3. Слова со звуком е вместо о /ё/ не перед мягкими

О происхождении таких параллелей, как небо — нёбо и т.п., сказано выше. Относящиеся сюда явления также распределяются по намеченным трем разрядам.

I разряд — тип: надежда — надёжа. Сюда относятся слова, в которых возможно только церковнославянское произношение, вы­ступающее в них или совместно с другими признаками церковносла­вянского языка, например совместно с жд в слове надежда, совмест­но с щ в слове пещера (ср. название реки Печора), или без такого со­провождения, как например в словах хребет, крест (ср. крёстный), жертва, предмет, щедрый, жезл, пекло, скверна (также скверный), мерзость, дерзость и др. Сюда же отнесем одежда — одёжа с той оговоркой, что одёжа употребляется в живом просторечии, что, однако, не делает еще сло­во одежда стилистическим славянизмом.

II разряд — тип: небо — нёбо. Кроме данной параллели и названной выше вселенная — вселённая, сюда можно отнести еще па­деж (в грамматике) — падёж (скота), крестный (ход) — крёстный (отец), совершенный (прилагательное) — совершённый (причастие), истекший (например, срок) — истёкший (причастие от истечь); такое же соотношение в случаях почтенный — почтённый, несрав­ненный — несравнённый (от не сравнить) и др.

III разряд — тип: веселый — весёлый. Здесь следовало бы перечислить громадное число слов современного русского языка, в которых произносится гласный о после мягкой согласной и при ко­торых нет церковнославянского варианта с произношением е вместо такого о, то есть, например, ёлка, тётка, грабёж, чёрный, весёлый, мёртвый, идёт и множество других. Произношение е вместо ё в та­ких словах представляется совершенно невозможным в современном языке, но было широко распространено в стихотворном языке первой половины XIX в., как об этом свидетельствуют рифмы вроде веселый — смелый и т.п. Есть тем не менее и сейчас возможность двоякого произношения некоторых немногих слов вроде наемник (с производными), современный: для тех, кто произносит наёмник совремённый (оставляю здесь вопрос об орфоэпичности такого произ­ношения, оговорившись лишь, что мне самому такое произношение чуждо), произношение наемник, современный должно казаться уста­релым и потому, при надлежащих условиях, способным стилистиче­ски функционировать в качестве славянизма. Легко, впрочем, ви­деть, что возможность стилистического славянизма в данном разряде свидится в конце концов к нулю, и это вполне соответствует анало­гичным наблюдениям относительно III разряда в других рассмот­ренных выше категориях.

Такое распределение славянизмов по трем разрядам возможно и во всех прочих случаях. Оно сохраняет свою силу и по отношению к таким славянизмам, которые в составе русского языка выделяются не по внешним звуковым показателям, а путем собственно историче­ского исследования условий, при которых они вошли в русское упот­ребление. Так, например, мы знаем, что слова риза, истина, лобзать вошли в русский язык из церковнославянского. Но первое из них, означавшее в языке-источнике одежду вообще, на русской почве по­лучило специализованное значение (облачение священника при бого­служении) и в этом значении не имеет при себе никакой русской па­раллели. Следовательно, это славянизм I разряда, переставший быть славянизмом в стилистическом смысле, так как слово это употреб­ляется не вместо какого-нибудь русского, как его стилистический заместитель, а само по себе, как прямое название известного предме­та мысли. Иначе обстоит дело со словом истина. Оно тоже не есть сейчас стилистический славянизм, но при нем есть русская парал­лель в слове правда, до сих пор сохраняющем характер синонима к слову истина, однако не совпадающем с этим словом полностью по своему значению и фразеологическим свойствам. Это есть явление, аналогичное до известной степени тем, которые мы выше наблюдали во II разряде славянизмов в их соотношениях с русскими вариантами того же корня. Наконец, что касается слова лобзать, то вполне оче­видно, что это славянизм III разряда. Это слово, в общем, вытеснено из русского употребления русским словом целовать. Но если бы сей­час кто-нибудь употребил его ради той или иной цели стилизации, то его употребление имело бы точно такой же стилистический смысл, как употребление слова глад вместо голод, дщерь вместо дочь и т. д.

Так как здесь речь идет о славянизмах, которые, пользуясь вы­ражением Шахматова, обличают свое церковносла­вянское происхождение не своей внешней формой, а только самими значениями своими и своей культурной историей, то в составе современной русской речи легче всего из их числа выделить те слова, ко­торые принадлежат к III разряду. Это происходит потому, что такие слова обособлены от основного запаса русских слов именно своей неупотребительностью, и то время как прочие славянизмы слились с русским словарем до конца и для их выделения требуются специаль­ные историко-лингвистические разыскания. Поэтому не нужно боль­ших усилий для того, чтобы усвоить, что такие слова, как например рек (сказал), перст (палец), ланита (щека), чело (лоб) и т. д., имеют церковнославянское происхождение, но по отношению к таким сло­вам, как истина, питать, секира, это еще нужно доказывать. Кста­ти замечу, что в таких словах, как рек, перст, церковнославянское их происхождение вполне гармонирует с их книжным произношени­ем (е вместо ё). Поэтому же в известной строчке Тютчева: «Мысль изреченная есть ложь» — произношение изречённая стилистически совершенно непереносимо, несмотря на общий закон, по которому в современном языке в причастиях всегда имеем ё, а не е, ср. вселённый, совершённый, почтённый и т.д.. Нужно добавить еще, что отдельные значения одного и того же слова могут занимать разное место в сис­теме современного языка и попадать в разные разряды славянизмов. Например, в выражении воистину мы имеем дело с славянизмом III разряда, точно так же как в следующем употреблении слова риза у Пушкина:

И ризу влажную мою

Сушу на солнце под скалою.

Надо, далее, указать, что славянизмы могут быть не только лек­сические, но также и морфологические. Сюда относятся, например, многочисленные устарелые окончания в формах склонения и спря­жения, долгое время употреблявшиеся в русском письменном языке на правах стилистических славянизмов и в послепетровское время постепенно вышедшие из литературного употребления. Всё это формы в современном литературном языке невозможные, и они должны быть зачислены в наш III разряд. Только изредка некоторые из подобных явлений могут быть употреблены теперь с какой-нибудь нарочитой стилистической целью (ср. ироническое телеса, словеса вместо тела, слова). С другой стороны, слова небеса, чудеса представляют собой морфологические славянизмы I разряда, так как при них нет никакого варианта основы. Ср. еще такое соотношение глаголь­ных основ, как стражду — страдаю, внемлю — внимаю, движу— двигаю н т.п. Сюда можно отнести еще слова вроде боже (по проис­хождению — звательный падеж), вкратце (предлог в с предложным падежом от слова кратко), воочию (предлог во с предложным падежом двойственного числа от слова око) и некоторые другие. Наконец, ко II разряду отнесем параллели вроде служивый—служивший, посевы табака — понюшка табаку (если следовать верной мысли Шахматова о том, что родительный падеж ед. числа на -а удерживался у нас в употреблении в coответствующих словах под церковнославянским влиянием) и др. Примеров здесь немного, и они не всегда выразительны, но закономерность та же.

Остается добавить, что только при одном условии сохраняются в современном употреблении славянизмы III разряда разных типов как лексические, так и морфологические, именно — в поговорках, цитатных выражениях, фразеологических сращениях. Так, мы и ceйчас говорим: «устами младенцев глаголет истина», «беречь что-нибудь, как зеницу ока», «глас вопиющего в пустыне», «денно и нощно», несмотря на то, что слов гла голет, зеница, око, глас, нощно в отдельном употреблении у нас давно не существует. Точно так же мы говорим: «работать в поте лица своего», «сыны родины», «темна вода во облацех», хотя вне подобных закрепленных выражений можно сказать только в поту, сыновья, в облаках и пр. Но указанный случай употребления славянизмов только подтверждает все предшествующее. В данных случаях речь идет о явлениях, как бы вынутых из об­щей системы современного языка и существующих в языковом упот­реблении только на правах извлечений (хотя бы и ставших привыч­ными) из иной языковой системы, принадлежащей иной обстановке речи.

Самый важный вывод из всего указанного до сих пор заключа­ется в том, что в современном русском литературном языке славяниз­мы не составляют уже живой и действенной стилистической катего­рии. В этом, между прочим, очень важное различие между языком современной художественной литературы и языком художественной литературы начала и середины XIX в., особенно литературы стихо­творной. В стихах Пушкина, его предшественников, сверстников и ближайших преемников славянизмы III разряда представлены очень обильно. Наконец, в том же факте почти полного отсутствия в совре­менном языке стилистических славянизмов находит себе прекрасную и исчерпывающую иллюстрацию старая мысль, что в составе совре­менного русского литературного языка вошедшие в него книжные и живые элементы русской речи слились в одно неразличимое целое.