Глава 18

О правах владельца на плоды и доходы

Вопрос о праве владельца на плоды и доходы, приносимые чужой вещью, а значит, и о возможности предъявления собст­венником владельцу требований из неосновательного обога­щения остается вне текущей практики и почти не замечается теорией.

Такие особенности нашего позитивного права, как выпа­дение из него не только владельческой защиты, но и самого понятия владения, заставляют ожидать, что этот вопрос мо­жет поставить в затруднительное положение тех юристов, ко­торые все же решатся привлечь к решению текущих задач не­малый потенциал этого института.

Учитывая неразработанность темы, можно попытаться об­рисовать лишь самые общие подходы к проблеме, опираясь в большей степени на доводы справедливости и классику, чем на действующее гражданское законодательство.

Известно, что римское право не отличается последователь­ностью подхода к этой проблеме.

Юлиан полагал, что "если кто-либо владел целиком заве­домо чужим имением, то он не делал бы плодов своими ни в какой части, каким бы обцазом не был произведен посев"/ Иное следует сказать о добросовестном владельце, который "имеет при извлечении плодов такое же право, какое предоставлено собственникам... Добросовестный покупатель произвел посев, и до того, как он собрал плоды, он узнал, что имение являет­ся чужим; спрашивается: делает ли он плоды своими в силу извлечения (плодов)? Я ответил: в. отношении извлечения пло­дов добросовестный покупатель должен быть признаваем тако­вым. пока имение не будет отсуждено; ибо и чужой раб, кото­рого я добросовестно куплю, до тех пор приобретает для меня,

340

используя моё имущество или свой труд, пока он не будет от-сужден от меня"', ^

Видно, что утрата п^гава на плоды, которого недобросове­стный владелец ни в коем случае не имеет, увязывается не с утратой добросовестности, а с отсуждением вещи; для смягче­ния противоречия — ведь, как уже говорилось, когда шла речь о приобретательной давности, после начала процесса никто не может считаться добросовестным — предложено считать доб­росовестность сохранившейся "в отношении извлечения пло­дов", пока вещь не будет отсуждена.

С позиций здравого смысла такой подход, не отличающийся ни логикой, ни справедливостью, может быть оправдан лишь тем, что утрата владельцем права на плоды с момента обнаружения действительного собственника, заявившего о своем праве путем предъявления иска, приведет к тому, что владелец потеряет и стимул к какому-либо хозяйственному использованию вещи.

Заметим, что в отношении чужого раба высказывания бо­лее категоричны (не случайно ведь и Юлиан в указанном фраг­менте решает коллизию, связанную с извлечением плодов с чужого участка, привлекая аналогию счужим рабом, которую Л. Петражицкий охарактеризовал как "ничего не доказываю­щую"²): "Если раб находится в обладании одного in bonis, a Другого — по праву квиритов, то по всем законным основани­ям через того раба приобретается только для того, кому он принадлежит in bonis"³.

Но при узуфруктуарии на раба, когда расщеплялся узуф­рукт и proprietas, было другое правило: "все, что они приобре­тут с помощью наших вещей или своими собственными рабо­тами и трудами, — все это идет в нашу пользу, а что они получат всякими другими способами приобретения, принадлежит гос­подину proprietas"⁴,

Можно указать и на обязанность залогодержателя зачислять плоды от переданной в залог веши в счет долга залогодателя, но при этом нужно учесть, что залогодержатель не мог исполь­зовать вещь в своем хозяйстве обычным образом.

Однако заметное в позиции Юлиана, когда он допускал присвоение плодов уже после обнаружения истинного собст-

' Дигесгы. ХХИ. 1.25. Указ. изд. С. 358-359.

^г Пемражицкий Л.И. Права добросовестного владельца на доходы с точки зрения догмы и политики гражданского права. СПб., 1902. С. 218.

' !a6. Институции. 2,88. С. 109.

* "...Что постановлено об узуфруктуарии, то же самое касается и добро­совестного владельца" // Гай. Институции. 2,91.2.92. С. 110—111.

венника (а значит, и утраты добросовестности), вплоть до от-суждения вещи, отклонение от главной идеи, в которой может быть найдено правовое основание приобретения плодов, — вознаграждения рачительности добросовестного владельца, ко­нечно, не могло не вызывать сомнений у классиков.

Именно так следует воспринимать открыто ревизующий суждение Юлиана вопрос Павла, творившего спустя столетие после него: "Спрашивается, если я в то время, когда мне пере­дается вещь, полагаю, что она является собственностью про­давца, а затем узнаю, что она чужая, приобретаю ли я плоды, раз продолжается приобретение веши по давности". И далее он сочувственно излагает суждение Помпония, который прово­дит различие между продолжаемым владением для давности и утратой добросовестности, ведь "приобретение по давности относится к праву, то же, что кто-то владеет в доброй совести или нет, — к факту"'.

Известные противоречия римских юристов позволили В.М. Хвостову заметить, что "начало собственности*' даже доб­росовестного владельца на плоды не было "проведено вполне последовательно "².

Не возражая против того, что ряд суждений классиков о праве владельцев на плоды не находится в строгой логической связи с общими представлениями о собственности. Л.И. Пет-ражицкий выводитиз "сопоставления источников" положения, Которые можно принять как достаточно утвердившиеся: '* 1. Если вещь находится у добросовестного владельца, то ее собствен­ник не приобретает права собственности на плоды.

2. Поэтому не возникает закладного права на плоды, если вещь была заложена собственником.

3. Третьи лица, покупающие плоды у добросовестного вла­дельца, приобретают собственность. Это означает само собою, что третьи лица могут приобретать от добросовестного владельца и другие вещные права на плоды".

Против добросовестного владельца не может быть в отно­шении плодов ни "самостоятельной rei vindicatio, если они еще существуют у добросовестного владельца или у его сингуляр-

' ДождевД.В. Римское частное право- С. 369.

Комментируя эти различия во взглядах, Л. Петражицкий отмечает, что ко времени Павла и Ульпнана мнение Помпония, отказывающего при нали­чии соответствующих обстоятельств (прежде всего, конечно, предъявления иска собственником) в добросовестности владельцу, несмотря на продолже­ние владения для давности, "было уже признано как более правильное" (Пет-ражицкш Л. И. Указ- соч. С. 23).

¹ Хвостов В.М. Система римского права. С. 247.

342

ного правопреемника, ни condictio, если они употреблены.., недобросовестный владелец, в противоположность добросове­стному, fructus suos non facit, поэтому плоды, не потреблен­ные им, могут быть предметом самостоятельной rei vindicatio, потребленные — предметом condictio"¹.

Основанием приобретения плодов является обобщающая позиция владения вещью pro suo, но недобросовестный вла­делец никогда не может считать, что он владеет вещью как своей.

Далее Л. Петражицкий делает следующий вывод; "Приоб­ретение плодов не есть длящееся состояние, а ряд самостоя­тельных актов, из коих каждый требует bona fides"².

Обсуждая особенности присвоения гражданских плодов (арендной платы и др.), автор присоединяется к тем романи­стам, которые подчиняли их общим правилам и рассматрива­ли получение таких плодов'как способ использования вещи, а все использованные (потребленные) плоды не могут быть отсуждены собственником, пока налицо добросовестность владения³.

Конечно, германская юриспруденция'"не могла не сформу­лировать различных теорий для объяснения возникновения у добросовестного приобретателя права на присвоение плодов.

Савиньи (а также Виндшейд и др.) считал, что в силу об­щих начал "можно было бы заставить добросовестного владельца возвратить не принадлежащие ему плоды посредством винди­кации наличных и коидикции ценности потребленных плодов. От этого римское право освободило добросовестного владель­ца ввиду затраченных им трудов и забот (cultura et cura) на производство плодов"⁴.

Против этого суждения выдвигаются обычно возражения, что, во-первых, присваиваются не только плоды, на которые затрачен труд (fructus industriales), но все плоды, а во-вторых, тогда излишним и даже лишенным смысла оказывается усло-

' Петражицкии Л. И. Права добросовестного владельца на доходы с точки зрения догмы и политики гражданского права. С. 9—10-

^г Там же. С. 18.24.

¹ Там же. С- 34-37.

⁴ Там же. С- 49.

Возникшая на этой почве госполствуюшая в германском праве начала века трудовая теория увязывала cultura et cura с добросовестностью как бес­спорным основанием права на плоды, утверждая, что для присвоения пло­дов необходим только "честный труд". Недобросовестному, нечестному вла­дельцу, конечно, такой труд недоступен {Петражицкий Л. Указ. соч. С- 115—U6).

343

вие bona fides¹, причем Л. Петражицкий считает такую критику "слишком неполною и снисходительною", а теорию culture et сига — "наивной и примитивной"².

Вангеров (эта теория восходит к известной концепции вла­дения как фикции собственности, сформулированной Йерин-гом) допускал фикцию собственности на плоды у добросове­стного приобретателя. В этом случае, замечает Л. Петражицкий, непонятно, на каком основании не компенсируются потреб­ленные плоды, когда выясняется действительный собственник и фикция тем самым опровергается³.

Следует согласиться с замечанием Л. Петражицкого и в той части, что обоснование возникновения права на плоды исте­чением давности не увязывается с правом истребования сохра­нившихся к моменту утраты добросовестности наличных пло­дов (fructus extantes), хотя в их числе могли бы находиться и уже узукапированные (приобретенные по давности)⁴.

Он подытоживает свою критику следующим образом; "Ос­нование института не следует искать во владении в виде собст­венности, в давностном владении, в titulus verus или putativus, в eultura et cura, в отличии fructus industriales от naturales, в интересах третьего приобретателя, в небрежности собственни­ка, потому что присутствие или отсутствие этих обстоятельств остается без влияния на институт"³.

Впрочем, критика любой конструктивной теории здесь имеет заведомые преимущества именно ввиду уже отмеченной непо­следовательности классиков в данном вопросе. Л. Петражицкий мог сам в этом убедиться, когда опубликовал собственное объ­яснение института, хотя он и вышел при этом в значительной степени за пределы соотношения чисто юридических катего­рий. Автор объясняет приобретение права на плоды от чужой вещи за счет собственника добросовестным владельцем с по­зиций хозяйственной целесообразности: владелец, полагая вещь своей, сознательно включает ^е в сферу своей хозяйственной

' Этот аргумент об "утрате значения bona fides", впрочем, нельзя при­знать попавшим в цель: ведь добросовестность всегда имеет смысл лишь по-стольку^ поскольку противопоставляется праву, вплоть до того, что стано­вится средством отобрания титула собственности. Но ведь Савиньи и его последователи как раз и говорят о такой мыслимой конструкции, когда соб­ственнику дается право на плоды в любом случае; это само собой приводит к утрате юридического значения добросовестности.

² Петражицкий Л. Права добросовестного владельца на доходы с точки зрения догмы и политики гражданского права. С. 83—84.

¹ Там же. С. 53-54.

* Там же. С. 53.

⁵ Там же. С. 118.

344

деятельности, и это планирование его хозяйства уважается правом, ведь иначе пришлось бы разрушать живой хозяйствен­ный организм; соответственно недобросовестный владелец, т.е. знающий, что пользуется чужой вещью, не признается в каче­стве такого уважаемого хозяина. Л. Петражицкий при этом на­толкнулся на критику, главным образом указывающую, что в такой теории противопоставляются, а иногда смешиваются интересы частного и народного хозяйства; еще более вязкая полемика идет вокруг недостаточности обоснования автором права собственника на изъятие наличных плодов. Для наших целей, впрочем, достаточно указать на еще одно объяснение известных римскому праву норм, не стремясь найти оконча­тельное примирение их в тех пунктах, которые обнаруживают непоследовательность.

Эта непоследовательность объясняется возникновением из­вестной в праве ситуации нарушения одного из принципов соб­ственности, в данном случае — правй собственника на плоды от своей вещи. По справедливости плоды от вещи принадлежат соб­ственнику, то же вытекает и из общих положений закона.

Чтобы дать возможность владельцу правомерно присвоить плоды и доходы от вещи, какими бы доводами она ни мотиви­ровалась, нужно отклониться от этого принципиального поло­жения. А для этого необходима специальная норма, выступаю­щая как изъятие из общих правил.

Как замечает по этому поводу Э. Шраге, "обогащение не является несправедливым, если оно выступает результатом дей­ствия правового акта", поэтому несправедливым не считается обогащение добросовестного владельца, присваивающего пло­ды от вещи, которой он владеет, поскольку оно санкциониро­вано правом'.

Автор, в частности, приводит нормы ст. 3;120 ГК Нидер-ландов: "Отделяемые естественные плоды и неотделяемые гра­жданские плоды принадлежат добросовестному владельцу"².

Аналогично правило § 955 ГГУ, которое, защищая право на плоды добросовестного приобретателя, содержит и ограни­чение для недобросовестного, если он "в момент приобрете­ния владения действовал недобросовестно или до отделения (от веши) узнал о недостатке права". (Отметим весьма сущест­венную для нашей темы дискретность самого права на плоды и доходы, т.е. возникновение его каждый раз в момент получе-

' Шраге Э. Несправедливое обогащение // Правоведение. 1997. № 3. С. 82. ¹ Там же. С. 79.

345

ния дохода снова; соответственно и добросовестность должна обсуждаться применительно к моменту: получения дохода, как это прямо и сформулировано в § 955 ГГУ.)

Следовательно, в отсутствие прямого указания закона это единственное основание справедливости отпадает.

Следует обратить внимание на уступительную интонацию высказываний Э. Шраге и даже на сам факт, что он посчитал необходимым обсуждать справедливость присвоения плодов владельцем и нашел основания ее только в позитивном праве.

На этой почве попробуем сформулировать очертания про­блемы в нашем праве.

.* * *

Касаясь защиты владения, мы приводили пример получе­ния квартиры добросовестным приобретателем по возмездной сделке, которая оказалась ничтожной'. Результатом исполне­ния этой сделки стало то, что недееспособный Борисов утра­тил владение квартирой, в которой проживает приобретатель Жуковская. Надзорная инстанция рекомендовала суду найти спо­соб восстановления сторон в первоначальном положении, хотя очевидно, что если рассматривать вариант возвращения квар­тиры Борисову, то в рамках реституции это невозможно, по­тому что Борисов во-первых, не являлся стороной в сделке с Жуковской, а во-вторых, не в состоянии, как можно судить, вернуть Жуковской имущество, которое она передавала по'ни-чтожной сделке.

Возникает вопрос: возможно ли заявление Борисовым иска к Жуковской в сумме неосновательного сбережения ею имуще­ства, в данном случае в размере арендной платы за проживание в квартире? В случае положительного ответа на этот вопрос, оче­видно, что Жуковская, равно как любой иной добросовестный приобретатель, встав перед обязанностью выплачивать посто­янно возникающее неосновательное сбережение имущества, оказывается в позиции, создающей у нее стимул со своей сто­роны требовать реституции от другой стороны в своей сделке (а последняя, в свою очередь, уже может оказаться в досягаемости иска о реституции со стороны Борисова (собственника)!). Здесь, следовательно, заложен механизм, который мог бы задейство­вать активность, не затрагиваемую иным образом, и тогда сами стороны найдут способ восстановления первоначального поло-

жжения, который недоступен суду в рамках ст. 166—167 ГК'. Ины-| ми словами, поиски справедливого решения подкрепляются и доводами целесообразности.

• Положительный ответ на этот вопрос возможен, если вер-|но, что незаконный владелец не имеет права на извлечение ^доходов от полученного имущества полностью или в части, 1 В первую очередь необходимо дать оценку средств, предос-! тааляемых позитивным правом.

; Закон, как известно, говорит о расчетах по возврату вещи в | контексте истребования самой веши, хотя и не имеется запре-, та на независимое истребование доходов, не затрагивая при­носящей плоды вещи.

i Можно согласиться с ограничительным толкованием нор-; мы ст. 303 ГК об истребовании доходов от вещи от незаконного , ее владельца исключительно в том смысле, что иск об истребо­вании доходов возможен только "при истребовании имущест­ва", и никак иначе, если не найдем в праве возможных случа­ев, когда эти Иски заявляются независимо один от другого.

Но даже беглого взгляда достаточно, чтобы убедиться в том, что такие ситуации разделения исков вполне предсказуемы.

Например, очевидно, что никто не может предписать ист­цу соединять иски, если он имеет право на каждый из них и они не исключают друг друга. Значит, собственник вправе в любой момент заявить отдельный иск об истребовании дохо­дов. Можно сослаться на такого авторитетного юриста, как Виндшейд, который прямо указывал, что, поскольку сущест­вует право собственника на плоды, постольку он "может предъ­явить отдельную rei vindicatio по поводу плодов независимо от rei vindicatio по поводу главной веши"², если бы столь очевид­ные умозаключения нуждались в поддержке авторитетов.

Но существуют доводы и более прагматические. Представим случай, когда по причине значительной стоимости вещи истец не имеет возможности оплатить пошлину по истребованию вещи, а судом ему отказано в отсрочке ее уплаты либо весь интерес собственника состоит именно в получении дохода — например^ у него незаконно изъят магазин, приносящий регулярный доход.

' Здесь, стало быть, имеется один из ресурсов для подкрепления той, в конечном счете защищающей целостность системы гражданского права кри­тики, которая направлена против концепции расширения средств зашиты соб­ственности, доходящей до отказа от классической субординации исков и как следствие — возможности заявления собственником иска в свою пользу из реституции (ст. 167 ГК), даже если он не является стороной в сделке (см. гл. 5).

¹ Цпт. по: ПетражицкийЛ.И. Указ. соч. С. 51.

347

Наконец, если собственник ожидает отказа в виндикаци-онном иске по мотивам пропуска срока исковой давности, он может ограничиться только взысканием дохода, ведь доход присваивается незаконным владельцем не в момент завладе-ния капитальной вещью, а, как уже отмечалось, дискретно, в момент возникновения дохода, хозяйственного потребления вещи, значит, срок исковой давности в части дохода начина­ется позже.

Аналогичная ситуация возникает, если в виндикации будет отказано в связи с гибелью вещи или ее передачей третьим лицам; тогда истец вынужден взыскивать только доходы, огра­ничиваясь, конечно, периодом фактического владения вещью ответчиком.

Значит» нет сомнений в возможности предъявления собст­венником самостоятельного иска, основанного им на своем праве на доходы. Он может быть виндикационным, но может быть и кондикцией, когда виндикация невозможна, поскольку между ними имеется несомненная связь (см., напр., ст. 1103 ГК РФ), как вообще имеется связь между незаконным (а значит, и неосновательным) владением и неосновательным обогаще­нием, хотя эти две ситуации и нетождественны. Исходным пунк­том их соотношения является, конечно, то, что, пока вещь находится во владении ответчика, его связь с собственником имеет суть вещного права, а значит, все требования могут за­являться только на базе виндикационного иска (rei vindicatio). И лишь при утрате вещи и отпадении тем самым вещного иска возникает внедоговорное обязательственное право.

Следующим вопросом, который решается не без труда по причинам, имеющим источник в нашем законодательстве, яв­ляется вопрос о том, имеет ли незаконный владелец право на плоды и доходы.

Мы уже говорили, что принципом собственности, на кото­ром основана вся хозяйственная жизнь, поскольку хозяйство­вание выступает как эксплуатация имущества, т.е. извлечение из него плодов, является "распространение права собственно­сти не только на вещь, но и на все рождаемые ею плоды и доходы. В силу ст. 136 ГК плоды, продукция и доходы принад­лежат лицу, которое использует имущество на законном осно­вании (имеются в виду, конечно, собственник или законные владельцы). Следовательно, незаконный владелец не может получить права на доходы, если только это не будет прямо указано в законе в изъятие общей нормы. Такое указание зако­на мы находим только для добросовестного владельца и только

348

до момента сохранения им добросовестности (римская стадия процесса, litisconteslano приравнена у нас к моменту получе­ния повестки по иску о возврате имущества), как это вытекает из ч, 1 от. 303 ГК РФ, хотя каково основание, ratio этого изъя­тия из общего правила — это отдельный вопрос, ведь нельзя считать этим основанием саму по себе добросовестность, т.е. неосведомленность незаконного владельца о действительной принадлежности вещи.

Только теперь мы подходим к тому вопросу, который был задан вначале: если незаконное владение налицо, но виндика­ция отпала или невозможна, а незаконный владелец утратил добросовестность, т.е. ему известен истинныйсобственник' (хотя это и не мешает, как уже подчеркивалось, давностному владе­нию и последующему приобретению веши по давности), то какие основания такой незаконный владелец может привести для правомерного присвоения плодов и доходов, приносимых вещью? ',

Утрата добросовестности затрагивает и сферу эксплуатации вещи. Можно вслед за Юлианом "признавать его таковым", т.е. считать владельца добросовестным применительно к хозяйст­венному использованию вещи, но это признание, конечно, фикция и требует прямого урегулирования законом,

Здесь мы сразу сталкиваемся с острым конфликтом общих принципов собственности и направленными против них хозяй­ственными соображениями². С одной стороны, если исходить из нужд хозяйства, возложение на недобросовестного владельца обязанности передавать полученные доходы или сбереженное имущество собственнику может привести к утрате им интереса к его эксплуатации^. С другой стороны, признаниеза недобросо­вестным владельцем права на доходы от заведомо чужой вещи, являясь "беззастенчивым триумфом правонарушения над пра­вом собственника, не может не оскорблять народного правосоз­нания "⁴-

' Утрата добросовестности сказывается во всех сферах, кроме приобрете­ния по давности. Например, если в этой ситуации владелец производит отчуж­дение веши, сделка не только незаконна, но-и сопряжена с пороками на стороне отчуждающего лица, в частности, он может быть привлечен к ответст­венности за обман приобретателя и т.п. Или если он утрачивает владение и вновь его возвращает, то добросовестность, конечно, уже отсутствует.