­рос ранее воспринимавшееся как непроблематизируемое со­стояние дел – действие, которое заставляет нас «аннулиро­вать» процесс отложения (sedimentation) казавшегося прочно

336

337

установленным знания. Но не только благодаря мотивацион-ным релевантностям. Подобные мотивы для новых вопросов или для проблематизации того, что ранее было непроблемати-зированным, могут возникать на любом уровне реальности.

3. До сих пор мы имели дело со вновь появившимися воп­росами, которые возникали в навязанных системах мотивацион-ных релевантностей. Но, как мы уже говорили, новые вопросы могут возникать и в навязанных интерпретативных релевантно-стях. Казалось бы, эти интерпретативные релевантности, когда проблематизируются, относятся к «тем же самым» темам, что в предыдущих процессах отложения (sedimentation) привели к достаточно удовлетворительному знакомству с ними, т.е. они уже наделены статусом знакомого. Но мы также увидели, что это очень произвольный способ выражения. Вновь возникшие интерпретативные релевантности, строго говоря, никогда не относятся к той же самой знакомой теме. Они относятся ско­рее к неизвестным, атипичным аспектам чего-то уже знакомо­го как типичное, – аспектам, доселе скрытым в неисследован­ном материале горизонта. И опять же в философии налицо стремление относить все вновь возникшие вопросы к последу­ющим системам интерпретативных релевантностей, дающих последним своего рода монополию в процессах разрушения поля непроблематизированного и «аннулирования» уже уста­новленного.

Философская система, провозглашающая эту монополию, известна как операционализм. В нем предполагается, что мир фактически пред-дан в качестве тотальной суммы данных, ко­торые изначально содержат в себе тематические релевантнос­ти, часто сгруппированные в пред-данный иерархический по­рядок. Предполагается также, что существует постоянный набор мотивационных релевантностей, побуждающих разум трансформировать неясные ситуации проблематичного знания в состояние гарантированной достоверности. Подобная транс­формация осуществляется с помощью набора операций, явля­ющихся не чем иным, как системой интерпретативных реле-вантностей, набором правил, в соответствии с которыми материал горизонта может быть отнесен к тематическому ядру для определения его импликаций, пока не будет установлена гарантированная достоверность.

Как и любая философская теория, впоследствии развитая выдающимися мыслителями, операционализм содержит зна­чительную долю истины. Операционалисты, возможно, яснее

других мыслителей увидели, что все проблемы возникают на основе непроблематизируемого корпуса знания, который про-блематизируется в процессе отложения (sedimentation) нового. Они также поняли, что, аннулируя привычно установленное, мы намерены достичь удовлетворительного для наличных це­лей состояния знания. Такое состояние знания достигается, если его достоверность гарантирована, и на принятом нами языке это означает, что если наше исследование интерпрета-тивных релевантностей горизонта проведено до такой степени, что удовлетворительным образом проясняет наличную тему, то не осталось незаполненных мотивационных релевантностей, которые побуждали бы нас продолжить исследование далее. Наличная проблема решена, достоверное знание может быть «отложено про запас», пока в нашем поле восприятия не воз­никнет чего-то нового, не совместимого с запасом достоверного знания и не сводимого к нему. Если это происходит, возника­ет другая непроясненная ситуация и требуется дальнейшее ис­следование. Вновь возникает та же взаимосвязь операций, или, на принятом нами языке, возникают последующие ин-терпретативные релевантности, и весь процесс исследования возобновляется.

Операционализм ясно видит все это и считает несомненным тот факт, что система интерпретативных релевантностей сама является элементом наличного знания и зависит от темы и фактов, к которым относится. Именно это отрицает все при­кладные операциональные правила. В сфере рационального научного мышления эти правила могут быть эксплицированы; и их совокупность конституирует методологию данной науки. В сфере практики эти правила являются оправданными и ап­робированными процедурами управления ситуациями, веща­ми, людьми. Даже логика может рассматриваться как система исследования в соответствии с правилами с целью трансфор­мировать непроясненные ситуации в ситуации гарантирован­ной достоверности¹⁴⁴.

Однако в каждом из этих случаев операционализм имеет в виду лишь систему интерпретативных релевантностей, побу­дивших к исследованию. Мотивационные релевантности про­сто рассматриваются как сами собой разумеющиеся, а темати­ческие также рассматриваются как возникшие новшества или результат действия интерпретативных релевантностей. Но в той мере, в какой верно, что методы относятся лишь к тому, что полагается интерпретативно релевантным, это последнее

338

339

понятие относится к наличной теме. Вопрос о том, как воз­никли эти тематические релевантности, выходит за рамки опе­рациональных правил и методологии. Кроме того, мы уже констатировали, что интерпретативные релевантности могут сделать видимыми новые аспекты предыдущих тематических аспектов, скрытые за до сих пор не проблематизированными импликациями горизонта (в таком случае может возникнуть субтематизация и даже поглощение предыдущей темы).

Фундаментальной ошибкой неокантианской школы была вера в то, что метод – что бы ни означал этот термин – «тво­рит» объект исследования¹⁴⁵. Методология и ее производное на практическом уровне, а именно, предписания и максимы дей­ствия, способы поведения и т.д. относятся лишь к соответству­ющей детерминации того, что интерпретативно релевантно в отношении предыдущей преобладающей темы¹⁴⁶. Это особен­но справедливо (научно и практически) в отношении коррек­тного использования типизаций, определения уровня исследо­вания, определения наличной цели и т.д. Методология в принципе не в состоянии определить, какая тема является ре­левантной для нас, а операциональные правила не могут уста­новить фокуса наших мотивационных интересов. Как навязы­вающие интерпретативные релевантности, они важны для восстановления проблем, отнесенных к более не пробле-матизированным. Ни интерпретативные релевантности, как полагает операционализм, ни мотивационные релевантности, как полагает прагматизм, не обладают монополией и даже не выполняют главных функций в этих процессах.

4. Это становится особенно ясным, если необходимость ан­нулировать процесс отложения (sedimentation) привычного за­паса знания возникает тогда, когда последующие тематичес­кие, интерпретативные или мотивационные релевантности сталкиваются с теми, что до сих пор считались само собой ра­зумеющимися. Они могут оказаться не совместимы, не срав­нимы с предыдущими до такой степени, что препятствуют использованию идеализации «и так далее, и тому подобное», и расстраивают процесс привычных ожиданий, особенно про-тенций, возникающих из привычного использования систем релевантностей, до сих пор считавшихся само собой разумею­щимися. Степень такой несовместимости не может быть опре­делена в общем виде. Как свидетельствует анализ статическо­го состояния структуры нашего наличного запаса знания¹⁴⁷, наш запас знания всегда содержит определенный набор эле-

ментов, не согласующихся с остальным знанием и не сравни­мых друг с другом. Причина этого состоит в том, что, с одной стороны, мы одновременно живем на различных уровнях реаль­ности, с другой, – потому что в нашу биографическую ситуацию мы вовлечены различными уровнями нашей личности (и даже в те сектора мира, которым мы в данное время присваиваем статус реальности). Мы играем роли, и особенно социальные. Однако пока мы не поставлены в конфликтную ситуацию (т.е. пока в ней не возникли мотивационные релевантности, веду­щие к проблематизации доселе не проблематизированного), мы не обращаем внимания на эти непоследовательности и не­соответствия. Они нерелевантны, не существенны для наших на­личных целей.

Как будет показано далее, экзистенциальным следствием онтологической ситуации человека в мире является то, что то­тальность этого мира во всем его многообразии остается для него существенно непонятной, его собственная конечность пре­пятствует его постижению бесконечности Вселенной¹⁴⁸. В вер­ховной реальности мира работы – основании всей социально­сти – это явление имеет свою аналогию в фундаментальном допущении социального распределения знания и попытке преодолеть это дробление знания посредством коммуника-ции¹⁴⁹. Области неизвестного остаются всегда, некоторые из них, возможно, познаваемы, а некоторые – за пределами по­знаваемого. Что касается первого, то лишь его небольшая часть заслуживает познания с точки зрения наших наличных биографических обстоятельств. Это белые пятна на нашей кар­те Вселенной, области неизвестного, изучение которых жела­тельно или даже необходимо. Эти регионы мы назовем пробе­лами (vacancies, Leerstellen) нашего знания – термин, ранее уже использованный (но исчерпывающее значение которого для структурирования нашего запаса наличного знания будет ясно из следующей главы).

Аннулирование нашего привычного достояния, восстанов­ление процесса отложения (sedimentation) знания, ретранс-формация непроблематизированного знания в требующие ре­шения проблемы, новая интерпретация уже известного – все это ведет к тому, что уже заполненные пробелы могут снова стать не­заполненными, что предыдущие пробелы заполнены предвари­тельно, что гипотетические запасенные релевантности разви­ваются вместе с их специфическими горизонтами и присущими системами интерпретативных и мотивационных релевантностей,

340

341

что модификации различных конфликтующих систем релеван-тностей накладываются друг на друга, требуя, следовательно, расширения или ограничения, и налицо явления поглощения, дробления, прерывания и т.д.

Невозможно да и не нужно скрупулезно описывать все эти возможные взаимоотношения. Мы лишь должны понять, что превращение неизвестного в знание, распад известного на пробелы и наоборот, проникновение в неисследованные гори­зонты доселе нерелевантного, но возможного знания, создание новых систем интерпретативных и мотивационных релевант-ностей – короче, все эти феноменальные трансформации, со­творение и уничтожение, взаимодействие оправданных ожида­ний и неоправданных предвосхищений (чтобы не сказать «вопрошаемости» удовлетворительного знания, обусловленно­сти наличной цели и ее новых модификаций) осуществляют­ся с особым индивидуальным ритмом, имеющим собственные транзитные движения (длящиеся протяженности и места от­дыха), свою собственную уникальную артикуляцию и даже «кванты действия» (помня наше более раннее предупреждение относительно этой метафоры). Именно эта ритмическая арти­куляция нашей ментальной жизни конституирует нашу истори-ко-биографическую экзистенцию как человеческого существа в этом мире. Наша собственная история является не чем иным, как артикулированной историей наших открытий и «закры­тий» в биографически детерминированной ситуации.