5. Человеческое «я» как условие, источник

и основа нравственности.

Человек и общество.

Проблема нравственно ответственного поведения

в поэмах Гомера, Гесиода, изречениях Семи мудрецов.

Уходящие в прошлое общинно-родовой уклад и регламентирующий его обычай не знали ни индивидуальности, ни индивидуальных добродетелей (то есть положительных качеств ума и характера, присущих данной, конкретной личности). Задача любой общественной единицы состояла в том, чтобы подняться до общепринятого, быть как все, воспроизводить санкционированные обычаем стандарты общественного поведения. Но уже на патриархальной стадии родового общества выделение нерядовых положительных качеств индивида составляет характерное явление. Из гомеровского эпоса «Илиада» и «Одиссея» известны наиболее типичные добродетели «героического века» ‑ смелость, ловкость, хитрость по отношению к врагу, сила, удачливость в бою. Так в общественном сознании возникает устойчивая мысль об исключительности и избранности отдельных личностей, призванных совершать необычные (с точки зрения общепринятых норм) поступки. Понятие «подвиг» и «героизм» в их первоначальном смысле как раз и отражают эту ступень в развитии общественных отношений и сознания. Герой выступает как личность, которой свыше предначертано совершать действия, недоступные для простых смертных. Поэтому понятие «герой» в его конкретно-историческом значении было сопряжено в первую очередь не с представлениями об осознанно-целенаправленном развитии положительных качеств личности, а, прежде всего, с наличием неких сверхъестественных или особенных причин её героизма: божественным происхождением или божественным покровительством. Основным мотивом совершения героических действий становятся честолюбивые мечты о бессмертной славе. Во имя этого герой оказывается способен подняться над страхом смерти, что обнаруживается в мужестве воина; совершать великие дела, которые имеют значение для судьбы народа (у Гомера речь идёт о греческих племенах), а потому имеют общезначимый статус; заботиться, пестовать и лелеять свою честь, не останавливаясь ни перед чем (даже ценой попрания общих интересов или сокращения своих дней на земле, как это делает герой «Илиады» Ахиллес). Героический эпос складывается в то время, когда возникает институт вождей-царей, уже неподсудных родовому коллективу. Поэтому «героев» в случае совершения ими недолжных действий не столько обвиняют, сколько проклинают или заклинают смилостивиться. Ведь все их действия, даже эмоциональные реакции (например, гнев Ахиллеса, ставший губительным для ахейцев) внушены богами. Так «герой» уже, несомненно, имея долг, осознавая свою миссию, остаётся, в известном смысле, невменяем и безответствен. Крупнейший советский этик О.Г. Дробницкий, отмечал, что в «героическую эпоху» ответственность личности перед родовым коллективом уже ушла в прошлое, а ответственность перед коллективом граждан ещё не наступила.

Герой целеустремлённо утверждал себя, свой интерес и одновременно с этим интерес своего сословия, племени, народа. Разделение личного (частного) и общего (общественного), в равной мере как и расхождение между моральным удовлетворением и материальной наградой, интимным чувством и внешним счастьем, субъективностью и публичностью – не для «героя» и «героической эпохи». Герои не знают сомнений и колебаний, их действия детерминированы божественной волей, их качества предзаданы (даны изначально) и только реализуются в процессе общественного бытия. Тем не менее, уже в «героическом мире» появляются свои представления о подобающем поведении, которые свидетельствуют о благородстве (в том числе и душевном) героя. Однако то, как следует себя вести, ещё не дано в виде абстрактной нормы, а представлено в виде поведенческих актов. Герой «Одиссеи» Нестор свой рассказ о дальнейшей судьбе героев троянской войны ведёт, «как следует» (то есть ничего не скрывая); сын при встрече с отцом выражает ему сыновнюю любовь (отец обнимает сына, а сын, как должно, прижимается к родителю); хозяин почитает гостя, заботится о нём, выражает своё уважение и.т.д. Судя по всему уже в этот период появляются и первые зачаточные нравственные чувства, ограничивающие и блокирующие ненадлежащие проявления. На страже нравственно подобающего поведения стоит стыд: ахейцы стыдятся отвергнуть вызов Гектора, верная мужу Пенелопа стыдится молвы, слуга стыдится не выполнить приказания хозяина. Стыду противостоит бесстыдное своеволие: царь Агамемнон отнял у Ахиллеса законную добычу и тем самым не только оскорбил героя, но и поставил под удар общее дело. Нравственно-психологические качества, как и нравственно-нормативное вообще, у Гомера ещё не имеют идеологически самостоятельного статуса. Как пишет крупнейший современный исследователь этических проблем А.А. Гусейнов: «Герои Гомера нравственны, но не в силу сознательной установки быть нравственными, а непосредственно, в силу того, что они так устроены. Они нравственны без посредствующей роли абстрактных моральных норм. В героическом мире есть нравственные индивиды, но нет нравственной идеологии».

Если Гомер, живший в 9 ‑ 8 веках д.н.э., описывает эпоху и нравы, ушедшие в прошлое примерно двести лет назад, то есть относящиеся к 11 веку д.н.э., то Гесиод, живший примерно в одно время с легендарным автором «Илиады» и «Одиссеи» или чуть позже, повествует о современности. О том, насколько изменилась жизнь, косвенно свидетельствует характер воспеваемых нравственных ценностей и механизм их функционирования. Если Гомер воспевал идеалы героического этоса, то Гесиод ‑ ценности мелких собственников (крестьян и ремесленников). В уже упомянутой поэме «Труды и дни» автор от первого лица рассказывает историю своей жизни, усматривая в ней факты, достойные всеобщего внимания. Гесиод начинает поэму с гимна Зевсу, по воле которого всё происходит и который устроил так, что младший брат Гесиода Перс, обманом и хитростью получивший большую часть отцовского наследства, в конце концов лишился всего. Гесиод посвятил свою поэму проблеме попрания справедливости и показал, что безнаказанно этого делать нельзя. В поведении своего брата Гесиод видит не проявление индивидуальной (тем более врождённой) особенности, а типичное для времени выражение испорченности нравов. Их причина, по мысли Гесиода, кроется в том, что люди нарушили заведённый порядок уважительного отношения к богам и справедливого отношения друг к другу. Несправедливый путь Перса стал причиной его бед. В случае с Персом, как это часто бывает в жизни, несправедливость оказалось тесно связана с праздностью. Именно праздность, с точки зрения автора, порождает зависть к чужому богатству и благополучию, ведёт к соблазну добиться всего не трудом, а обманом и силой. Гесиод подводит своего читателя к мысли о том, что путь Перса ‑ это путь зла, но в человеческих силах изменить себя и стать на путь добра. Гесиод определяет его как путь справедливости и ежедневного упорного труда. Так наряду с гомеровской добродетелью воинской доблести появляется добродетель мирной, справедливой, трудовой жизни. По мысли Гесиода, боги предначертали людям путь правды и труда, но сами перестали участвовать в человеческих делах, не дают больше прямых указаний, а только следят за тем, что делают люди. В результате сами дела, решение о том, по какому пути (добродетели или порока) идти, находится уже в компетенции самих людей. Да и сами божественные установления теперь даются людям не как прямое указание к действию, а как задача, требующая решения. Для того чтобы подняться на уровень божественных требований, нужно осознать их в качестве свободно избранной цели деятельности. Таким образом, ценности нравственного мира Гесиода явлены в форме абстрактных принципов, отделённых от живых индивидов и противостоящих им «Если в мире Гомера… есть моральные индивиды, но нет моральной идеологии, то здесь наоборот: нет моральных индивидов, но есть моральная идеология в виде нормативной программы справедливости и труда», ‑ пишет А.А. Гусейнов. У Гесиода мораль впервые эмансипировалась от практики общественной жизни в идеальную сферу и в качестве общих принципов начала противостоять реальным общественным нравам.

Уже в архаическую эпоху развития Греции (7 – 6 вв. д.н.э.) моральные представления приобретают общепринятый статус, что находит отражение в жизни и творчестве наиболее уважаемых и почитаемых мыслителей времени. Так, знаменитые Семь мудрецов (поэты, политические деятели, философы: Фалес, Солон, Биант, Питтак, Клеобул, Периандр и Хилон) вели необычный, с точки зрения современников, сугубо индивидуальный образ жизни. В нём явно и недвусмысленно утверждался новый порядок ценностей: добродетель (то есть положительное нравственное качество) оказывалась выше внешних благ, а личное совершенство ценилось больше богатства и власти. Помимо этого, проблемы самосовершенствования и усовершенствования принципов межличностного взаимодействия, впервые в человеческой истории решались не только непосредственно, в стихии жизненной практики, но и становились предметом целенаправленного интеллектуального осмысления. Его результаты были зафиксированы в кратких изречениях самих мыслителей (гномах) и содержали указания к должному поведению. Несмотря на то что каждое высказывание имело автора, оно давалось не как частное мнение или совет, а как некая безусловная истина, выраженная в форме повеления. Поскольку эти правила имели целью усовершенствовать характер человека и принципы его отношения к людям (не касаясь других аспектов жизни), это был первый опыт закрепления категорических требований (не предполагающий ни обоснований, ни оговорок) за моральной сферой. Семь мудрецов ориентировали человека на общее благо (включающее почитание богов, старших, родителей, сограждан); призывали к умению владеть собой, господствовать над страстями; демонстрировать равноуважительное отношение к окружающим и уметь самоограничить себя во всём, что может нарушить общественную гармонию. Так были намечены основные моральные координаты человеческой деятельности: благо индивида и благо окружающих.

Требовательный, безусловный, категоричный характер указаний Семи мудрецов напоминал Декалог Моисея, и вместе с тем разительно от него отличался. Между чеканностью и строгой иерархичностью божественных заповедей и результатом свободно-индивидуального осмысления моральных проблем лежала пропасть. Знание того, что каждая сентенция имела автора (пусть она и сформулирована в безлично-повелительной форме), делала эти принципы более человекомерными, в первую очередь, по способу обоснования. Исполнять их и прислушиваться к ним нужно было не потому, что они даны Богом, а их неисполнение грозило небесными карами (вплоть до распространения наказания на потомков), а потому, что они были рождены свободным человеческим интеллектом, прошли проверку жизненной практикой, исходили не только из объективных общественных потребностей, но и из человеческих возможностей и стремлений. Высказывания Семи мудрецов открыли путь к осознанному самосовершенствованию, поскольку содержали не столько конкретные нормы, сколько общие принципы. Они не могли быть вменены в обязанность индивиду как нормы обычая или государственно-правовые установления (то есть тем или иным внешнепринуждающим способом). Действенность подобных установок была обусловлена лишь добровольностью и свободной избирательностью их принятия, а потому строилась на самообосновании и самопринуждении, сугубо личностном, духовном предпочтении. Всё это делало данные принципы собственно моральными, превращая человеческую индивидуальность как таковую (вне связи с той или иной социальной группой, народом, религиозной системой и.т.д.) в их носителя и выразителя. «Если Гомер изображает живых индивидов, которые заключали нормы своего поведения в себе, Гесиод говорит от имени мелких собственников, формулирует их идеалы, то Семь мудрецов вещают моральную истину саму по себе» (А.А. Гусейнов).

Так, к завершающему моменту становления государственности в Западной части Древнего мира можно с уверенностью говорить о возникновении самого сложного способа общественной регуляции и саморегуляции индивидуального сознания и поведения – морали.