Забывание как неосознаваемое решение сознания о невоспроизведении

Нет, наверное, более заурядного явления нашей повседневной жизни, чем забывание. И вместе с тем это – весьма странный феномен. На самом деле, ведь для того чтобы субъективно установить факт забывания, необходимо помнить то, что забыто, т.е. помнить, но при этом упорно не осознавать ту информацию, которая, казалось бы, исчезла из памяти. Действительно, откуда же иначе взяться знанию о факте забывания? Пожалуй, одним из первых мыслителей, кто сделал предметом специального анализа это парадоксальное свойство памяти, был А. Августин. Именно он впервые описал иллюстрирующий это свойство эффект, который много позже получил название «феномен на "кончике языка"»: «Если мы видим знакомого или думаем о нем и припоминаем его забытое имя, то любое, пришедшее в голову, с этим человеком не свяжется… Отброшены будут все имена, пока не появится то, на котором и успокоится память, пришедшая в равновесие от привычного ей сведения. А где было это имя, как не в самой памяти?.. Если же это имя совершенно стерлось в памяти, то тут не помогут никакие напоминания. Забыли мы его, однако, не до такой степени, чтобы не помнить о том, что мы его забыли. Мы не могли бы искать утерянного, если бы совершенно о нем забыли» (Августин, 1998, с. 23 – 24).

По мнению З. Фрейда, в ряду различных ошибочных действий забывание имен происходит наиболее часто (Фрейд, 1990, с. 219). В большинстве случаев человек в такой ситуации помнит то, что нужно вспомнить, помнит о том, что он об этом помнит, но вспомнить искомое имя не может. Но, позвольте, что это за забывание такое, когда память хранит то, что забыто! Правомерно ли в этом случае вообще говорить о забывании?

Парадоксальность забывания проявляется также в случае ошибочного воспроизведения, когда субъект осознает факт искажения ранее запомненного материала. Однако такое осознание возможно только вследствие того, что человек помнит неискаженную информацию, т.е., другими словами, помнит, как нужно воспроизводить правильно, ведь субъективная уверенность в ошибочности воспоминания может возникнуть лишь в результате сравнения между воспроизведенной информацией и искомой. На это, в частности, обращает свое внимание В.М. Аллахвердов, считающий, что «мозг заведомо хранит то, что с таким трудом вспоминает, и имеет к этой записи в памяти доступ» (Аллахвердов, 2000, с. 275).

Конечно, факт забывания далеко не всегда осознается носителем сознания. Пропуски и замещения, имеющие место при воспроизведении, будь то вербальной информации или предметных действий, могут возникать и вне сферы осознанного контроля. Таким образом, одним из критериев различения явлений забывания может служить «осознаваемость / неосознаваемость» фактов неузнавания и/или невоспроизведения.

Следует подчеркнуть, что даже в тех случаях, когда человек не способен воспроизвести или узнать ранее запомненный материал, нет ни малейших оснований полагать, что этот материал бесследно исчез из памяти. Ничуть не желая раздражать читателя, позволю себе самоцитирование: «…как ни парадоксально, забывание в качестве эмпирического феномена не может быть предметом эмпирического исследования. В любом опыте <…> мы имеем дело только со случаями воспроизведения или узнавания. Поэтому рационально доказать возможность стирания мнемических следов не представляется возможным» [6]. К тому же, существуют многочисленные эмпирические свидетельства сверхдлительного сохранения информации, а также экспериментальные факты и клинические наблюдения, демонстрирующие сохранность запомненной информации в то время, когда сам человек не может об этом субъективно судить. (Некоторые из таких примеров рассмотрены в: Агафонов, 2003, с. 190 – 201; Агафонов, Волчек, 2005, с. 81 – 96).

О сохранности в памяти элементов психического опыта при блокаде доступа этих элементов в сознание, видимо, впервые заговорили философы Г. Лейбниц и И.Ф. Гербарт. Последний, развивая концепцию психодинамического взаимодействия представлений, полагал, что забывание является следствием борьбы представлений разной силы за место в сознании (точнее было бы сказать: в осознании). По И.Ф Гербарту, отдельное представление как элементарное психическое образование, «уходя» из сознания, никуда не исчезает из памяти. «Каждый предмет, занимающий дух, – отмечал И.Ф. Гербарт, – не стоит, но колеблется в сознании, колеблется в постоянной опасности быть забытым (хотя бы на мгновение) под влиянием чего-нибудь нового» (Гербарт, 1895, с. 58). В другой своей работе он развивает эту мысль: «…представление должно понижаться, не уничтожаясь. …Как только исчезает препятствие, представление снова поднимается в силу своего собственного стремления. В этом заключается возможность воспроизведения» (Гербарт, 1895, с.105). На невозможность забывания (в смысле стирания информации из памяти) указывали такие исследователи, как С.С. Корсаков, А.Р. Лурия, А.Н. Леонтьев, М. Эриксон, В.Л. Райков и др. Приведу лишь некоторые мнения на этот счет.

А.Н. Леонтьев: «А бывает ли исчезновение хранимых следов? … А может быть, никогда не бывает? …Все дело в том, что меняется возможность воспроизведения, а след существует независимо. Раз он образовался, то он существует. Это необратимый процесс − следообразование. Припоминание − вот где проблема стоит» (Леонтьев, 2000, с. 277).

И.В. Смирнов, Е.В. Безносюк, А.Н. Журавлев: «… память непрерывна в том смысле, что никоим образом нельзя искусственно уменьшить ее содержимое, стереть что-либо, вызвать амнезию в полном смысле слова, амнезию абсолютную» (Смирнов, Безносюк, Журавлев, 1995, с. 65).

С.С. Корсаков: «При потере памяти способность фиксации все-таки остается» (Корсаков, 1998, с. 75). «…Оказывается часто, что целый ряд следов, которые решительно не могут быть восстановлены в сознании ни активно, ни пассивно, продолжают жить в бессознательной жизни, продолжают направлять ход мыслей больного, подсказывают ему те или другие выводы и решения» (Там же, с. 74).

В.Л. Райков: «Память есть реальная машина времени» (Райков, 2003, с.167).

Но, по всей видимости, наиболее последовательно и активно обсуждаемую точку зрения защищал основатель психоанализа. З. Фрейд впервые проявил научный интерес к фактам, которые, на первый взгляд, не заслуживали никакого внимания, а именно – к случаям оговорок, очиток, описок, неверного словоупотребления, забывания намерений, ошибочных движений и т.п. Психические артефакты З. Фрейд превратил в предмет научного анализа. Для З. Фрейда, судя по значительному количеству описанных им интерпретаций разнообразных ошибочных действий, не представляло особого труда найти причину любому случаю забывания или искажения ранее запомненной информации. Вот показательные примеры анализа З. Фрейдом случаев забывания из его собственной жизни.

Пациент просит З. Фрейда рекомендовать ему курорт на Ривьере. З. Фрейд тщетно пытается вспомнить название одного местечка близ Генуи, помнит о враче, который практикует на этом курорте, но не может назвать местности, хотя знает, что знает нужное название. З. Фрейд вынужден обратиться за помощью к своим домашним: «Как называется местность близ Генуи, там, где лечебница д-ра N, в которой так долго лечилась такая-то дама?» Оказывается, что она называется «Нерви». З. Фрейду тут же становится понятной причина, по которой он не мог вспомнить искомое название. «И в самом деле, – результирует он проведенный анализ, – с нервами мне приходится иметь достаточно дела» (Фрейд, 1990, с. 216).

Из-за сложной траектории пути анализа, который привел З. Фрейда к постижению причины забывания имени одного своего пациента, описание другого случая приведу в авторском изложении, дабы не упустить важные детали. З. Фрейд пишет: «…я не мог припомнить имени моего пациента, с которым я знаком еще с юных лет. Анализ пришлось вести длинным обходным путем, прежде чем удалось получить искомое имя. Пациент сказал раз, что боится потерять зрение; это вызвало во мне воспоминание об одном молодом человеке, который ослеп вследствие огнестрельного ранения; с этим соединилось, в свою очередь, представление о другом молодом человеке, который стрелял в себя, – фамилия его та же, что и первого пациента, хотя они не были в родстве. Но нашел я искомое имя тогда, когда установил, что мои опасения были перенесены с этих двух юношей на человека, принадлежащего к моему семейству» (Там же, с. 217). Трудно оценить правдоподобность такого рода интерпретаций. Во всяком случае, подавляющее большинство захватывающих рассказов З. Фрейда не допускают возможность эмпирической проверки. Действительно, как можно верифицировать вывод о том, что забывание имени пациента вызвано «опасениями, которые были перенесены с двух юношей», имеющих одинаковые фамилии и сходный негативный опыт, связанный с оружием, на человека, принадлежащего к семейству З. Фрейда. Несмотря на произвольность, а порой и явную фантастичность объяснительных конструкций, З. Фрейду тем не менее удалось показать: забывания как факта потери информации попросту не существует. Забывание – это, скорее, квазифеномен. Согласно З. Фрейду, стоит, прежде всего, говорить не о забывании, а о неосознавании или искаженном осознавании бессознательного содержания памяти. Неосознавание, или искажение воспроизводимой информации, имеет определенную причину, и цель психоанализа – выявить эту причину. (По убеждению З. Фрейда, в психике не происходит случайных событий. Еще и поэтому явление забывания неслучайно.) Осознание причины, по мысли З. Фрейда, устраняет само забывание, открывая доступ к осознанию блокированного содержания памяти. Поэтому так называемое забывание является эффектом принятого решения о необходимости не осознавать ту информацию, которая находится в области бессознательного. Специальное психическое устройство, функция которого – принимать решение о допуске в сознание бессознательного содержания, было названо З. Фрейдом механизмом цензуры, а устройство, ответственное за перевод информации из области осознаваемого опыта в бессознательную сферу, – механизмом вытеснения. Фрейд, по сути, показал, что все вербальные и моторные эффекты, поступки и продукты деятельности человека могут объясняться влиянием прошлого в наличный момент времени неосознаваемого опыта.

Почти через полвека после З. Фрейда проблема зависимости результатов активности сознания от неосознаваемой информации вызвала значительный интерес в среде когнитивных психологов. Экспериментальные данные, накопленные в когнитивной психологии, дают основания утверждать, что осознаваемые эффекты когнитивной деятельности подготовлены неосознаваемыми процессами обработки информации. Причем сами эти процессы могут базироваться как на ранее осознанном, так и на неосознанном опыте.

В контексте настоящего разговора нельзя не отметить результаты, полученные В.М. Аллахвердовым. Им был многократно продемонстрирован экспериментальный эффект, который в авторской редакции получил название «неосознаваемый негативный выбор» (Аллахвердов, 1993, с. 26). Результаты исследований показали, что данный эффект обнаруживается и в работе памяти, и в восприятии, и в процессе мышления. В мнемической деятельности он выражается в эффектах устойчивого невоспроизведения определенных стимулов. Так, например, испытуемый получал в эксперименте задание запомнить как можно больше предъявленных стимулов. Оказалось, что после невоспроизведения определенных стимульных знаков эти знаки имеют тенденцию вновь не воспроизводиться, если они включены в новый стимульный набор, и воспроизводиться в качестве ошибки в том случае, если они отсутствовали в стимульном ряду. «Невоспроизведение, – констатирует В.М. Аллахвердов, − …оказывается результатом специально принятого решения о невоспроизведении, которое закономерно повторяется при повторном столкновении с тем же самым ранее не воспроизведенным элементом» (Аллахвердов, 1993, с. 35). Иначе говоря, забывание – это вовсе не забывание, не сбой в работе психического аппарата, не случайный артефакт или когнитивная ошибка и, тем более, не свидетельство ограниченных возможностей мнемической системы, а вполне закономерное следствие неосознанно принятого сознанием решения о том, что определенный стимул воспроизводить не следует. «Отсутствие воспроизведения …стоит трактовать как "отрицательное воспроизведение", – огорошивает читателя своим контринтуитивным выводом В.М. Аллахвердов» (Там же, с.32).

В нашем эксперименте (совместно с К.С. Лисецким) эффект Аллахвердова проявился в необычной ситуации, а именно – в условиях гипнотического запрета [4]. В гипнотическом состоянии испытуемый Т. (мужчина, 24 года) получал от экспериментатора императивную инструкцию: «Сейчас тебе необходимо как можно быстрее решать арифметические примеры. Ты хорошо и быстро считаешь. Но ты не будешь видеть число 11. Ты не знаешь число 11». После этого испытуемому письменно предлагалось решить 10 простейших примеров:

1. 28 – 25 =

2. 69 + 34 =

3. 37 – 26 =

4. 88 – 57 =

5. 43 × 12 =

6. 5 + 6 =

7. 93 – 82 =

8. 71 + 45 =

9. 12 × 5 =

10. 66 ÷ 6 =

Естественно, что интерес, прежде всего, представляли примеры под № 3, 6, 7, 10. Решением именно этих заданий является «11». Результаты показали: испытуемый успешно справился со всеми предлагаемыми примерами, в том числе и с теми, решением которых было число 11. Однако когда экспериментатор попросил озвучить все примеры с полученным ответом, Т. не смог высказать ответ в примерах под № 3, 6, 7, 10. Следует отметить, что испытуемый сам записывал ответ в этих примерах. Когда экспериментатор, проявляя настойчивость, спрашивал, что же написал Т. в ответе, например, третьего задания, испытуемый терялся, выглядел смущенным, говорил: «Не знаю… Я вижу, но не знаю, как назвать… Непонятная цифра… Что-то знакомое, но сказать не могу…».

В другом эксперименте с испытуемым О. (мужчина, 25 лет) была повторена та же процедура. Но в ответе примеров под № 3, 6, 7, 10 испытуемый писал «13». Когда экспериментатор просил прочитать написанное, испытуемый также говорил «тринадцать».

Как показали результаты описанных экспериментов, неосознавание «запрещенного» стимула в гипнотическом состоянии имеет тенденцию к повторению. Иными словами, неосознаваемый стимул обладает эффектом последействия: при повторных предъявлениях он устойчиво не осознается. Однако для того чтобы не осознавать, требуется не просто помнить о том, что требуется не осознавать и не только неосознанно воспринимать стимул как такой, который запрещено осознавать, но и принимать специальное решение не осознавать «запрещенный стимул». В последнем эксперименте, когда испытуемый О. произвел замену «11» на «13», в чистом виде проявился эффект неосознаваемого негативного выбора. Он выразился в устойчивом повторении ошибочного решения (последействии ошибки). Заметим, что примеры под № 3, 6, 7, 10 были разные. Их объединял только одинаково правильный ответ. Испытуемый О. при решении примера № 3 совершал ошибку, вызванную гипнотическим запретом. Допустим, он случайным образом заменяет правильное решение ответом «13». (Почему именно «13»? На этот вопрос, думаю, ответил бы только З. Фрейд.) Затем, при решении примеров под № 6, 7 и 10, испытуемый, для того чтобы совершить уже известную ошибку, должен, во-первых, правильно решить пример; во-вторых, сличить правильное решение («11») с тем следом памяти, который образован вследствие гипнотического запрета, в-третьих, не осознавая, вспомнить о сделанной ранее ошибке («13» вместо «11») и, наконец, принять решение об ошибочном ответе. Таким образом, ошибки в примерах под № 6, 7, 10 являются не случайными, а закономерными. Они могут быть поняты как следствие реализованной логики познавательной деятельности сознания. Чтобы совершить ошибку в определенной стимульной ситуации, необходимо знать правильный ответ, который замещается в осознании ошибочным. Аналогично этому, чтобы не осознавать цвет, форму или название при повторном предъявлении «запрещенного стимула», сознанию нужно безошибочно понимать (сознавать) этот стимул и принимать решение не осознавать его в тех мнемических контекстах, которые связаны с содержанием гипнотического запрета (Агафонов, 2004).

Эффект Аллахвердова демонстрирует влияние ранее не осознанной информации на последующее принятие решения о неосознавании и, в частности, о забывании (подробнее см.: Аллахвердов, 2000, с. 452 – 459).

Вероятно, не только последействие ранее не осознанной информации является причиной последующего невоспроизведения, но также и ранее осознанный опыт. Описанные ниже эксперименты иллюстрируют именно такой вид зависимости.