9.3.2. Психологические объяснения и экспериментальный метод

В психологии исследовательские парадигмы часто соединяли представ­ления о предмете и методе исследования. Интерпретация эмпириче­ски устанавливаемых зависимостей происходила при этом соответ­ственно конструктам психологической теории, с одной стороны, и в контексте преимущественно используемых методов — с другой. Экс­периментальный метод стал выполнять тем самым функцию достаточ­но формального инструмента, сравнительно независимого от теорети­ческой платформы того или иного направления в психологии. Это прямо выразилось в разработках основ планирования психологиче­ского эксперимента как обоснования преимуществ тех или иных фор­мальных схем — экспериментальных планов.

При этом экспериментальный метод в рамках классического бихе­виоризма последовательно реализовывал позитивистскую установку (а не установку критического реализма, соответствующую эксперимен­тальной парадигме при проверке теоретических гипотез). Все же дру­гие психологические школы использовали экспериментальный метод с целями наиболее строгих психологических реконструкций ненаблю­даемой психологической реальности.

Однако разработка проблем формального планирования экспери­мента не нивелировала специфики психологических школ в способах операционализации переменных и целостного построения эксперимен­тальных моделей, существенно отличающихся в гештальтпеихологии, когнитивной психологии, культурно-исторической психологии и т. д. 11оэтому утверждение, что любая школа, использующая в своем арсе­нале экспериментальный метод, принимает естественно-научную па­радигму, является в корне неверным. Метод как способ сбора данных диктует принятие объяснительных принципов только применительно к логике каузального вывода об эмпирически устанавливаемой зави­симости, но никак не по отношению к содержательным основаниям психологического объяснения.

Перенос акцента с используемого метода на объяснительные прин­ципы, которые якобы с ним неразрывно связаны, породил спор о про­тиворечии между естественно-научной парадигмой в психологии и другими психологическими подходами, в первую очередь в рамках гуманистической психологии. Выше мы уже отмечали первую дис­куссию о соотношении описательной и объяснительной психологии. 11зменение отношения к научной теории прослеживается в современ­ном противопоставлении психологии академической и практической.

И проблема адекватности метода вновь становится одной из основ­ных для решения вопроса о возможностях научной психологии.

Особым образом был поставлен вопрос о возможности объективного метода в российской психологической науке в 1950-е гг. На печально знаменитой павловской сессии от психологов потребовали строгого следования объективному методу, что означало, во-первых, перейти к объективированным психофизиологическим показателям и, во-вторых, ограничиться структурой психофизиологического эксперимента и со­ответствующим типом объяснения (напомним, что И. Павлов штрафо­вал сотрудников за использование психологических терминов в объяс­нениях связи между стимулом и реакцией организма). В противовес этому Б. М. Тепловым было обосновано право психологии не терять свой предмет и использовать при этом способы критической проверки пси­хологических гипотез, а не апеллировать к объективируемым показа­телям как критерию научности и объективности [Теплов, 1985]. Со­ответствие (репрезентативность) показателей самоотчета («подумал», «вспомнил», «почувствовал» и т. д.) содержанию проверяемой гипоте­зы, соответствие структуры исследования его целям — вот те основа­ния, по которым можно, согласно Теплову, судить об объективности из­учения субъективной реальности в психологическом исследовании.

В 1990-е гг. в отечественной науке и философии старый спор о воз­можностях метода возродился в рамках дискуссии о соотношении естест­венно-научной и гуманитарной парадигмы [Психология и новые..., 1993]. С одной стороны, он отразил изменение критериев научности в пони­мании психологических методов и объяснительных принципов. В этом следует видеть его позитивный вклад в рефлексию основ психологи­ческого исследования. С другой стороны, он характеризовался негатив­ным противопоставлением экспериментальному методу другого пути к психологическому знанию — пути психопрактик и использования язы­ков описания. От эксперимента как признака естественно-научной па­радигмы предлагалось отказаться, психологические теории стали рас­сматриваться как рудимент, само же теоретическое знание в психологии почему-то оказалось связанным с маркером «естественно-научного».