9.6. Психология в поиске новых парадигм

9.6.1. Изменение отношения к методу исследования

Разработка косвенных методов изучения — в силу невозможности принятия идеи непосредственной данности психологического зна­ния — тот аспект преодоления кризиса, который формулировался уже

¹ Был в приведенной дискуссии 1993 г. некоторый порыв нововведения гу­манитарной парадигмы с претензией на то, чтобы она заранее ограничивала психологов в дальнейших поисках предмета-метода.

Л. С. Выготским. Однако на современном этапе психологического зна­ния эта проблема звучит по-другому: какова роль исследовательской деятельности в конструировании психологической реальности? Это стало также аспектом сравнения неклассического и классического идеалов рациональности, в частности когда речь идет о включенно­сти субъекта познания как участника ситуации и необходимого усло­вия конструирования получаемых фактов (а не только теоретических реконструкций изучаемой реальности). Для психологов здесь масса академических примеров: и исследования методом интроспекции, и взаимодействие в ходе решения дункеровских задач, и ряд других. Сейчас отметим следующее.

Конструктивная функция целей научного познания, приводящая к воссозданию изучаемой реальности как моделируемой, а не только интерпретируемой, все более занимает умы методологов, осмысляю­щих взаимоотношения теоретических и эмпирических миров психо­логии. Эмпирическая реальность конструируется в исследовании — это отмечается как существенная черта и современных исследователь­ских методов, и современных психологических практик. Кроме того, психология рефлексирует воссоздаваемую в исследованиях картину мира и с точки зрения собственно методологического знания — как присутствие в психологических реконструкциях признаков класси­ческой и неклассической (а также постнеклассической) науки. При­нятие идеи взаимодействия субъекта познания и изучаемой реаль­ности (хотя это еще не всегда реальность активной личности) влияет на изменение отношения к схемам экспериментального исследова­ния и обращение к теориям, предполагающим открытость человека миру.

Принятие ценностного параметра в оценке теорий на стадии пост-неклассической науки означает не только принцип ценностного отно­шения к человеку, но и ценностное отношение к знанию и способам его получения. «Кто более матери-истории ценен?» — этот вывод будет сде­лан лишь потом, с других вершин методологического знания и в исто­рической оценке отрицания сослагательного наклонения. Для развития теорий их ценность не может быть очевидной, если критерием служит ценность прагматическая. Любая наука нарабатывает впрок знания, цен­ность которых совсем не очевидна для современников. Другой крите­рий -• гуманистическая направленность теории. Эта вневременная цен­ность также не дает критерия для проставления рангов разным теориям с точки зрения их места в развитии науки.

Однако можно высказать ряд предварительных замечаний.

Отметим рассуждение В. П. Зинченко, высказанное им по поводу конструирования предмета психологии в работе «Теоретический мир психологии». Он указывает, что психика изучается непсихологичес­кими методами, если источниками реконструкций онтологической ре­альности выступает такой психологический эксперимент, в котором эта реальность оказывается очищенной от любых жизненных обстоя­тельств, чтобы не нарушать строгости эксперимента. Психологи в та­ких экспериментах стали создавать «абстрактные и беспредметные миры задолго до художников, поэтов, композиторов, не говоря уже о кино. От таких миров не так прост возврат к мирам реальным, если они еще сохранялись и если мы знаем, что они собой представляют» [Зинченко, 2003, с. 10]. И это особый предмет размышлений — нала­живание взаимоотношений между теоретическим миром психологии и миром экспериментальных моделей. Далее он обосновывает такое преодоление постулата непосредственности, как «восприятие, опосред­ствованное душой», или «шестым» органом чувств. И совершенно не­ожиданным оказывается его обратный ход к оценке роли эксперимен­тальной психологии в построении опосредствованного знания.

В. П. Зинченко говорит о том, что она прощупывает пределы строитель ства человеком своего телесного и духовного, когда создает ситуации, которых в жизни практически не бывает. Она приоткрывает человеку его возможности, делая полезное дело, конструируя их, причем все как в пер­вый раз (здесь он ссылается на Мамардашвили, считавшего, что человек все делает как в первый раз). Тем самым экспериментирование способ­ствует самопроизводству человека, отвечая идее «природа не делает лю­дей, люди делают себя сами». При этом он необходимо использует идеи «третьих» вещей, «второго рождения» человека по Мамардашвили.

Конструктивная роль исследовательского метода подытоживается им следующим образом. «В идее опосредствования-посредничества-медиации смыкаются культура, теоретический и экспериментальный миры психологии и подавляющее большинство психологических прак­тик независимо от того, осознают ли это сами практикующие психо­логи» [Зинченко, 2003, с. 13].

Если предполагать, что психология, которая придет на смену нынеш­ним исследовательским школам, выработает новые пути косвенного анализа психического, то следует заранее задуматься о тех преобразова­ниях, которым экспериментальный метод подвергнется в этой новой психологии. Изменение метода в соответствии с изменением предмета психологии и целей деятельности психолога —• следующая основная перспектива, обсуждение которой еще только начато.

Включение взаимодействия с человеком в ходе его изучения — та ре­альность, которая уже завоевала себе право на методологическое осмыс­ление (создание «жизненного пространства» как взаимодействия экс­периментатора и испытуемого, обсуждение специфики методик двойной стимуляции в культурно-исторической психологии, взаимодействие с клиентом в рамках психопрактик). Граница, однако, проходит по друго­му разделу — включения этого взаимодействия в рамки анализа проис­ходящего в рамках экспериментального и других методов.

Соответствующие перспективы преобразования экспериментального метода (как основного для научной психологии) в психологии Л. С. Вы­готский рассматривал как проблему совмещения исследовательской или диагностической процедуры с развивающими. Развитие квазиэксперимен­тирования — в частности, при обращении психолога к изучению так назы­ваемых «молярных» зависимостей, при построении экологически валид­ных реалий жизнедеятельности человека — выступает одним из путей изменения логики метода в современной психологии [Эксперимент и ква­зиэксперименты в психологии, 2004].

В то же время в современном познании стоит и проблема преодоле­ния антропоцентризма как мировоззрения, согласно которому «чело­век есть мера всего». Уже в античности формулировались мысли о не­человеческой природе человека. Проявление посредством человека объективного духа — наследие немецкой классической философии. Вынесенность вне личности того, что делает человека личностью, — современный поворот в решении вопроса о невозможности объяснения сути человека на уровне только психического. Человек — существо культурное и в этом смысле искусственное (обосновано Л. С. Выгот­ским и М. К. Мамардашвили): его второе рождение связано с овладе­нием общественно-историческим опытом как надындивидуальным. Мир людей в целом (и ситуация «пра-мы» для интерпсихических функ­ций) является источником того, чем должен овладевать человек, что­бы стать человеком.

Если теперь вернуться к проблеме сосуществования разных парадигм в психологии, отвечающих ориентациям в ее построении на идеалы ес­тественно-научного или гуманитарного знания, то в настоящее время они становятся все менее различимыми. Так, для гуманитарного зна­ния не выделено каких-то особых схем мышления, и все называемые различия имеют отношение к сменам классического идеала рациональ­ности на неклассический и постнеклассический, в равной степени ха­рактеризующие поиски философии, естественных и гуманитарных наук. И. Пригожий и И. Стенгерс пишут в связи с этим, что растет «согласие, а не разрыв и противопоставление» в методологиях естественно-науч­ного и гуманитарного знания [2000]. Роль психологии в этом направле­нии сближения парадигм еще недооценена.