Глава 6. Кризис в психологии и поиск обшей методологии

6.1. Постановка проблемы кризиса в психологии

6.1.1. От понятия кризиса к пониманию психологии как мультипаралигмальной науки

После представления возможных направлений анализа психологиче­ских теорий, системы методов и начальных представлений о принци­пе детерминизма мы можем вернуться к постановке вопроса о разных психологиях в другом контексте — связаны ли прямо содержание пси­хологической теории и метод реконструкции психологической реаль­ности? Ответ должен быть скорее отрицательным.

Во-первых, многие теории развивались, используя разные методы получения эмпирических данных и формулируя разные типы гипо­тез, в свою очередь предполагавших разные пути их проверки, т. е. раз­ную методологию исследования. Сам факт выдвижения эксперимен­тальной психологии в самостоятельную дисциплину был связан не с введением нового предмета психологии, а с переосмыслением спосо­бов постановки и решения вопросов об организации теоретико-эмпи­рического исследования применительно к разным теориям. И разные психологические направления использовали экспериментальный ме­тод в той мере, в какой могли применить заданное в его основе пони­мание условий реализации каузального вывода к изучаемой психоло­гической реальности или к ее конструированию.

Во-вторых, та теоретико-эмпирическая область занятий психологи­ей, которая первоначально могла быть охвачена едиными рамками пси­хологии сознания, в начале XX в. уже перестала быть единой, и разли­чия стали носить именно методологический характер — разницы в понимании и предмета, и способа получения эмпирических данных, и способов построения психологических интерпретаций. Если бы к тому времени уже сложилось понятие парадигмы, можно было бы кон­статировать различие нарождающихся и сосуществующих парадигм в психологии. Но в истории развития и наук, и методологии проблемы и понятия оформляются не в одно и то же время¹.

В 1910-1930-е гг. XX в. в психологии прозвучало и получило разные интерпретации понятие кризиса. Однако истоки его можно найти рань­ше. При этом можно указывать разную степень общности понятия — кризис психологии сознания или кризис психологии вообще, отноше­ния к временному аспекту — кризис как временное явление (этап, ста­дия) или перманентный, степень проявления — открытый или стертый, отношения к методу или предмету — кризис экспериментальной пси­хологии или любой психологии, ставящей задачу научного изучения психологической реальности.

0 кризисе в психологии стали говорить задолго до того, как она встала на рельсы экспериментальной науки (в XIX в. уже были проведены экспе­рименты Фехнером и Эббингаузом, но осмысление их шло еще в логике психологии явлений сознания и психофизического параллелизма). Но и в 1976 г. Поль Фресс, открывая в качестве президента XXI Международ­ный конгресс, говорил о том, что психология находится в состоянии кри­зиса. Дискуссия 1993 г., проведенная в рамках круглого стола журналом «Вопросы философии», свидетельствует о том, что и в конце XX в. поня­тие кризиса, его признаки и пути преодоления продолжают обсуждать­ся — теперь уже в контекстах противопоставления естественно-научного и гуманитарного мышления (подробно эту дискуссию мы представим в главе 9).

Приведем краткую историческую справку.

Н. Н. Ланге (1858-1921) в 1914 г. наметил такой критерий кризис­ного состояния психология, как отсутствие общепринятой системы, общего фундамента, на который могли бы опираться психологи [1996]. Причем для него кризисом стало крушение ассоцианизма. Еще рань­ше Ф. Брентано (1838-1917) в «Психологии с эмпирической точки зрения» утверждал, что психологии нужно «ядро признанной всеми истины», чтобы на место множества психологии стала собственно пси­хология. Отсутствие общепризнанного психологического подхода ста­ло первым из выделенных симптомов кризиса. Название психологии относилось при этом к столь разным методологическим позициям и школам, что уже трудно было согласиться с тем, что психология — это общее название или единая область знаний.

Впервые понятие кризиса, задавшее происходящему определенное толкование (кризис — это то, что нужно преодолевать), прозвучало в работе немецкого, а впоследствии американского психолога Карла Бю-лера (1879-1963), рассмотревшего проблему несовместимости посылок трех сложившихся направлений в выделении предмета психологии и методов исследования — психология сознания в варианте вюрцбурж-ской школы, с которой он начинал, гештальтпсихология, принципы ко­торой он применил в изучении языка, и бихевиоризм.

Одним из аспектов его характеристики сразу стало указание на ре­дукцию предмета психологического анализа в разных школах. Наибо­лее последовательным был бихевиоризм с его двучленной схемой «сти­мул—реакция». Проблема реактивного подхода к регуляции поведения многократно обсуждалась в истории и методологии психологии. От­личием бюлеровского анализа стало предложение ограничивать, но сочетать компетентность разных школ, не отказываясь от достижений ни одной из них.

С. Л. Рубинштейн в работе 1934 г. также обсудил проблему кризиса в контексте борьбы психологических школ. Он не считал возможным тот «синтез» разных психологии как дополняющих друг друга аспек­тов, который предлагал Бюлер, в силу несовместимости субъективной идеалистической концепции сознания и «механистической концепции человеческой деятельности».

Однако другая отечественная работа стала основной точкой отсчета в методологическом представлении кризиса психологии, и именно к ней так или иначе возвращают все методологические поиски выхода из кри­зиса. Наиболее полно проблема кризиса была методологически осмыс­лена Л. С. Выготским в его рукописи 1927 г. (по другим данным, это еще более ранний период — зима 1925 г., 1926 г. [Выгодская, Лифанова, 1996]) «Исторический смысл психологического кризиса». Там же была высказана идея о возможности общепсихологической теории не на пути сочетания преимуществ разных школ, а на основе принципиально но­вой методологии — марксистской. Новым в подходе к построению об­щепсихологической теории к этому времени в отечественной психоло­гии стало это осознанное требование — перестройки ее основ с целью создания «последовательно материалистической психологии».

Выготский считал неправильной точку зрения Ланге о том, что кри­зис начался с падения ассоцианизма, поскольку ассоцианизм не был единственной платформой в психологии. Не являлось для него ведущим признаком и оформление разных психологических школ с выделени­ем на первый план тех или иных психологических категорий. Он вы­делил следующий основной признак кризиса — различие двух основ­ных методологических платформ в психологии, задающее дихотомии низших и высших психических явлений и различие методов — ана­литического (научного, косвенного) и феноменологического (с при­нятием постулата непосредственности). «Кризис поставил на очередь разделение двух психологии через создание методологии. Каково оно будет — зависит от внешних факторов» [Выготский, 1982а, с. 422].

Методологическим основанием кризиса выступила старая картези­анская дихотомия, которая развела по разным этажам закономерно­сти душевной жизни (с принятием идеалистической платформы для культурно обусловленных высших сфер психического) и простых пси­хических явлений, к которым применима идея материалистической детерминации. Как писал М. Г. Ярошевский, кризис выступил теперь «не только как кризис картезианской интроспективной концепции сознания... но и как кризис неотъемлемой от нее картезианской трак­товки детерминизма» [Ярошевский, 1984, с. 335].

Длительная дискуссия о соотношении психологии и марксизма в отечественной психологии была завершена. Направленность на раз­работку материалистического и диалектического подхода, казалось бы, однозначно предполагала принятие естественно-научной парадигмы как единственной. Собственно, программное заявление Выготского так и звучало — отвоевать у идеалистической психологии ту область — высших форм психики, — которая до сих пор осмысливалась только метафизически (т. е. не в рамках науки). Ответ на вопрос, возможна ли психология как наука (или же она может быть только прикладной метафизикой), решался на основе новой методологии.

Но решение проблемы нового подхода включило в качестве «есте­ственного», а не только идеологического посыла обращение к культур­но-историческому принципу как основанию построения общепсихоло­гической теории. В дальнейшем мы рассмотрим проблему критериев кризиса, как она была представлена у Л. С. Выготского, а позже так, как она прочитывается сегодня. Но прежде чем перейти к этому, укажем еще две проблемы, имманентно связанные с темами понимания причин­ности и кризиса в психологии.

Это, во-первых, проблема, получившая название «постулата непо­средственности», которая наиболее четко прописана Д. Н. Узнадзе (1886­1950) [Узнадзе, 1966]. Во-вторых, это проблема выделения специфики высших психических функций. В общей постановке проблемы кризиса оли прозвучали также как необходимость разработки косвенного мето­да² изучения психики человека.

Первыми признаками разграничения двух психологии, занимаю­щихся высшими и низшими функциями, стали выделение Вундтом «психологии народов» (в противопоставлении исторической психо­логии и той, которая связывалась с развитием экспериментальной ин­троспекции) и «психологии духа» Шпрангером (в противовес физи­ологической психологии). В работе 1940 г. «Философские корни экспериментальной психологии» С. Л. Рубинштейн связывает исто­ки кризиса именно с Вундтом, поставившим на рельсы эксперимен­тального изучения элементарные психофизические функции, что про­явило основную проблему картезианской и локковской концепций сознания: невозможность включения исторического или генетичес­кого аспектов в научное познание. Эти аспекты Рубинштейн связал с проблемой сознания в его отношении к деятельности, дав свое по­нимание преодоления постулата непосредственности (но не с пози­ций культурно-исторического подхода).

В работе грузинского психолога и философа Узнадзе, автора концеп­ции установки, постулат непосредственности рассмотрен как одна из догматических предпосылок традиционной психологии (традиционной в его понимании — значит от ассоцианистской до персоиалистической). Его принятие означало, что полагание непосредственной связи между причинами и следствиями в физическом мире при развитии психоло­гической науки было переосмыслено как непосредственность связи меж­ду психическими явлениями. Сначала это была связь ассоциаций, за­тем в гештальнсихологии связь сложных переживаний (объединений, гештальтов) с содержанием парциальных процессов, в теории В. Штер­на — это связь психических процессов, регулируемых персоной.

Как в рамках решения проблемы психофизического параллелизма, так и в рамках решения поставленной Декартом проблемы с позиции взаимодействия (между явлениями психическими и физическими) оставался неизменным принцип непосредственного характера связи — принцип «замкнутой каузальности». Далее мы покажем, как были на­мечены пути преодоления двучленной парадигмы в концепции дея­тельности А. Н. Леонтьева и в теории С. Л. Рубинштейна. Но сначала резюмируем основные признаки кризиса.