9.3. Естественно-научная и гуманитарная парадигмы

4.3.1. Ориентация на классическую картину мира

Выведенные в заголовок параграфа названия парадигм используются и совершенно разных значениях. Путаница возникает в основном по­тому, что во главу угла ставится либо метод изучения, либо специфи­ка предмета.

Отличительные особенности гуманитарной парадигмы были подыто­жены в 1988 г. израильскими психологами Д. Бар-Тал и У. Бар-Тал сле­дующим образом [Юревич, 2005]. В первую очередь это отказ от культа эмпирических методов и связывания признака научности только с ве-рифицируемостью знания, т. е. это отказ от сужения критериев научно-|о метода. Построение научного знания только на основе индуктивной читки — неприемлемый для психологического наблюдения критерий построения теории, против которого выступают сторонники гуманитар­ной парадигмы (добавим, что именно против этого выступал и К. Поп­пер). Далее обсуждаются следующие признаки:

• легализация интуиции и здравого смысла в научном исследовании;

• возможности широких обобщений на основе анализа индивиду­альных случаев;

• единство воздействия на изучаемую реальность и се исследования;

• возврат к изучению целостности личности в ее «жизненном кон­тексте» (при доминировании телеологичности психологическо­го объяснения).

В таком представлении гуманитарной парадигмы не прослеживается ориентации на определенную картину мира и человека в нем. Но видна нацеленность на сближение с психологической практикой и преодоле­ние методологии позитивизма в научном исследовании. Ни с одним из этих принципов сегодня не станет спорить современный психолог, в рамках какой бы школы он ни формулировал свои гипотезы. Расши­рение поля возможных гипотез как научных в рамках гуманитарной па­радигмы — вот тот существенный момент, мимо которого проходят ав­торы, призывающие вернуть дильтеевские критерии (напомним, именно звено гипотез было для него неприемлемым).

В рамках естественно-научной парадигмы также нет первенства тех или иных школ, но несомненно следование критериям, связанным с реализацией экспериментального метода и определенной — классиче­ской — картины мира.

Важно также учитывать, что естественно-научная парадигма как на­правление, задающее основы отношения к психологическому факту и психологическому объяснению в развитии самых разных психологи­ческих теорий, сегодня существует, но отнюдь не в тех подходах, с которыми связывалось название «естественно-научная психология» до начала XX в., когда в основу психологических закономерностей по­лагались сначала механистические, затем биологические и, наконец, физиологические механизмы. В современных исследованиях поиск таких механизмов сосредоточен в направлениях психофизиологии, разрабатывающих методологическую схему «человек — модель — ней­рон» [Соколов, 2004], в нейропсихологии и в ряде других направле­ний, базирующихся на раскрытии принципов естественно-научного объяснения. В исходном варианте такая психология тесно связана с реализацией экспериментального метода. Но за прошедший век — и особенно после стадии открытого кризиса — в психологии сложились и многие другие принципы психологического объяснения в деятельно-стном, культурно-историческом, когнитивном подходах и т. д., относи­тельно которых было бы ошибкой отождествление их с естественно-на­учной парадигмой. Теоретические основы психологических объяснений в содержательной части планирования исследований и интерпретации могут быть не связанными с принятием естественно-научного (клас­сического) принципа детерминации. При экспериментировании с ним связан принцип формального планирования исследования. Однако экспериментальный метод обязательно предполагает прорывы в обоб­щениях (на пути от теории к эмпирической проверке гипотез и затем обратно). И хотя содержательное и формальное планирование психо­логического исследования не могут мыслиться как абсолютно авто­номные этапы, использование экспериментальных схем в способах сбо­ра данных означает лишь принятие гипотетико-дедуктивной логики метода, но не принятых в естественных науках (и изменяющихся) принципов понимания детерминизма.

За исключением бихевиоризма, принявшего сознательно позитивист­скую установку на такую организацию исследования, где психика по­гружалась в метафору «черного ящика», остальные психологические школы ушедшего века ставили задачу именно теоретических психо­логических реконструкций изучаемой реальности. Психология, не яв­лявшаяся наукой о поведении (или о душе — в рассмотренных выше вариантах описательной парадигмы), была наукой о психологических явлениях и процессах, в каких бы теоретических базовых категориях она ни задавала свой предмет. Термин же «естественно-научная» мог быть применен к любому направлению, использующему эксперимен­тальный метод. Как мы показали ранее, этот метод действительно, с одной стороны, предполагал построение психологического знания по классическому образцу науки Нового времени с его представлениями о каузальности. С другой стороны, в рамках самой психологии разви­вались совершенно иные представления о детерминации применитель­но к психологической регуляции, чем те, которые могли апеллировать к тем или иным естественным наукам. Человек стал пониматься как существо культурное и в этом смысле искусственное. А соотнесение культурной и социальной детерминации явно не может происходить в рамках только естественно-научных основ психологии.

Выстрадав (а не просто применив как заданный извне) метод экс­периментального исследования, психология реализовывала схемы так называемого новоевропейского мышления, предполагающие реализа­цию в этой своей практической деятельности классических идеаловрациональности. Но на ряду с этим психология сразу же столкнулась с проблемами специфики установления психологического закона и психологической интерпретации причинности. Логика гинотетико-де-дуктивного вывода выглядит при этом общей — как основа экспери­ментального мышления в рамках разных наук¹¹. Но это общность логи­чески компетентного рассуждения, а не привнесения в свой предмет естественно-научной картины мира или его законов.

Укажем в качестве примера на такого автора, как К. Левин, который сознательно строил понятие психологического закона по принципу классического понимания причинности и опирался на классические законы логики (причем это были формы мышления, раскрытые Арис­тотелем, если учитывать, кто эксплицировал логические силлогизмы, в частности и тот modus tollens, который оказался основой доказатель­ства от противного как специфики экспериментальной проверки тео­ретических гипотез). Система напряжений как силы поля стали для него удобной метафорой, но это отнюдь не означало, что в качестве предмета изучения он мыслит физикалистски понятую реальность. Психологическое поле в экспериментах школы К. Левина — это вос­создание жизненного пространства, предполагающее, как потом это было удачно названо, «психологический театр». И в понятии квази­потребности — как базового понятия этой школы — менее всего пред­ставлено физикалистское понимание предмета изучения.

Таким образом, Левин в своей концепции не реализовывал только одного уровня мыслительные операции, ему нельзя приписать особый тип мышления с точки зрения превалирования той или иной картины мира. Как любой европеец, он использует в своем мышлении силло­гизмы, известные уже жителям Ойкумены. Как автор понятия конди-ционально-генетического закона, он реализовал классический идеал рациональности в картине мира, несомненно следующей образцам ес­тественно-научной парадигмы в способах построения научного зна­ния. Как психолог, выделивший в качестве предмета изучения меха­низмы потребностно-мотивационной регуляции поведения личности, он даже с объектами в психологическом поле работал как с самодви­жущимися (навстречу субъекту), т. е. включившими «константу» со­стоявшегося взаимодействия (соответственно возникли силы поля). А это уже элемент неклассической картины мира.