4.1.2. Биологический детерминизм и классическая картина мира

Биологический детерминизм был связан с развитием представлений о живом организме. Он включил предположение о развитии, о взаи­модействии в системе «организм—среда», о механизмах стабилизации биологических процессов на определенном уровне, о детерминации бу­дущим и т. д. То есть здесь уже не представляется возможным гово­рить об одном типе детерминации. Остановимся, однако, на позиции Фрэнсиса Гальтона, пионера в области применения вариационной ста­тистики к индивидуальным особенностям человека, английского пси­холога и антрополога.

На Гальтона произвела большое впечатление книга А. Кетле. Он рас­пространил принцип статистического закона на умственные способ­ности. Однако если в «социальной физике» отклонения от среднего полагались на «игру случая», то у Гальтона они строго детерминиро­ваны фактором наследственности. В этом он полагался на идеи своего двоюродного брата Ч. Дарвина, развитые в гипотезе о происхождении видов путем естественного отбора. Став основателем дифференциаль­ной психологии, он наиболее полно реализовал идею биологического детерминизма в своем построении объяснений. Развивавшееся па­раллельно ассоцианистское учение до работы Дж. Милля обходилось принципами механистического детерминизма, а после его работ — хи­мического.

В научных школах, пришедших на смену психологии сознания, био­логический детерминизм стал одним из объяснительных принципов. Им утверждались, во-первых, роль адаптации, приспособления орга­низма к среде в целях выживания и, во-вторых, вероятностный харак­тер реакций как принцип естественного отбора.

Зависимость психических явлений не от нервной системы, а от сре­ды обитания организма — вот тот основной тезис, который был поло­жен в «Основы психологии» Г. Спенсером. Мы уже говорили в главе 3 о его понимании биологической детерминации применительно к возник­новению ассоциаций. Занимая в теории познания позицию, согласно которой необходимо разделять познаваемое и непознаваемое, он рас­сматривал самоочевидность априорного знания как результат физио­логического закрепления опытом многочисленных предков, приспосаб­ливавшихся к среде.

Эти принципы были четко представлены, в частности, в концепции научения, разработанной Э. Торндайком (1874-1949) в его опытах с животными. Этот американский психолог разработал новый тип ме­тодического оснащения экспериментов: так называемые «проблемные ящики», освобождение из которых или вход в которые мог осуществ­ляться только путем проб и ошибок. Если же случайно — по вероятно­стному принципу — животное выполняло нужное движение, то воз­никала связь между этим движением и ситуацией. Но эта связь должна была быть подкреплена, чтобы возник инструментальный условный рефлекс¹. Итак, связи закрепляются в нервной системе благодаря пе­реживанию удовлетворения.

Пока укажем только на следующую линию влияния биологическо­го детерминизма, которая не стала прошлым в истории и методологии психологии. Апелляция к детерминации, связанной с развертыванием процессов в нервной системе, — один из основных путей редукциониз­ма в психологии.

Существенным направлением реализации биологического детерми­низма было решение проблемы отношения психики и деятельности мозга, прослеживаемое в XX в. в отечественной психологии в ходе ряда дискуссий [Шорохова, 1968]². Вышли также книги, закреплявшие

методологическое обоснование путей решения психофизиологической проблемы в сторону раскрытия все более глубоких механизмов связи психического и психофизиологического как якобы снимающих эту проблему [Ломов, 1984].

Особую линию в развитии биологического детерминизма следует связать с концепцией П. К. Анохина (1989-1974). Благодаря его тео­рии функциональных систем понятие акцептора действия ввело но­вое понимание целевой причины в схемы научного познания. И не случайно рядом психологов эта теория продолжает рассматриваться в качестве психофизиологического основания детерминистского по­нимания целевой регуляции поведения.

Еще раньше в принципах физиологии активности Н. А. Бернштейном (1896-1966) были разработаны уровневые представления о регуляции движений и действий, где цель связывалась с понятием двигательной за­дачи и понятие образа потребного будущего было включено в психологи­ческую регуляцию, а не только в психофизиологическую.

Но в психофизиологических исследованиях развиваются и более «простые» причинные представления о связи психических явлений и процессов, с одной стороны, и процессов, происходящих в мозговых структурах, — с другой. Они поставляют все новые сведения о сложно­сти механизмов работы мозга, но упрощают саму проблему психического образа (и функций психического), утверждая монизм как сведение ме­ханизмов психической регуляции к происходящим в мозгу процессам. Придерживающиеся такой постановки вопроса исследователи не об­ращают внимания на положения о том, что мозговые механизмы мо­гут рассматриваться как продукт «развития самой предметной деятель­ности» (А. Н. Леонтьев), что качественные особенности другого уровня системности не могут быть выражены в физиологических понятиях и т. д. Именно такого рода психофизиологический монизм можно рас­сматривать в качестве варианта редукционизма.

Редукционизм (от лат. reductio) — снижение, сведение; рассматри­вается как характеристика теорий, гипотез и выводов из психологи­ческого исследования, подменяющих в обоснованиях понимание пси­хологической причинности принципами объяснений, свойственных представлению предмета изучения в других науках. Редукционизм, понимаемый как «снижение», означает упрощение представлений об исследуемых базисных процессах, как «сведение» — их подмену про­цессами других уровней (не психологической, а иной формы регуля­ции — социальной, психофизиологической и т. д.).

Сегодня психофизиологический редукционизм принял новые фор­мы; этому способствовали существенные сдвиги в раскрытия «меха­низмов сознания» в схемах обобщений «нейрон—модель—теория», т. е. минуя уровень собственно психологических явлений. Подмена сторон­никами такого подхода содержания психологического знания обосно­ванием другого типа — психофизиологических — гипотез и позволяет говорить о редукционизме.

лись идеи Э. Ильенкова и Д. Дубровского, представивших существенно отличаю­щиеся позиции в материалистическом понимании детерминации — от средств трансляции деятельности как опосредствующего звена до информационных ко­дов в деятельности мозга.

За рамками нашего пособия остаются также вопросы о социальном детерминизме, соответственно и о вариантах социального редукцио­низма в построении психологических объяснений.