А.Г. Лыков окказиональное слово как лексическая единица речи Многопризнаковость окказионального слова

Из указанных Н.М.Шанским двенадцати признаков «класси­ческого» (канонического) русского слова окказиональное слово обладает почти всеми этими признаками. Специфика же окказио­нального слова, его различные свойства и особенности, создающие сам «эффект окказиональности», как это будет видно из последу­ющего изложения, носят также многопризнаковый характер. Поскольку специфическая экспрессия окказионального слова «отталкивается» от «нейтральности» (т.е. всех привычных особен­ностей) канонического слова и соотносится с нею, то в окказио­нальном слове его специфические признаки как бы воспринимаются на экране «классических», «нейтральных» признаков канонического слова и взаимодействуют с ними, создавая ту игру значе­ний и красок, которые мы наблюдаем при употреблении окказионализма в речи. Отсюда и возникает задача — пока­зать механизм этого взаимодействия в самых различных на­правлениях.

Отметим следующие девять признаков, отграничивающих русское окказиональное слово от канонического: 1) принадлежность к речи, 2) творимость (невоспроизводимость), 3) слово­образовательная производность, 4) ненормативность, 5) функцио­нальная одноразовость, 6) экспрессивность, 7) номинативная факультативность, 8) синхронно-диахронная диффузность, 9) инди­видуальная принадлежность. Охарактеризуем в отдельности каж­дый из этих признаков, попутно отмечая и некоторые другие, менее важные признаки окказионального слова.

Принадлежность к речи

Принадлежность к речи—наиболее широкий и наиболее важный признак окказионального слова. Все остальные названные признаки представляют собой конкретное воплощение именно этого наиболее общего признака. В окказиональном слове содер­жится противоречие между фактом речи, с одной стороны, и систе­мой и нормой языка — с другой. Оно выражает в особых языковых формах предельно специфическую конкретность соответствующей ситуации¹. Ср.: Эпидемия океанится (Маяковский В. «Клоп»), ...Фасмер сам ограничивается, однако, одной констатацией ункларности² соответствующего слова (ВЯ, 1959, № 5, с. 39).

Факт создания (и употребления) окказионального слова — это факт речи. Речь в этом случае можно интерпретировать как кон­кретную реализацию (актуализацию) синтагматических отноше­ний, как «свободное» комбинирование готовых морфем в такие слова—цепочки морфем, которые (цепочки) не имеют прецедента в речевом опыте носителей данного языка. А. Гардинер, пытаясь разграничить язык и речь, писал: «Когда я говорю, что определен­ное явление в данном тексте принадлежит «речи», но не «языку», я разумею, что, если вы исключите из текста все традиционные элементы, которые следует называть элементами языка, получится остаток, за который говорящий несет полную ответственность, и этот остаток является тем, что я понимаю под «фактами речи»³. Окказиональное слово и принадлежит к такому, по выраже­нию А. И. Смирницкого, «сверхъязыковому остатку»⁴, т.е. к речи.

Творимость окказионального слова

Творимость — это один из наиболее специфически речевых признаков окказионального слова. Творимость окказионализма противопоставлена воспроизводимости канонических слов, притом под воспроизводимостью канонического слова понимается его функциональная повторяемость в готовом виде.

Каноническое слово системой своих форм и значений принадле­жит языку, каждый раз реализуя их в конкретных актах речи. В этом проявляется одно из важнейших свойств канонического слова как единицы языка — свойство воспроизводимости, т.е. свой­ство быть постоянным, исторически закрепленным языковым знаком «кусочка действительности» (или «кусочков действитель­ности»), свойство повторяться как «одна и та же» единица в раз­личных текстах, свойство извлекаться из арсенала языковых средств в качестве готовой к использованию единицы.

Окказиональное же слово как чисто речевое явление не при­надлежит языку: оно не воспроизводится, а творится, заново создается всякий раз для каждого конкретного случая его употреб­ления. Для канонического слова конкретный акт его употребле­ния — это лишь один из случаев речевой реализации этого слова. Для окказионализма же каждый конкретный акт его употребления является единственным случаем его речевой реализации. Свойство воспроизводимости — важнейший отличительный признак канони­ческого слова; свойство творимости — важнейший отличительный признак окказионального слова.

Некоторые исследователи⁵ полагают, что воспроизводимость характерна не только для канонических, но и для окказиональных слов, поскольку последние могут извлекаться из памяти, произноситься вслух как воспоминание прочитанного или услышанного, фиксироваться повторно на бумаге, быть предметом анализа и т.п.

Но есть принципиальная разница между подлинной воспроиз­водимостью канонических слов и мнимой воспроизводимостью окказионализмов, которую мы называем повторяемостью. Окка­зиональные слова, в отличие от канонических, не воспроизводятся, а повторяются, намеренно «цитируются» с какой-либо целью, например, при чтении наизусть какого-либо произведения, содер­жащего окказионализмы. С чисто лингвистической точки зрения нет принципиальной разницы между повторным употреблением окказионализма в связном тексте и повторным прочтением какой-либо книги (текст которой является речевым произведением). Чисто речевые единицы — от окказионализма до связного текста неограниченного объема — не воспроизводятся, а творятся или же повторяются, «цитируются».

Типичным случаем проявления повторяемости окказионализмов является использование их в качестве объекта анализа в мета­языке лингвистики — в языке «второго порядка», т.е. в таком языке, на котором говорят о языке же (о языке-объекте). Напри­мер, в тексте известной книги Г.О. Винокура «Маяковский—нова­тор языка» имеется много окказионализмов Маяковского. Но все они — не факты языковой воспроизводимости, а факты повторяе­мости, «цитирования», простого извлечения из поэтического текста для лингвистического анализа.

Цитирование чисто речевых отрезков (например, отрывков из какого-либо художественного произведения или даже широко известных окказионализмов) может осуществляться в контексте не обязательно лингвистического, но и иного, например, художест­венного метаязыка. Ср.: Да, это был пианист (С.В. Рахмани­нов.—А. Л.) сверхчеловеческой силы и энергии, Франц Лист нашего времени, «но только с русскою душой...» (Никулин Л. «Федор Шаляпин»).

В приведенном примере речевой отрезок «но только с русскою душой»—это фрагмент известного стихотворения Лермонтова, который следует рассматривать не как факт воспроизводимости, а как факт его повторяемости.

Всякий текст, в котором окказионализм анализируется и «ви­дится» как окказионализм, представляет собой метаязык по отно­шению к языку-объекту (или речи), в котором (или в которой) возник этот окказионализм ¹. Возможно одновременное или неод­новременное возникновение одного и того же окказионализма у разных авторов. Значит, разными носителями языка независимо друг от друга может заполняться соответствующая пустая клетка синтагмо-парадигматической решетки.

Может на первый взгляд показаться, что, с одной стороны, отмеченная нами одноразовость и, с другой стороны, творимость — один и тот же признак окказионализмов. Но это разные признаки, хотя они и очень тесно взаимосвязаны. Одноразовость—это функ­циональный признак, показывающий способ употребления окказио­нализма в речи.

Творимость же как понятие указывает, что жизнь слова начи­нается с его рождения в речи. В таком расширенном понимании свойство творимости присуще всем словам, ибо каждое из них когда-то впервые возникло. Собственно, благодаря творимости слов, благодаря актам (или процессам) производства слов и су­ществует словообразование как раздел науки о языке, изучающий образование и строение всех производных слов данного языка. Это —диахронический или, скорее, исторический аспект свойства творимости слов.

Творимость же окказионального слова, противопоставляемая воспроизводимости канонических слов, понимается более узко — как такое его свойство, когда слово впервые создается каждый раз для каждого отдельного акта его речевого употребления. Меж­ду тем как каноническое слово, однажды возникнув, затем в по­следующей своей исторической языковой жизни воспроизводится в актах речи, берется как готовая и для всех этих конкретных актов употребления тождественная самой себе общеупотребитель­ная единица языка.

Само по себе возникновение слова равновероятно и независимо по отношению к тому, каким в дальнейшем станет «новорожденное слово» — окказиональным или каноническим: в принципе оно может быть и тем, и другим; это зависит как от внеязыковых при­чин и обстоятельств (от конкретно-исторических условий речевого употребления возникшего слова, от степени его семантической и социальной актуальности), так и от собственно языковых при­чин (от наличия или отсутствия уже существующего к нему в язы­ке синонима, от степени продуктивности или регулярности обра­зующей морфемы и т.п.). Дальнейшую судьбу слова предопреде­ляет не отдельный человек, создавший это слово, а язык, весь коллектив носителей данного языка.