Глава 19

Защита владения от изъятия вещи административным порядком

Обычная ситуация, насколько распространенная, настолько и трудноразрешимая, должна быть предпослана дальнейшему из­ложению.

Собственник автомашины, приобретенной за рубежом, при ввозе ее в страну не выплатил положенных таможенных плате­жей и на основании ст. 131 Таможенного кодекса РФ не вправе распорядиться своим транспортным средством. Несмотря на это, автомашина продана третьему лицу, которое становится те­перь приобретателем и владельцем,

Таможенный орган, убедившись, что декларант не внес таможенных платежей, в соответствии со ст. 338 ТК РФ изъял транспортное средство у покупателя.

До сих пор эта ситуация рассматривалась только в аспекте конституционных гарантий собственнику-декларанту от кон­фискации, и этот аспект достаточно прояснен'. Но при этом в стороне оставался другой участник отношений — приобрета­тель имущества, который в отличие от декларанта ведь ничего не нарушал, но тем не менее оказался больше всех потерпев­шим от изъятия вещи.

В игнорировании позиции владельца весьма наглядно про­явились общие подходы к вещной защите, согласно которым отдается безусловный приоритет петиторной защите, защите по титулу, перед всякой другой, и, даже когда явственно чувствуется нужда в нетитульной защите, ситуацию стремятся интерпретировать как защиту только права.

^] См.: Постановление Конституционного Суда РФ по делу о проверке конституционности ст. 266 Таможенного кодекса РФ, ч. 2 ст. 85 ч ст. 222 Ко­декса РСФСР об административных правонарушениях в связи с жалобами граждан М.М. Гаглоевой иА.Б. Пестряковаот 11 марта 1998 г. Особое мнение судьи Конституционного Суда РФ Н.В- Витрука // Рос. газета. 1998. 26 марта.

354

Между тем не менее важной, чем гарантии собственности нарушителя, является проблема частноправовой защиты вла­дения, защиты интересов приобретателя. Прежде всего, неясен вопрос, имеет ли он вообще позицию, способную к защите наличными в нашем позитивном праве средствами. Для ответа на этот вопрос мы должны будем последовательно решить ряд проблем, которые вплоть до последнего времени не привлека­ли особого внимания.

Начнем с выяснения последствий совершенной сделки по продаже транспортного средства.

Здесь едва ли можно сомневаться в том, что налицо все ос­нования считать эту сделку ничтожной в силу прямого наруше­ния запрета, установленного ст. 131 ТК РФ. Прямым следствием этого стало то, что собственность сохранилась у продавца, а покупатель приобрел позицию добросовестного незаконного владельца, поскольку эта добросовестность не опровергнута над­лежащим образом,

Эта ситуация хорошо известна частному праву и вполне тривиальна для динамичного оборота. Но на почве оборота сла­боразвитого и соответствующего ему юридического инструмен­тария приходится каждый раз ее подчеркивать и специально квалифицировать.

Следующий вопрос касается права таможенных и иных ад­министративных органов применять изъятие, т.е. меры насиль­ственного характера, обращенные на имущество, но направ­ленные против лиц, не рассматриваемых как правонарушители.

Учитывая, что сама ситуация имеет достаточно древнее происхождение, есть смысл обратиться к литературе прошлых лет, чтобы подчеркнуть вытекающий из сути проблемы общий характер предлагаемых решений: "Аресты, секвестры, конфи­скации, запрещения и другие лишения или ограничения права пользования имуществом и выбора занятий имеют место не только в двух вышеуказанных случаях', но еще и в видах огра­ждения казенного интереса'¹².

Понятно, что при жестком толковании защита "казенного интереса" позволяет вторжение в имущественную сферу не только нарушителя, но и иного лица.

Признав правомерность в нашем случае административно­го насилия, выразившегося в изъятии имущества у третьих лиц,

' По поводу преступлений и проступков, а также с исключительной це­лью устранения какой-либо опасности.

¹ Торосов И.Т. Очерк науки полицейского права- М., 1897. С. 69.

355

мы тем самым уже сделали вывод о бесперспективности защи­ты полученного владения в рамках административной юрис­дикции, поскольку не допущено нарушений собственно по­рядка изъятия.

Следует заметить, что, конечно, проблема выходит за рам­ки деятельности таможенных органов и затрагивает вообще сферу полицейских, административных отношений, в том чис­ле, например, наложение ареста или опись имущества судом или судебным приставом-исполнителем. Здесь имеется прямое указание на то, что допускается обращение взыскания на иму­щество должника, находящееся у иных лиц (ст. 48 Закона РФ "Об исполнительном производстве"). Такая формулировка ука­зывает на право собственности в отношении подлежащего изъ­ятию имущества: ведь только такая связь остается с теми веща­ми, которые оказались у других лиц. В этом не остается сомнений, если учесть, что для продажи — а именно в этом состоит обращение взыскания на имущество (ст. 54 названного Закона) — необходимо, чтобы имущество принадлежало долж­нику на праве собственности¹.

Соответственно и норма ст. 92 того же Закона, предостав­ляя "другим лицам" средство защиты на случай "спора, свя­занного с принадлежностью имущества, на которое обращает­ся взыскание" — иск об освобождении имущества от ареста или исключении его из описи, — должна пониматься прежде всего как норма о защите собственности или в крайнем случае законного владения, поскольку оно несовместимо с арестом, изъятием имущества и его предстоящей реализацией (здесь прежде всего следует указать залогодержателя).

Казалось бы, тем самым защита незаконного владения отпадает и значение права на исключение имущества из описи (освобождение от ареста) для нашей ситуации утрачивает­ся, хотя сама по себе возможность предъявления титульного иска третьим лицом, заявляющим о своем праве собствен­ности, существует не только в сфере исполнения судебных решений, но и во всех других случаях административного изъятия вещи.

' Институт исполнения воспринял свои основные формы от соответст­вующего римского института, в котором личность должника считалась утра­ченной. Отсюда проистекает и принципиальная пассивность в частноправо­вом отношении как должника, так и вообще нарушителя правд (см, гл. 7), вследствие чего мы говорим о способах зашиты только иных, кроме наруши­теля, лиц.

356

Однако это средство помогает нам сориентироваться в ре­шении иного, .ваверыое,' самого сложного вопроса: какова при­рода права административных органов на изъятое имущество с момента изъятия и до его вручения покупателю или взыскате-лю, если имущество не будет реализовано?

Именно при определении этого вопроса и выходит на пер­вый план иск об освобождении имущества от ареста (об исклю­чении из описи) как известная альтернатива искомому средству защиты. Ведется дискуссия о характере этого иска: является ли он петиторным, т.е. иском о признании права собственности, либо виндикаиионным, т.е. иском об истребовании вещи. Для наших целей эта дилемма не имеет большого значения, ведь в любом случае мы ориентируемся на ситуацию утраченного вла­дения — следствие изъятия вещи. Поэтому соотносим иск, пре­дусмотренный ст. 92 Закона РФ об исполнительном производст­ве, только с виндикацией, не обсуждая случай возникновения спора при оставлении вещи у фактического владельца.

Напомним, что виндикационный иск подлежит удовлетво­рению, если он предъявлен собственником к незаконному вла­дельцу вещи. Понятно, что административной орган, изъявший имущество на законных основаниях, не может рассматриваться как незаконный владелец. Но если иск подлежит удовлетворе­нию — а нет никаких оснований сомневаться, что при доказан­ности надлежащего титула на стороне истца иск удовлетворяет-ся.и вещь ему возвращается, — ответчик, которым является орган государства, удерживающий вещь, не может считаться закон­ным владельцем, ведь от законного владельца вещь не виндици-руется (ст. 301 ГКРФ)'. ,:

Следовательно, — в этом и состоит главный вывод — право административного органа на вещь не является каким-либо ча­стным правом¹ и не защищается цивильными средствами, т.е. иском.

' Ср. с определением законных (титульных) владельцев как "временных владельцев имущества, обладающих им в силу договора с собственником^ (Суханов Е. А. Лекции о праве собственности. М., 1991. С. 225). Конечно, адми­нистративный орган изымает имущество помимо и вопреки всякой догово­ренности с собственником.

² Ср. с суждением: "Таможня, заявляя данный иск, не является носите­лем субъективного права". Речь идет об обращении взыскания на залог (далее автор обосновывает возможность применения ст. 10 ГК РФ о злоупотребле­нии правом применительно к реализации залога по требованию таможенных органов) (Громова И.В. Споры, связанные с применением ст. 10 ГК РФ // Комментарий судебно-арбитражной практики / Отв. ред. В.Ф- Яковлев. Вып. 4. М., 1997.С. 79).

357

Может показаться, что в таком суждении кроется опасность утраты возможности защиты вещи, изъятой'админнстратйвным порядком, от посягательств третьих лиц. Но такое мнение, если оно возникло, ошибочно. Действительно, представим, что опи­санную, опечатанную и арестованную недвижимость заняли тре­тьи лица, пусть даже заявившие о своем праве на вещь. Если, как мы утверждаем, судебный пристав или иной администра­тивный орган не вправе применить для защиты вещи исковые средства — здесь виндикационный иск, — то как же произво­дить выселение нарушителей ареста вещи? Ответ оказывается, однако, весьма простым: выселение (изъятие) вновь произво­дится точно так же и на том же основании, что и вообще у третьих лиц/Административный орган объявляет о том, что вещь подлежит изъятию, и осуществляет его всеми предоставленны­ми ему средствами, включая и допускаемое законом насилие, Причем, как говорили дореволюционные юристы, "возражения третьих лиц игнорируются". Совершенно очевидно, что здесь нет Никакой почвы, равно как и юридического основания, для при­менения исковой формы защиты. Но это лишний раз подтвер­ждает уже сделанный нами вывод: административные органы не имеют права на изъятое (арестованное, описанное) имущест­во, ведь, когда есть право, всегда есть иск для его защиты.

О том же свидетельствуют и нормы, регулирующие защиту прав "других лиц", у которых изъято имущество должника, находившееся у таких законных владельцев в силу заключен­ного с должником договора (ст. 391 ГПК РСФСР). Эти лица, как и собственник, вправе предъявить свой титульный иск Об исключении имущества из описи только к должнику и взыска-телю, но никак не к органу власти — судебному приставу и др. (ст. 429 ГПК РСФСР). Следовательно, ~ и это вполне логич­но — административный орган не имеет не только активного, но и пассивного управомочения на виндикацию, т.е. не может быть не только истцом, но и ответчиком.

Теперь мы можем возвдатиться к вопросу о защите приоб­ретателя изъятой вещи.

Наиболее типичной и потому исходной следует считать по­зицию покупателя вещи по ничтожной сделке, как это и было в нашем взятом из практики примере. В этом случае он начинает владение, которое при наличии указанных в законе условий дает ему по истечении указанного там же срока право собственности. Закон уважает давностное владение и предоставляет владельцу до приобретения на имущества права собственности защиту вла­дения против третьих лиц, не являющихся собственниками, а

358

также не имеющих прав на владение в силу иного предусмот­ренного законом ,или договором основания (ст. 234 ГК РФ).

Мы уже уяснили, что административные органы не имеют такого права на владение изъятым имуществом'. Следователь­но, лицо, владеющее имуществом по приобретательной дав­ности, имеет против них защиту по иску об истребовании вещи из их владения.

Подтверждение этого вывода мы находим и в отечествен­ной классике. Известный цивилист Е.В. Васьковский без тени сомнения писал: "Если описываемое имущество не находится во владении должника, то третьи лица могут требовать прекра­щения описи как в исковом порядке, так и в частном и ссы­латься при этом не только на свое право собственности, но и на фактическое владение описываемым имуществом"².

Понятно, что условием удовлетворения иска, предъявлен­ного в силу п. 2 ст. 234 ГК РФ, будет подтверждение добросове­стности приобретения. Тем самым снимается всегда ожидаемое от административных органов возражение против такого иска, сводящееся к тому, что сделка купли-продажи, по которой вещь оказалась у приобретателя (покупателя)^Йыла совершена спе­циально с целью укрытия имущества от взыскания. В выясне­нии добросовестности приобретения решающую роль играет система регистрации сделок, прав (на недвижимость) и самих объектов сделок³-

Если отказать владельцу в возможности заявления иска об истребовании изъятой вещи, что при отсутствии убедительных аргументов из сферы частного права может быть обосновано лишь заботой о казенном интересе, то будут созданы предпо­сылки для серьезных злоупотреблений. Например, собствен­ник, пропустив срок виндикации или проиграв процесс об истребовании своего имущества по мотивам добросовестности ответчика (ст. 302 ГК РФ), указывает на это имущество своим кредиторам, которые выставляют его на торги в порядке ис-

' В одной из статей, посвященных проблемам защиты владения, полу­ченного по недействительной сделке, я указал арест веши среди случаев за­конного владения (Рос. юстиция. 1998. № 6. С. 37). Эта неточность, никак, впрочем, не сказавшаяся на содержании указанной публикации, требует, конечно, исправления: как это показано в настоящей главе, передача вещи в силу ареста не дает административному органу законного владения.

¹ Васьколский Е.В. Учебник гражданского процесса. М., 1914. С. 494. Речь идет именно о фактическом владении, а не праве.

⁾ О регистрации автомобильного транспорта см.; Николаев М. Право соб­ственности на автотранспортное средство как основание защиты гражданами своих имущественных интересов //Хозяйство и право. 1998. № I. С. 96-103.

359

полнительного производства. Нет нужды говорить, что запрет владельцу в этом случае отстаивать свое владение не только был бы несправедлив, но и прямо вступил бы в противоречие со всей логикой Гражданского кодекса.

Учитывая, что вопрос практически не разработан и неиз­вестен судебной практике, имеет смысл резюмировать все из­ложенное путем определения сути заявленного требования; не­законный владелец вещи, не оспаривая ничтожности сделки, по которой он получил владение, требует от органа власти (тамо­женного, налогового, судебного пристава) возврата ему вещи, изъ­ятой административным порядком в связи с обязательствами или правонарушением, совершенным собственником вещи (долж­ником по обязательству), причем истец в этом иске ссылается на свою добросовестность и требует применить к нему защиту, пре­дусмотренную п. 2 cm. 234 ГК РФ.

На такую защиту может претендовать не только покупатель вещи, но и иные лица, которые могут владеть для давности, а также, как представляется, и иные незаконные владельцы, поскольку они не могут быть уличены в недобросовестности'.

Изложенные проблемы можно рассмотреть на следующем примере.

Гражданин-предприниматель С.Г. Котков обратился в ар­битражный суд с иском к банку "Псковбанк" и АО "Реал" об освобождении от ареста нежилого помещения. Иск был удов­летворен. Это решение Президиумом Высшего Арбитражного Суда РФ было отменено по следующим основаниям.

Актом судебного исполнителя Псковского городского суда описано и арестовано нежилое помещение. Основанием для ареста послужил приказ Псковского областного арбитражного суда, взыскателем по которому является АКБ "Псковбанк", а должником — АОЗТ "Реал".

В период составления акта ареста и описи названное поме­щение АО "Реал" передало гражданину Коткову на основании заключенного с ним договора купли-продажи. Установив, .что с момента передачи помещения у покупателя возникло право собственности, суд первой инстанции и освободил помеще­ние от ареста.

При рассмотрении дела в надзорной инстанции в суд поступи­ли дополнительные сведения, что гражданин Котков скончался.

Отменяя решение. Президиум ВАС РФ указал, что при но­вом рассмотрении суду "необходимо проверить, соответствует

ли законодательству договор купли-продажи между АО "Реал" и гр. Котковым, учитывая, что помещение приобретено АО "Реал" в процессе приватизации и в короткий срок по той же цене продано гражданину-предпринимателю"'.

Очевидно, что здесь мы сталкиваемся с обычным понима­нием иска об освобождении имущества от ареста как петитор-ного, титульного, т.е. основанного только на праве собствен­ности истца, в данном случае вытекающего из купли-продажи имущества у должника. Из приведенных сведений можно пред­положить, что кредитор не смог добиться своевременного аре­ста имущества и вследствие этого сама по себе сделка не может считаться ничтожной как нарушающая арест.

Высказывания Президиума позволяют также предполо­жить, что имеются основания полагать сделку ничтожной по иным основаниям. Это видно, например, из предложения учесть, что "помещение продано в короткий срок и по той же цене". Имея в виду, что законной целью любой коммерче­ской организации является получение прибыли, продажа иму­щества по той же цене, т.е. без прибыли, кроме случаев не­ожиданного снижения его стоимости, всегда дает основания для обсуждения вопроса о возможности квалификации сдел­ки как мнимой или притворной (как и всегда, когда цели сделки не совпадают с действительными намерениями сто­рон). В этом случае и без предъявления отдельного иска о не­действительности договора суд вправе дать такую квалифика­цию; этим, видимо, можно объяснить тот факт, что в протесте ставился вопрос об отмене решения с одновременным отка­зом в иске, хотя в конечном счете дело было направлено на новое рассмотрение (иного трудно было ожидать после полу­чения данных о смерти истца).

Если сделка является ничтожной как мнимая, совершен­ная только с целью, например, укрытия имущества от взыска­ния, то покупатель, конечно, собственником не становится. Но в этом специальном случае он не может считаться и добро­совестным приобретателем, о чем говорилось выше: ведь если установлены признаки состава ст. 170 ГК РФ, то обе стораны тем самым признаются недобросовестными. Ведь нельзя совер­шить мнимую сделку без участия воли обеих сторон.

Но если у приобретателя в данном случае нет добросовест­ности, то он лишен возможности получить защиту по ст. 234 ГК РФ, в качестве давностного владельца, хотя в праве предъ-

Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1998. № 1.С. 38—39.

явить иск по этим основаниям ему нельзя отказать, как видно из предыдущего изложения.

И наконец, последний вопрос. Если покупатель не приоб­рел собственности и не является добросовестным, то не изме­нится ли эта ситуация для его правопреемников? Теория отве­чает на этот вопрос без колебаний: "Наследник является преемником наследодателя и в отношении порока его воли"'. "Если наследодатель был in mala fide. то порок его владения переходит на наследника, и тот не может даже начать новой давности, несмотря на свою bona fides"².

Применительно к данному делу это означает, что в любом случае наследники не смогут сослаться на собственную добро­совестность.

Интересный материал дает также позиция, достаточно оп­ределенно обозначенная в выступлении Т. Пуховой³ и в общем отражающая преобладающую пока тенденцию увязывать пре­доставление вещной защиты непременно с наличием титула. Автор, насколько можно судить, стремится усилить позиции приобретателя заложенного имущества ограничением возмож­ности оспаривания сделки по приобретению этого имущества, в частности указывая на то, что сделка по отчуждению зало­женной вещи является оспоримой и может быть признана не­действительной лишь при доказанности того обстоятельства, что "приобретатель предмета залога знал или заведомо должен был знать об ограничении прав собственника по распоряже­нию таким имуществом"⁴. При таком подходе защита приоб­ретателя утрачивает всякие черты посессорной (хотя название статьи и указывает на владельческую тематику, ведь добросо­вестный приобретатель — это не собственник; в противном случае следовало бы говорить о защите собственника и закон­ного владельца) и остается только титульной: если сделка дей­ствительна, значит приобретатель — собственник, а если не­действительна, значит он недобросовестный и лишен защиты. Нетрудно заметить, что настоящие трудности здесь не устра­нены, а просто оставлены в стороне. Ведь суть залогового права состоит в праве следования распорядительным актам собствен­ника в отношении заложенного имущества, а не в праве их аннулирования: "Если залог препятствует продаже, то эта осо-

' Дернбург Г. Пандекты, Т. I. Ч. 2: Вешное право. СПб.. 1905. С. 137. ¹ Хвостов В.М. Система римского права. G. 257.

¹ Пухова Т. Защита добросовестного приобретателя имущества, состав­ляющего предмет залога // Рос. юстиция. 1998. № 3. С. 38—40. ¹ Там же. С. 38.

362

бенность не составляет вовсе существа залогового права", — указывает Г.Ф. Щерщеневич¹.

Т, Пухова совершенно справедливо отмечает, что при пере­ходе права собственности на заложенное имущество другому лицу право залога сохраняет силу, но для реализации заложен­ное имущество должно быть истребовано из чужого владения. Вот здесь-то и заключены главные практические, да и теоре­тические проблемы.

Обращение взыскания на заложенное имущество в фор­ме его продажи с торгов приводит к возникновению адми­нистративного по природе права судебного пристава изъять имущество у любого лица, у которого оно будет обнаружено (ст. 390, 391 ГПК РСФСР²), как это уже отмечалось выше. Но если это лицо не является залогодателем, у него появляется защита против изъятия, которая, однако, может быть толь­ко владельческой: ведь ссылки на титул, право на имущест­во именно в силу п. 1 ст. 353 ГК РФ не имеют силы против реализации залога (этим, т.е. отпадением титульного иска об освобождении имущества от обращения на него взыскания³, реализация залога отличается от ординарного исполнения су­дебного решения). Соответственно и сохранение приобрета­телем веши титула на заложенное имущество не имеет зна­чения, а значит, и все усилия, направленные на сохранение силы сделки по его приобретению, оказываются тщетными, если отсутствует добросовестность, важная только для неза­конного владения⁴.

' Шершеиевич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 241; см- также:

Скдовспий К. Залог, арест имущества, иск как способы обеспечения прав кредитора // Рос. юстиция. 1997. № 2 (эта статья помещена в приложении к настоящей книге).

² Хотя эти процессуальные нормы прямо и не говорят о залоге, едва ли можно предположить, что при реализации залога права судебного пристава в отношении имущества, на которое обращено взыскание, существенно мень­ше, чем при обычном исполнении. Если бы это было так, то кредитору при­ходилось бы переходить к процедуре рядового взыскания — вещь в принципе мыслимая, но лишающая залог всякого смысла.

³ Если оспаривается право залогодателя передать имущество в зал^г, в том числе по мотиву отсутствия у него собственности, то налицо совсем другой иск — о недействительности залога.

⁴ Здесь наконец обнаруживается и противоречие, таящееся во всей систе­ме взглядов, представленных Т. Пуховой (но, конечно, разделяемых не только ею): если важно сохранить именно титул, право на приобретенное заложенное имущество, то добросовестность в дальнейшем, после обсуждения силы сдел­ки, уже не нужна; если же речь идет о добросовестном приобретении (владе­нии), то, значит, нет никакого права, и владение, стало быть, незаконное, защищаемое только при условии добросовестности. Посылка нсех рассужде­ний, указанная в названии статьи Т. Пуховой, оказывается тогда утраченной.

363

Следовательно, мы получаем парадоксальную на первый взгляд ситуацию, когда позиция незаконного добросовестного владельца заложенного имущества в случае его изъятия адми­нистративным порядком не хуже позиции владельца законно­го (законный владелец предполагается добросовестным, по­скольку сделка, по которой он получил имущество, не оспорена, а помимо судебного спора добросовестность пред­полагается и не может быть опровергнута). Следует, впрочем, оговориться, что с формальной точки зрения, поскольку на­шим правом вовсе не допускается посессорная защита титуль­ного владельца', постольку средства защиты будут вынужден­но различными: титульный владелец будет пользоваться иском по ст. 301 ГК (как уже было отмечено, административный ор­ган не имеет защиты по ст. 302 ГК), а незаконный владелец — иском по ст. 234 ГК, хотя суть будет одинакова ~ защита на­личного владения как такового, ведь если заложенная вещь бу­дет изъята не у титульного владельца, а у третьего лица, то зашита только по титулу будет безуспешной в силу п. 1 ст. 353 ГК, о чем уже говорилось.

Но здесь как раз и подтверждается тот аспект залогового пра­ва, который так хорошо сформулирован Г. Шершеневичем: пре­пятствия к продаже вещи вовсе не составляют сущности залого­вого права. Значит, и при защите владения заложенным имуществом наличие или отсутствие титула не может принципи­ально изменить владельческого характера применяемых средств.

Попробуем теперь сформулировать суть такой защиты: если вещь изъята судебным приставом у добросовестного приобре­тателя в порядке реализации залога, то такой приобретатель вправе истребовать ее до продажи, поскольку не опровергнута его добросовестность, т.е. не доказано, что приобретатель был вполне осведомлен о наличии залога.

Наконец, такая защита против изъятия административным порядком, как уже отмечадрсь, вообще — не только для зало­га — возможна лишь постольку, поскольку продажа с торгов вещи несовместима с защищаемой позицией владельца, а та­кой позицией является владение вещью как своей, что присуще как владеющему собственнику, так и лицу, осуществляющему владение для давности.

Впрочем, если изъятое имущество окажется во владении залогодержателя, то истребовать вещь от него ни виндикаци-

' В классическом праве весьма употребительным является механизм пре­доставления владельческой зашиты собственникам и иным законным вла­дельцам. Смысл здесь видят в ее оперативности и простоте.

364

онным, ни владельческим иском по основаниям ст. 234 ГК, конечно, (Невозможно; |3десь обнаруживается способ нейтрали­зовать все имеющиеся средства владельческой защиты, хотя трудно представить, каким образом может быть осуществлена легальная передача заложенного имущества залогодержателю в процессе обращения взыскания на это имущество.

На самом деле, если обычной обязанностью залогодержа­теля перед покупателем, когда в классическом праве залого­держатель выступал продавцом веши, является либо соверше­ние традиции, либо — при отсутствии владения — "уступка покупателю своих исков по поводу заложенной вещи"', то не может ведь так случиться, что при переходе к продаже через судебного пристава вдруг уже потерянная залогодержателем вин­дикация возродится. То новое, что приносит вмешательство публичной власти в реализацию залога, состоит в том, что ис­ковой порядок истребования вещей от фактических владельцев для их реализации заменяется административным, но за ним как раз и следуют направленные на восстановление фактиче­ского владения посессорные по сути иски, вновь приводящие к исходной ситуации, если подтверждается добросовестное при­обретение, и иного, конечно, материальное право позволить не может. Достаточно уже того^ что истец и ответчик поменя­лись местами, но это никак не может означать утрату владель­ческой защиты в принципе.

В завершение нужно отметить, что средства защиты владе­ния, основанные на ст. 234 ГК, о, которых говорится в этой главе, в любом случае утрачивают действие, как только изъя­тая вещь будет продана с торгов². После этого вернуть владение становится уже невозможным, а спор утрачивает вещную фор­му и сводится только к взысканию убытков,

' Хвостов В,М. Система римского права. С. 349. Это означает, что если залогодержатель иски потерял, то восстановить их в, процессе реализации уже невозможно и покупатель может не добиться веши.

³ Если вещь изъята органами милиции, например похищенный автомо­биль обнаружен у добросовестного приобретателя и изъят, то возврат владе­ния на основании ст. 234 ГК возможен до тех пор, пока имущество остается на хранении у органа внутренних дед, например когда собственник не обна­ружен. Если оно будет возвращено собственнику, что чаще всего и происхо­дит, то владелец, конечно, не имеет к собственнику никакого иска — ни вешного, ни требования об убытках. Впрочем, в этой ситуации позиция не­законного владельца изначально слабее, ведь, несмотря на свою добросове­стность, он не защищен от виндикации, поскольку у собственника вешь похищена.