3. Право как механизм общественной регуляции.

а) Специфика права как формы общественной регуляции.

Как уже было отмечено ранее, имущественное расслоение социума активизировало процесс классообразования и способствовало появлению человеческой индивидуальности. Пока не возникло человеческое «я», а было родовое «мы», с задачей регламентации всех социально значимых сторон жизни справлялся обычай. Невероятная жёсткость, однозначность норм обычая могла быть действенной только при условии тотальной несвободы и неразделимой взаимозависимости всех участников социального целого. В связи с распадом устойчивых форм организации социальной жизни в родовой общине, разрушением связей, построенных на кровном родстве, начинается процесс эмансипации личности. С ростом возможностей индивида в экономической сфере возрастает степень человеческой свободы, ограничить которую дряхлеющие нормы обычая уже не в состоянии. Свобода делает возможным практически любые проявления произвола со стороны одной личности в отношении другой, количество произвольно-насильственных действий в общественной жизни объективно возрастает, что оказывается потенциально губительным для нарождающейся формы организации человеческой социальности – государства. Разрушительные, центробежные по своей сути тенденции требовали создания специального механизма, действенно и эффективно ограничивающего негативные проявления субъектов в масштабах нового социального пространства. Эту важную общественную функцию взяло на себя право.

Право – это абсолютизация принципов равенства, свободы и справедливости, задаваемая идеей формального равенства (и конкретизацией этого формального равенства) участников того или иного вида отношений. В праве и правовом законе справедливость не носит всеобъемлющего характера, так как задана априори единственным принципом, упорядочивающим социальное пространство в государственном масштабе, ‑ принципом равенства в нравственно-гражданском аспекте и одновременно неравенства во всех прочих отношениях. Правовая справедливость есть равенство единиц – субъектов права. В праве люди равны в качестве «соучредителей» социального пространства. Однако сам акт учреждения состоит в узаконивании изначального неравенства положений участников государственного строительства, что обусловлено разделением труда, имущественной дифференциацией, выделением органов управления и.т.д. Проблема государства и права (как формы общественной регуляции) состоит в соединении несоединимого, законодательном оформлении равенства неравных. Практическая сложность решения этой задачи всегда становилась источником общественных смут, проходящих под знаком борьбы бы за справедливость. В реальной социальной практике наиболее бедные слои населения традиционно использовали в качестве аргумента своё гражданское и человеческое равенство, чтобы добиться равенства в имущественном отношении, статусном положении и.т.д. Социальные верхи, в свою очередь, пытались довести свою имущественную, статусную и любую другую исключительность до обретения гражданских и человеческих привилегий.

Подводя итог сказанному, можно сделать некоторые выводы. Право более эффективно, чем обычай могло обеспечить общественную стабильность, поскольку задавало меру универсальной (формальной в своей основе) справедливости в отношениях между всеми гражданами государства. По мере реализации права в законах государства у него появлялось важное свойство властной общеобязательности. Право как новый способ социальной регуляции базировалось на принципах свободы, равенства, справедливости и их взаимообусловленности. Это наполняло правовой механизм этическим содержанием, делало само право в новых условиях государственной жизни незаменимым нравственно ценным феноменом.

б) Справедливость как базовый социально-правовой принцип.

Концепции понимания справедливости.

В праве происходит конкретизация и фиксация справедливости как изначальной, нравственно обязывающей реальности, поскольку справедливость ‑ это тот принцип, который лежит в основе создания и сохранения общественного блага. Он формирует основу, на которой только и возможно согласование индивидуальных стремлений, сталкивающихся желаний, интересов и обязанностей разных людей в социуме. В контексте этого справедливость надлежит понимать в первую очередь как социально-правовой принцип, отражённый в законах государства и рационально упорядоченном государственном бытии, являющийся нравственным знаменателем всех социальных отношений, последней апелляционной инстанцией в общественных делах. В свою очередь сама справедливость придаёт легитимность общественным действиям, объясняет предназначение и смысл социально-упорядоченного существования в обществе и государстве.

Уже в древности в рамках философского дискурса складывается первая концепция понимания справедливости. Развивая мысль Гесиода о торжестве справедливости как результате индивидуально-свободного и осознанного следования закону, выдающий древнегреческий мыслитель Аристотель спустя три века приходит к выводу, что государственное бытие, опирающееся на право (то есть справедливые законы), есть нечто большее, чем просто условия выживания и безопасного существования индивидов. По мысли Аристотеля, это единственный способ достойной (добродетельной) жизни, в которой индивиды могут полностью реализовать себя. Таким образом, путь от природного индивида к личности, достойной человеческого статуса, с точки зрения философа, пролегает через разумно устроенное, а потому справедливое, общежитие. Таково в общих чертах содержание первой концепции понимания справедливости. Её суть состоит в следующем. Государство и государственный закон мыслятся как предметное выражение человеческой разумности, позволяют человеку усовершенствовать условия собственного существования, вносят нравственно-справедливое содержание в общественное бытие. В свою очередь, справедливость как принцип, положенный в основу государственных законов, помогает реализоваться личностному началу, способствует выработке индивидуальных положительных качеств (добродетелей) и в конечном итоге формирует справедливую личность – опору государства.

Вторая концепция понимания справедливости возникает в Новое время и исходит из иного представления о роли государства и правового закона в жизни общества. Согласно ей государство и право, являясь общественными институтами, понимаются как надстроечные формы. Они отделены от стихии общественной практики и нацелены на то, чтобы функционировать автономно, вне доброй воли справедливой личности, поскольку исходят из идеи изначальной конфликтно-индивидуалистической позиции субъекта общественных отношений. Государство стоит на охранительных позициях в отношении общественного целого, а право (и закон) являются совокупностью фиксированных (кодифицированных) приемлемых для всех минимально-необходимых требований. Их осуществление подкрепляется карательно-репрессивной мощью государства и его институтов, и носит форму внешне-принудительных санкций в отношении отдельной личности. В контексте этого справедливость выступает как институциализированная совокупность требований, которая формирует в индивидах, прежде всего, способность следовать нормам, подчиняться им, исходя из идеи справедливости, как (в первую очередь) целесообразного принципа. Гарантия безопасности индивида обеспечивается путём справедливого взаимоуравнивания прав и свобод граждан, при которой человеку должно «довольствоваться такой степенью свободы по отношению к другим людям, какую он допустил бы у других людей по отношению к себе». (Т. Гоббс). Справедливость государства в этом случае измеряется благополучием индивидов, а общественной целью становится утилитарно-прагматический принцип «наибольшего счастья, наибольшего числа людей», сформулированный И. Бентамом.

Таким образом, суть второго понимания идеи справедливости состоит в следующем. На основе справедливости умеряются, сдерживаются путём формального уравнивания прав и свобод граждан внутриобщественные конфликты, а государство посредством общественно-принудительных установлений (законов) и карательно-репрессивных санкций в случае их неисполнения создаёт безопасную внешнюю среду для существования индивидов.

в) Правовой механизм и нравственные аспекты содержания

древнейших кодификаций (законы Хаммурапи, законы Ману).

Реальные морально-правовые и нравственно-религиозные кодексы возникают в эпоху становления государства не на пустом месте. Многие принципы, отражённые в нормах обычая, находят в праве своё продолжение и развитие. «Даже тогда, когда для принципов гуманизма почва была каменистой и невозделанной, в кодексах запечатлеваются результаты борьбы за гуманизацию человеческих отношений», ‑ пишет Е.Л. Дубко.

Древнейшие своды законов обобщают и письменно фиксируют юридические, религиозные и нравственные нормы эпохи рабовладельческих деспотий. Их предписания содержат как идеалы общинной организации общественной жизни, так и политические идеи, укрепляющие позиции нового классового строя. Общественное сознание эпохи оценивало данные законы не столько с правовой, сколько с религиозной точки зрения, видя в них фиксацию закона космической правды -справедливости, который должен был поддерживать на земле идеальный правитель – защитник обездоленных, справедливый и мудрый судья. Поскольку главным условием существования ранних государств являлось военное могущество, то правда-справедливость оказывалась неотделимой от принуждения и угнетения, деспотизма и насилия. Поэтому право власти на насилие уже в это время считалось самоочевидным.

Государство и право в древности опирались на общинный традиционный уклад жизни и нормы обычая, одновременно разрушая принципы организации общественной жизни родового строя. Благодаря этому сформировались принципиально новые представления о месте человека (в контексте его происхождения, социального статуса, имущественного ценза), «пропорциональном» соотношении индивидов и их взаимозависимости в новых условиях государственного бытия. Древнейшее законодательство отвечало интересам правящей верхушки – формирующемуся институту монархической власти. Его исполнение обусловливало социальную стабильность, пресекало смуты и мятежи, упрочивало власть социальной элиты.

Законы Хаммурапи.

Древнейшим сводом законов является законник вавилонского царя Хаммурапи (13 в. д.н.э.), освященный авторитетом бога Мардука. Законы были высечены на базальтовом столбе, а сам «столб законов» выставлен на городской площади, поскольку его основная функция состояла в том, чтобы служить правосудию. Подобная наглядность правового документа делала невозможным отговориться незнанием его содержания. В данном правовом документе отсутствовали безусловные требования или абстрактные нормы. Нравственно-правовое значение придавалось различным социально значимым действиям, например операциям с собственностью. Воровство и посягательство на частную собственность было запрещено на законодательном уровне. Правовой регламентации также подвергались половые и семейные отношения. Кодекс пресекал адюльтер, осуждал внебрачные и добрачные половые отношения, сексуальное насилие над женщиной и.т.д. Суровые наказания предусматривались за уголовные преступления, такие, как убийство, лжесвидетельство, грабёж, покупка краденого и другие. Данные виды преступлений карались либо смертью, либо членовредительством.

Конфликт между свободными полноправными индивидами (гражданами государства) разрешался посредством талиона – принципа причинения равного ущерба, пришедшего из эпохи родоплеменных отношений. Только теперь в талионе акцентировался нравственный аспект справедливого воздаяния: наказание есть возмездие за вину и поэтому оно должно быть «равным» преступлению. Своеобразным выражением талиона в законнике Хаммурапи служило правило, согласно которому всякий ложный обвинитель (клеветник) должен был нести ответственность в той мере, которая грозила обвинённому: кто неосновательно обвинил другого в убийстве, должен умереть сам. Принцип талиона был наиболее логичным способом ограничить наказание. Выросший на основе первобытных представлений о справедливости талион был основан на понятном стремлении ослабить врага настолько, насколько он ослабил тебя, твой род, твоё племя. С переходом к классовому обществу и государству идея справедливого возмездия теряет свой прежний универсальный характер. Непременным условием равного возмездия становится социальное равенство сторон: не может быть талиона там, где сторонами в споре являются люди, находящиеся на разных ступенях иерархической лестницы.

Если в эпоху государственности принцип талиона со всеми поправками и ограничениями сохраняет своё значение, то другому принципу, олицетворяющему идею справедливости в родовом обществе, – кровной мести – приходит конец. С появлением избыточного продукта она вытесняется денежным штрафом. В законнике Хаммурапи величина штрафа зависит как от тяжести преступления, так и от социального положения сторон. Однако штраф не может являться формой компенсации в случае нарушения прав вышестоящего лица, а используется только в случае равного социального статуса участников конфликта. Сумма штрафа существенно снижается (иногда в 5 – 6 раз) в случае нарушения интересов лица, стоящего на более низкой ступени социальной лестницы. Денежная форма компенсации за причинённый ущерб в основном касается расторжения договоров, дел семьи, а также в случаях, когда в правовые отношения вступает неполноправный свободный человек, либо когда нанесено увечье чужому рабу.

В законах государства в отличие от норм обычая уже отсутствует коллективная ответственность и наступает ответственность личная. С особой суровостью наказываются умышленные деяния, в то время как в обычае одинаково карались как умышленные, так и неумышленные действия по факту их совершения. Одновременно смягчается наказание в случае отсутствия умысла. В этом можно увидеть первое проявление гуманности: штрафом, а не смертью наказывается убийство в драке, если доказано, что убийца не имел намерения убить.

Нравственные представления этого далёкого времени выражены в законах Хаммурапи юридическим языком, поэтому в них нет ни всеобщих императивов, ни абстрактных моральных ценностей, отсутствует индивидуальная нравственная мотивация и представление об общественном долге. Всё, что выходило за рамки правового установления, никак не регламентировалось и оставалось на усмотрение каждого индивида, а представление о долженствовании имело исключительно юридический смысл, как «требуемое по суду».

Законы Ману.

По своему значению законнику Хаммурапи не уступают древнеиндийские законы Ману. Они написаны в период, когда основная масса арийского населения Индии жила в условиях патриархального быта. Типичной была большая семья, объединявшая под своей кровлей всех нисходящих родственников её главы. Главой государства и верховным собственником основного средства производства – земли был царь, а общественная структура представляла собой деление всех граждан по сословному (варновому) принципу.

Содержание законов Ману выходит за рамки права. Они трактуют вопросы, связанные с политикой, моралью, религией. В данной кодификации светское право буквально растворяется в религиозных предписаниях, имеющих ярко выраженный этический подтекст. Основой законов Ману является «дхарма». Само это понятие необыкновенно многозначно и может трактоваться как универсальный порядок, природный закон, единая норма, справедливость и.т.д. В контексте правовой нормы понятие «дхарма» приобретает определённый смысл: это, прежде всего, общегосударственная норма нравственного поведения, социальная добродетель, ограничительные предписания и внутренние убеждения человека, предполагающие самообладание, благожелательность, чистоту помыслов, сочувствие, щедрость, правдивость. Древнеиндийское общество состояло из четырёх сословий (варн), каждое из которых имело свою дхарму, то есть свои обязанности и добродетели. В свою очередь внесословный индивид, по представлениям древних индийцев, воплощал аморальный тип личности. Он не мог исполнить предписанных обязанностей по причине их отсутствия, а потому, согласно религиозным представлениям, априори был подл, груб и жесток.

Принцип справедливости, являющийся основой права, детализировался и конкретизировался в законах Ману при рассмотрении различных аспектов социального взаимодействия. Так, регламентируя институт договора, законы Ману устанавливали новое важное правило: не может считаться действительной сделка, которая заключена с безумным, малолетним, одряхлевшим, пьяным. Таким образом, впервые в истории была ограничена дееспособность отдельных категорий граждан. Помимо этого, недействительной признавалась всякая тайная сделка, а также сделка, заключённая с применением насилия или обмана. При продаже вещей со скрытыми недостатками разрешалось расторжение договора. Так, для расторжения сделки при покупке негодного скота давался срок в 1,5 месяца, а в случае приобретения «негодного» раба – 1 год.

Законы Ману стояли на страже соблюдения долговых обязательств. Поддерживая институт долгового рабства, они легально разрешали кредитору действовать силой, а в случае смерти должника распространяли исполнение долгового обязательства на его родственников. Право наследования в законах устанавливало равный принцип раздела имущества между сыновьями, так что ни один из них не мог быть обойдён. Незамужние дочери получали равную с братьями долю в наследстве, оставшемся после матери. В уголовном праве уже отчётливо различаются умысел и неосторожность, первое правонарушение и рецидив, тяжкое и лёгкое правонарушение. Всё это свидетельствует о высоком уровне, достигнутом древнеиндийской правовой культурой. Однако, поскольку законы Ману исходили из принципов сословного деления общества, основным критерием определения тяжести преступного деяния оставался принцип принадлежности к варне. Его суть сводится к следующему: закон снисходителен к тем, кто попирает низшего, и беспощадно расправляется с тем, кто посягает на высших. Брахман или кшатрий, оклеветавший вайшью или шудру, отделывается штрафом. Шудре, выбранившему кого-нибудь из членов высшей варны, вырезали язык, а если он пытался «учить брахманов их долгу», в его рот и уши вливали кипящее масло.

В законах Ману была зафиксирована не только правовая норма, но и сам процесс судопроизводства. Главными средствами установления судейской истины становятся не только разного рода испытания (ордалии), но и свидетельские показания. Однако в оценке показаний свидетеля господствовал критерий «качества» свидетеля, то есть его принадлежность к той или иной варне. При равенстве голосов свидетелей судья должен был отдать предпочтение показаниям представителя более высокой варны. Затрудняясь в выборе средств доказывания, судьи требовали вещественных доказательств – поличного. Справедливый царь, говорится в законах Ману, не казнит вора, если у него не найдено краденого имущества или воровского инструмента.

Законы Ману систематизировали и фиксировали моральные и правовые нормы своего времени, апеллировали к варновой принадлежности, определяющей достоинство личности, являлись своеобразным учением о мироустройстве.