Глава 8

Суть собственности

Если нет смысла искать сущности собственности в правомочи­ях собственника (триаде), то, значит, следует обратиться к чему-то другому.

Эта ее истинная субстанция должна, по крайней мере, со­держать те качества, которые отличают собственность от всех других юридических феноменов, а это, как известно, исклю­чительность. абсолютность, полнота и др.

Подумаем, какой из исходных факторов собственности мо­жет иметь эти качества.

Едва ли мы обнаружим их в вещи, ведь она по определе­нию не может быть абсолютно свободной, автономной (в про­тивном случае она не может попасть во владение). И коль скоро наши сегодняшние представления не позволяют говорить о единстве лица и вещи, остается эти качества искать в противо­стоящем вещи факторе — лице. Именно лицо "помещает свою волю в вещь" и тем самым присваивает ее, превращает в свою собственность. Лицо есть "бесконечное, всеобщее и свободное"¹. "Свобода есть основной внутренний признак каждого общест­ва, сотворенного по образу и подобию Божьему"². Не вижу, по каким причинам можно оспорить это суждение, если, ко­нечно, не иметь в виду, что в историческом плане оно не все­гда адекватно описывает состояние человека (на это, однако, можно возразить, что не всегда человеку доводится стать ли­цом). Поэтому будем исходить из этого суждения. И тогда обна­руживаем, что свойства лица — это и черты собственности.

Собственность, как и личность, "которая везде выступает как вечно деятельная"³, имеет свойства бесконечности во време-

' Гегель Г.В.Ф. Философия qpara. С. 97.

¹ Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989. С-138. ^} Чичерин Б.Н. Собственность и государство // Русская философия собст­венности. Спб., 1993. С. 114.

132

ни' (несмотря на конечность, уничтожимость вещи) и про­странстве.

Впрочем» в этом отношении замечательны именно те мо­менты, когда обнаруживается временная собственность. Римской архаике была известна продажа на время, что вполне согласует­ся с показанными выше личными чертами права из древней купли-продажи; впоследствии у классиков возникали на этой почве трудности в разграничении аренды и купли-продажи.

А.Я. Гуревич отмечает, что, несмотря на провозглашение прав, прежде всего на землю, "навечно" (ad perpetuum), на самом деле они "имели силу только в течение ограниченного срока, не превышавшего длительности человеческой жизни" и требовали "все нового и нового подтверждения" "при каждой смене" сеньора или государя². Здесь хорошо видно, что огра­ниченность во времени — прямое следствие личного характера возникшего права; превращение права в вещное делает уже ненужным его "подтверждение" сеньором, поскольку из вещ­ного права, по определению, устраняется всякий след личной зависимости.

Собственность всеобща (абсолютна) и свободна³. "Начало собственности связано с бессмертием человеческого лица, с правами его над материальной природой и после его смерти"⁴.

Среди явлений права именно в собственности выражены качества личности, "собственность, строго говоря, есть не­которое свойство самой личности"⁵. Поэтому, надо полагать, она и занимает центральное место среди других правовых ка­тегорий.

Сущность собственности — проявление в ней лица, "соб­ственность есть Идеальное продолжение личности в вещах, или ее перенесение на вещи"⁶, "основание и назначение собствен­ности лежит в отдельной личности"⁷.

Это не только умозрительное понятие, но и реально на­блюдающаяся связь.

⁾ С точки зрения Права, существование собственника не ограничено во времени, или. как говорил Л. Блум в"Уяиссе", "домовладелец бессмертен". ² См.; Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. С.. 154—155.

* "Свобода и собственность в прошлом — слова одного корня" (Колесов В.В. Мир человека в слове Древней Руси. Л.: Изд-воЛГУ,19»6- С. 106).

/ Бердяев Н.А. Философия неравенства: Письма к недругам по социаль­ной философии// Русская философия собственности. С. 304.

* Алексеев Н.Н. Собственность и социализм // Русская философия собст­венности. С. 354.

* Соловьев B.C. Оправдание добра / Соч.: В 2 т. Т.!. М., 1988. С- 432. ^v Чичери^ Б. Н, Собственность и государство // Русская философия собст­венности. С. 114.

133

По первобытным и не знавшим исключения представлени­ям, все вещественное окружение человека было продолжени­ем его личности, им самим (по известному выражению, "про­должением его субъективности")'. Например, египтяне обозначали собственность ("дт", "джт") буквально как отне­сенное к "плоти", "самости" лица: "дом его плоти", "быки, скот, ослы его плоти" и т.д.²

Замечательно буквальное совпадение в определениях: "Ос­мысление... объекта владения как личного свойства субъекта, его "плоти", было в определенной степени закономерным, так как отражало реальный факт — владение.я.рлялось важнейшим условием становления (обособления) личности"³.

Папуасы сианс считали, что личная собственность (амфон-ка) так же неразрывно связана с человеком, как его тень⁴.

"В глазах древневосточного человека веши героя служат пря­мым продолжением его "я"... В древневосточной модели мира вещь предстает связанной, соединенной с человеком"⁵.

Подобные представления можно проследить и в других слу­чаях. Очень характерно, например, что материальное возме­щение ущерба личности вместо расправы — вергельд — вос­принималось как персонификация личности. По "Саксонскому зерцалу" (ст. 65. § 2), "кто жизнь или руку выкупает, если он был приговорен к этому, тот становится лишенным всех прав" (по "Русской Правде", рабы, являвшиеся несвободными, т.е. лишенными юридической личности, не имели вергельда)⁶. Здесь хорошо видна взаимозаменяемость личности и вещи (вер­гельда).

' М. Вебер, обсуждая уходящий "своими корнями в самые отдаленные времена" обычай накопления большого богатства для продолжения "дела", отмечает, что речь идет о "как бы расширенной личности" (Вебер А/. Избран­ные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 265).

¹ Лерепелкин Ю.Я. Древний Египет // История Древнего Востока. Часть вторая: Передняя Азия, Египет/Отв. ред. Б.Б. Пиотровский. М., 1988. С. 341. Более подробно понятие "собственность" ("джт") изложено в монографии:

Перепелкин Ю.Я. Хозяйство староегипетских вельмож. М.. Наука. 1988. С. 8 и ел.

' Романов В.Н. Древнеиндийские представления о царе и царстве // Вест­ник древней истории. 1978. № 4. С. 32. Щит. по: Смирин В.М. Римская familia и представления римлян о собственности. С. 23).

* История первобытного общества- Эпоха первобытной родовой общины. С.350.

* Вейнберг И.П. Человек в культуре древнего Ближнего Востока. М.: Нау­ка. 1986. С. 76, 83. Там же И. Всйнбсрг отмечает, что а основе очень важного в древности обычая обмена дарами (товарному хозяйству предшествовала, как считают, "экономика даров") "лежит представление, также обусловлен­ное слитным восприятием человека и веши, что при обмене дарами частица сущности дарителя переходит к получающему дары" (с. 80).

*' Вернадский Г. Киевская Русь. С. 150.

134

Широко известен всеобщий обычай погребения вместе с человеком его личных вещей, невзирая на их ценность. Этот обычай прослеживается и без связи с представлениями о по' тусторонних потребностях (когда, например, вещи уничтожа­ются после смерти их хозяина, как это было сделано с мечом короля Артура, брошенным в море в момент см&рти хозяина, хотя, и это показательно, сподвижник короля и верный его рыцарь уже испытывал колебания, пленясь рукоятью в драго­ценных камнях, и дважды прятал меч "в траве под деревом", пока умирающий король не заставил его похоронить меч в пу­чине)'. "У

Обычай уничтожения личного имущества со смертью его владельца "имел своей основой глубоко укоренившуюся в соз­нании людей веру в тесную, до определенной степени сверхъ­естественную связь владельца со своими вещами"².

На материале греческой мифологии о том же пишет К. Хюб-нер: "Принадлежащее отдельной личности называлось "ктема" или "ктерия", в то время как имущество клана обозначалось как "патроя". Умершего сопровождала в загробный мир лишь его личная собственность, ктерия, поскольку она непосредст­венно принадлежала к его прошлому бытию, к самотождест­венности его истории, к его протекшей жизни,,. Поэтому у Го­мера мы находим стереотипный оборот "kterea ktereizein" (возжигать погребальный огонь), что с тем же успехом означа­ет "погребать имущество умершего". Мертвые, лишенные сво­его имущества, вызывали ужас³. Они не могли по-настоящему умереть до тех пор, пока их частица остается при жизни, и беспокойно блуждали вокруг, досаждая живущим, пока те на­конец не отпускали их в подземный мир со всем их имущест­вом, то есть со всем их прошлым бытием"⁴.

Обращает на себя внимание как активность имущества (в этом качестве оно не отличается от фамильного), так и оче­видные затруднения для введения его в оборот в архаическую

' По дреянеримским обычаям, личные вещи уничтожались со смертью хозяина (см.: Bow П, Очерк истории римского наследственного права с древ­нейших времен до эпохи Северов // Современные исследоиании римского права: Реферативный сборник / Под ред. B.C. Нерсесянца и др. М-: ИНИОН АН СССР. 1987- С. 123) (реферат О.В. Смыка).

¹ История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины. С. 352.

* Может быть, в этом страхе более, чем в гуманизме (само понятие кото­рого едва ли сочетается с войной), коренится и военный обычай предостав­лять противнику возможность захоронения павших.

⁴ Хюбнер К. Истина мифа. М., 1996. С. 212.

135

эпоху на каком-либо абсолютном, независимом от прежнего обладателя праве, что уже отмечалось.

Очевидно, что устойчивость этих традиций могла бы пред­ставлять серьезную угрозу бедному материальными ресурсами обществу, особенно по мере обособления личности и возрас­тания личного имущества сравнительно с родовым. М. Вебер отмечает, что "из многообразных видов магической практики, связанной с захоронениями, наиболее значительные послед­ствия имело представление, что все личное имущество умер­шего должно быть погребено вместе с ним. Постепенно это представление сменялось требованием н^ касаться. По край­ней мере некоторое время после смерти человека, его имуще­ства. а иногда требованием по возможности сократить пользо­вание и своим достоянием, чтобы не возбуждать зависти умершего". Дальнейшее перемещение общения с умершими в бесплотный мир духов позволило перейти к символам, заме­щающим веши, например "древнейшие бумажные деньги слу­жили средством платежа не для живых, а для мертвых". Эта практика оказалась и более рациональной'.

А.Я, Гуревич пишет, что "вещи вообще могли воплощать качества их обладателей, это касается не одной лишь земли, но и мечей, коней, кораблей, украшении"².

Уже после возникновения права представления о единстве лица с вещами³ сохраняли свою силу и оказали несомненное воздействие на основные правовые понятия.

Существенно, что первоначальная функция посредников, которыми были только чужие (гости), — "де персонализиро­вать" вещь, подлежащую продаже⁴. В самом понятии вещи, которая, в свою очередь воспринималась "как личность в древ­них и вообще архаичных культурах"⁵ и понятии лица невоз­можно разобраться, если не учитывать их изначального един­ства и только последующего разделения.

На этой стадии рассуждений пора уже привлечь и этимоло­гию, хотя ее непосредственно содержательное значение с того

' См.: Вебер М. Социология религии // Избранное. Образ общества. М., 1994- С. 82-83.

² Гуреяич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. С. 60. ⁾ Это единство следует понимать в отношении не только одного челове­ка, ко и обшины, поскольку она имела юридическую личность. Об этом свидетельствуют, например, очень древние нормы о священности оград и межи (как выражение нспрмкосновенности"тсла" общины). ⁴ Оссовская А/. Рыцарь и буржуа. М.: Прогресс, 1987. С. 353. ¹ Смырин В.М. Патриархальные представления и их роль в общественном сознании римлян // Культура Древнего Рима. Т. II / Отв. ред. Е.С. Голубцова. М.: Наука, 1985. С. 21.

136

момента, когда, по замечанию М. Фуко, "глубокая сопричаст­ность языка и мира оказалась разрушенной", а "вещи и слова — разделены"', в значительной мере оказалось утрачено, некото­рые, особенно архаичные, смыслы этим путем все же удается заметить, правда в неявном, "просвечивающем" виде. Следует поэтому согласиться с замечанием Клемента Александрийско­го: "Ибо всегда следует постигать не слова, а то, что они обо­значают", понимая, что доводы от этимологии могут лишь по­мочь объяснению, но не объяснить.

Если лицо (persona) происходит от маски (личины), то мы вправе за этой маской усмотреть не только некое экзистенци­альное "Я" (едва ли известное тому времени не только как проблема, но и как факт), но и прикрываемые маской и полу­чающие от нее имя и существование, вещественное продолже­ние, вещественные свойства (слово "свой", кстати, одноко­ренное словам "собственный", "собственность") лица.

По разным данным, этимология "вещи" восходит к грече­скому "слово", латинскому "голос" (vox) либо "бодрствую", "сила", "бодрый", "живой" (лат., древнеинд. и др.)².

Обращает на себя внимание, что все этимологии подчер­кивают не косность, неподвижность, неодушевленность "вещи", как мы ее знаем сегодня (неодушевленность — глав­ный признак "вещи" как у В. Даля, так и вообще в современ­ном и в обозримом прошлом словоупотреблении), а, напро­тив, ее динамичный, живой характер, что лишний раз под­тверждает изначальное единство действующего субъекта (лица) и его вещей.

Кстати, одно из значений res — "дело". Не только лицо проявлялось в веши, но и вещь в лице.

Может быть, и некоторые юридические (скажем так) ка­чества вещей оказали воздействие на человека? Например, рас­поряжение собой, выделение себя из общности не следствие ли возможности распоряжения вещами и выделения вещей? И вообще: мог ли отделиться человек раньше, чем это стало происходить с вещами? И могло ли это отделение иметь силу прецедента, силу примера, если бы до этого лицо не было еди­но с вещами?

Сущность собственности обнаруживает только одну свою сторону, если ограничивать субъект-объектное отношение, воз­никающее в результате эмансипации человека из архаичной общ-

' Фуко М. Слова и веши. С. 79.