2. Реформы середины XVI века

В конце 40-х годов вокруг молодого царя образовался круг советников, получивший позднее название «Избранная рада». В состав Избранной рады вошли люди, различные по своему происхождению и социальному статусу. Здесь были люди «породные», представители аристократических фамилий, такие, как князь Андрей Курбский; были выходцы из провинциального дворянства, вознесенные вверх по царской милости. К таким относился один из самых видных деятелей Избранной рады, костромской помещик Алексей Адашев, взятый, по высокомерному замечанию Ивана Грозного, ко двору «из гноища». Был близок к раде священник Сильвестр, сильный своим нравственным воздействием на царя. Сильвестр принадлежал к натурам глубоко, фанатично верующим. Ему даже являлись пророческие «видения» и «небесные голоса», рассказы о которых потрясали впечатлительного Ивана. И хотя при царском дворе немало злословили по адресу новоявленного пророка, царь боялся ослушаться Благовещенского протопопа, а сам протопоп, по-видимому, искренне верил в свою миссию поучать и наставлять в «божественной правде» своего венценосного духовного сына. Позднее Иван IV обвинит «проклятого попа» в том, что он запугивал его, держал в страхе. Трудно проверить истинность этих обвинений. Сильвестр, несомненно, сдерживал «неистовый нрав» Ивана IV, напоминая об ответственности за совершенные грехи, обязанности жить в страхе Божьем. Такие отношения между пастырями и паствой, священником и его духовными чадами были нормой.

Но что в таком случае объединило столь разных по положению и характеру людей? Почему они оказались причастными к Избранной раде? Общим для них оказалось осознание необходимости реформ и готовность осуществить их. И, наконец, участие в их осуществлении. Потому, определяя роль и значение Избранной рады в политической истории XVI века, необходимо с известными оговорками сказать, что рада стала неофициальным идейным и организационным центром реформ, объединением единомышленников, сильных своей близостью и влиянием на Ивана IV. Главная мысль, объединившая членов Избранной рады, заключалась в признании необходимости сильной власти с опорой на дворянство.

Реформы, к которым приступила Избранная рада, касались, в первую очередь, управления и реализовывались внутренние функции государства, а, следовательно, ощущались недостатки, потребность в изменении.

В 1550 году был принят новый «Судебник». Его характерной чертой стало стремление улучшить отправление правосудия. Правда, старая система управления и суда в лице наместников и волостелей сохранялась. Но с существенными поправками, суть которых сводилась к усилению контроля над ними со стороны местного населения и центральных властей, с этой целью в суде наместников должны были участвовать старосты и целовальники, представители дворянства, посада и черносошных (т.е. свободных, плативших подати государству) крестьян: «Без старост и без целовальников суда не судити». Контроль со стороны центральной администрации выражался в том, что ряд дел должен был согласовываться и получать одобрение в Москве: «без доклада» государю наместник не имел права наказывать или миловать «татя (вора) и душегубца и всякого лихого человека». Пристальный контроль должны были осуществлять за деятельностью наместников дьяки, представители формирующейся бюрократии.

Основание для произвола наместников и волостителей, могущее возникнуть из-за отсутствия общегосударственного законодательства, с появлением Судебника если не исчезло, то было сильно сужено. Были установлены единые и общеизвестные размеры наместничьих судебных пошлин. Население на местах отныне имело доходные списки с исчислением круга судебных и финансовых прерогатив наместников. Взяточничество и волокита получали юридическое осуждение. Мздоимство каралось штрафом.

Наконец, впервые в масштабе всей страны была проведена так называемая губная реформа, утверждавшая местное самоуправление. Компетенция его была достаточно скромной: ряд уголовных дел, розыск «ведомых разбойников», в поимке которых было особенно заинтересовано население. Но и эта сфера деятельности была изъята из ведения наместников.

Примечательно, что очень скоро статьи о суде наместников и волостителей утратили свою силу. В середине 50-х годов Избранная рада вовсе отменила управление наместников и передала его в руки избранных населением «излюбленных судей» или «голов», «которые бы были добры и прямы и всем крестьянам (христианам) любы». Те же дела, которые избранным судьям «кончать не мочно», велено было направлять в Москву. Вместо наместнических «кормов» и пошлин, которые ранее шли на содержание наместников и волостелей, устанавливался оброк («кормленичий окуп»), идущий в царскую казну на жалованье ратным людям и на иные нужды.

Таким образом, наместническая система управления, сложившаяся в период ликвидации уделов и вошедшая в сильное противоречие с требованиями времени, сначала была ограничена, а затем - в силу своей коренной непригодности - упразднена.

Значение Судебника 1550 года огромно. Несмотря на судьбу отдельных его статей, это было действующее законодательство общегосударственного масштаба. Опираясь на него, расширила свои функции служилая приказная бюрократия, без которой немыслимо строительство централизованного государства. Новый свод законов ускорил формирование приказной системы. Централизованное государство нашло в Судебнике правовую базу; получив же ее, увереннее двинулось в избранном направлении. Нельзя не видеть и социальную направленность Судебника. Получили подтверждение и развитие нормы еще сохраненного крестьянского выхода в Юрьев день. При этом усилилась власть помещика и вотчинника над крестьянином: во-первых, возлагалась ответственность за многие крестьянские преступления; феодала в Судебнике называли по аналогии с холопьим правом - «государем» крестьянина. Факт знаменательный, свидетельствующий о сближении в правосознании законодателей юридического положения бесправного холопа с крестьянином. Подобные нормы «предсказывали» будущее русского крестьянства, превращение его в крепостное крестьянство.

С Избранной радой тесно связана история создания и становления приказов - центральных органов исполнительной власти, своеобразных ведомств по отраслям хозяйства, регионам страны и государственным делам. Наиболее важными были приказы Посольский, ведавший внешней политикой; поместный приказ, занимавшийся землевладением служилых людей; рядный, в компетенцию которого входили военно-служебные росы – организация войска, назначение воевод. Важное значение приобрел челобитный приказ, оказавшийся в ведении Алексея Адашева. Сюда стекались все жалобы на «неправедный», «насилия» и т.д. Уличенных в беззаконии и злоупотреблении настигала государева опала - «кручина». Таким образом, Челобитный приказ превратился в своеобразный контрольный орган, надзирающий за администрацией.

К концу 50-х годов возникла единая приказная система, построенная на отраслевом принципе. Действуя на всей территории государства, каждый приказ преимущественно ведал важной для исполнительной власти областью: внешняя политика, военное дело и т.д., что, естественно, приводило к более весомым результатам. Но совершенствование деятельности органов управления - лишь одна сторона реформ. Другая же, не менее важная, сводилась к тому, что старая территориальная система управления, выросшая в процессе политического объединения земель, дополнялась отраслевой системой управления, более соответствующей потребностям централизации. Это был сдвиг качественный. Государство с разветвляющимися органами центрального управления и изжившими приказными дельцами превращалось в более эффективное орудие самодержавной власти. Увеличение числа чиновников повышало мздоимство, против которого пытались бороться положениями Судебника 1550 года.

В 1556 г. вместе с отменой кормлений – института наместничества - было принято важное Уложение о службе. Четкие статьи его упорядочивали службу, создавали заинтересованность у помещиков. Число военных слуг, отправляющихся с землевладельцем в поход, находилось в строгой зависимости от размеров имений. Отступление от числа в сторону уменьшения - наказывалось, превышение – поощрялось денежной подмогой и земельными придачами.

Меры по реорганизации службы, призванные укрепить вооруженные силы, были дополнены упорядочением системы наместничества. Возникнув на рубеже XV-XVI веков, местничество призвано было регламентировать отношения внутри аристократической, правящей части господствующего класса. Это была своеобразная форма сосуществования аристократии, защищавшая ее, с одной стороны, от произвола московского «великого князя, государя, с другой, - побуждающая знать служить этой власти. Первое достигалось тем, что высшие придворные и государственные должности находились в руках аристократических родов, «породных людей»; назначение на них было связано не только с волей царя, но и зависело от происхождения (фактора от государя независимого), «отеческой чести». В свою очередь, «отеческая честь» слагалась из прежних служебных назначений, заслуг рода и назначений будущих. Таким образом, великокняжеская, царская власть получала инструмент воздействия на аристократию через систему служебных назначений.

Институт наместничества организовал и ввел в определенные рамки отношения внутри аристократии, между аристократией и властью. Однако эта организация была далека от идеала. Между родами и их представителями постоянно возникали местнические споры. Посчитавшие то или иное назначение умалением своего «отечества», отказывались от поста, «волочили дело», не повиновались и т.д. Последствия были малоутешительны. Назначения в полки осуществлялись часто не по принципу пригодности, таланта, а местнической совместимости. Впрочем, это редко помогало. «Кого ни назначишь, всякий тотчас заместничает», - жаловался Иван IV. Местничество отрицательно сказывалось во всем, но более всего - в военном деле, оборачиваясь неудачами, проигранными сражениями.

Избранная рада попыталась упорядочить местнические отношения и даже регламентировать их в самой уязвимой области - в военной. Последнее, в частности, выразилось в том, что было категорически запрещено местничать во время боевых действий.

Ограничение местничества, равно как и другая мера правительства - организация постоянного стрелецкого войска, повысили боеспособность русского войска. С другой стороны, перемены в такой сугубо «аристократической сфере», как местничество, свидетельствовали о решимости Избранной рады затронуть даже интересы титулованной и нетитулованной знати ради упрочения государства. В этом же направлении развивалась и финансовая правительственная политика. Первоначально Избранная рада надеялась пополнить царскую казну и заодно удовлетворить помещичьи требования о новых земельных раздачах за счет церковных вотчин. Эти планы вызвали яростное сопротивление духовенства. Митрополит Макарий, имевший большое влияние на царя, открыто дал понять, что церковь воспротивится любым попыткам слуг «царя земного» покуситься на собственность слуг «царя небесного».

Самодержавная власть слишком нуждалась в поддержке власти духовной, чтобы идти на сомнительное обострение отношений. Рада принуждена была отступить. Но это было отступление-компромисс: приговором 1551 г. был положен предел безграничному разрастанию монастырских вотчин: монастыри лишались права покупать новые земли или получать их, как вклады, без разрешения царя. Это была попытка пресечь растаскивание светских земель «из службы» - ведь помещики и вотчинники отправлялись на войну именно с этих земель.

Однако подобное решение вопроса о монастырском землевладении ни в коей мере не разрешало проблемы финансовой. Между тем преобразования в государственной и военной областях остро поставили вопрос о пополнении бюджета. Избранная рада решилась на частичную отмену «тарханов» - разнообразных финансовых и судебных привилегий крупных светских и духовных землевладельцев. Был в этой финансовой акции правительства и иной, социальный пласт: развитая система «тарханов» была свойственна удельной эпохе. Следовательно, это была мера, которая отражала потребности централизации, необходимости уравнения сословий и классов перед феодальным общегосударственным законом.

Среди финансовых мероприятий Избранной рады была и податная реформа. Увеличение государственных налогов сочеталась в ней с попыткой более гибкого учета материальных возможностей тяглового населения.

Была введена единая система налогообложения. За единицу была взята «соха» (участок земли примерно 400-600 га), с которой взималось «тягло» (комплекс натуральных и денежных повинностей). Учитывалась, в первую очередь, распаханная, «жирная» земля, которая приносила доход. Правительство не желало разорения тяглецов - не случайно это было поставлено в вину боярам-правителям. Но оно и не хотело, чтобы кто-то пребывал «в легкости», избегал обложения. Новая система обложения носила ярко выраженный социальный характер. Более всех платили черносошные, зависимые от государства крестьяне. Они облагались дополнительными повинностями: строительство, перевоз и т.п. Затем следовали земледельцы, живущие на землях церкви, монастырей. Меньше всех платили помещичьи крестьяне. Легкость эта, однако, объяснялась необходимостью содержать помещика, платить ему оброк, делать «изделье» - барщину.

Реформы произошли и в церкви. На рубеже 40-50-х годов дважды пополнялся пантеон святых. На этот раз предпочтение было отдано русским чудотворцам, своим месточтимым святым, которые получали статус общерусских. Подтекст этой акции очевиден: и Русь богата своими подвижниками, и она являет их всему православному миру, претендуя тем самым на ведущее место - место истинного центра восточного христианства. Это был прямой ответ на ту политическую доктрину об особой роли русского православного государства, которая получала распространение в обществе и требовала дополнительных идеолого-религиозных обоснований. Единый пантеон русских святых единого русского государства был утвержден в 1551 г. на так называемом Стоглавом соборе (в сборнике его решений было 100 параграфов - глав, «Стоглав»). Одновременно были унифицированы церковные обряды, упорядочено богослужение, что укрепляло церковное управление. Много внимания Стоглавый собор уделил нравственному облику духовенства, чтобы священники «не билися и не лаялися и не сквернословили и пияни бы в церковь и во святой алтарь не входили». Речь шла не о падении морального уровня, благочестия духовенства - хотя подобных примеров жизнь давала предостаточно. В условиях централизующегося государства возрастала роль церкви, в рамках которой по преимуществу протекало духовное бытие общества. Новые требования вызвали изменения внутри церковной организации, побудили строже отнестись к нравственному облику пастырей - той силе, которая была непосредственно обращена к верующим.