4. Позднепервобытная община.

Стадия позднепервобытной общины – эпоха неолита, время появления хозяйства производящего типа (ранних земледельцев и земледельцев-скотоводов). Возникновение производящего хозяйства – величайшее достижение первобытной экономики, важнейшая предпосылка получения регулярного избыточного (а затем прибавочного) продукта. В перспективе именно оно привело к разложению первобытного и складыванию классовых обществ. Труд по-прежнему оставался простой кооперацией, но его разделение стало уже не только половозрастным. Новый производственный уровень сделал возможным дальнейшую индивидуализацию и специализацию деятельности. С переходом к производящему хозяйству наметилось увеличение численности людей в общинах (от нескольких сотен до нескольких тысяч человек). Более редким стал инфантицид и геронтицид, увеличилась средняя продолжительность жизни. Более сложной стала половозрастная организация, в которой наметилось господство мужской части общества.

Заметные изменения произошли в решении вопросов, связанных с распределением собственности. Если земля по-прежнему оставалась в коллективной собственности, то предметы и продукты потребления, созданные собственным трудом, уже являлись личной собственностью и могли свободно отчуждаться. Распределение пищи постепенно становилось трудовым, а не уравнительным, как раньше.

а) Институты дарения и побратимства. Кровная месть.

С появлением избыточного продукта усиливается дарообмен как внутри общины, так и за её пределами. В научной литературе причины появления института дарения объясняются по-разному. Одной из самых убедительных является версия религиозного происхождения данного культурно-нравственного феномена. В контексте подобной гипотезы дар – это превращённая форма жертвоприношения богам и духам, а потому его содержание связано не только со страхом перед неведомым, но и с нравственными чувствами благодарности, почтения, уважения, а также осознанием ценностного смысла жертвы. Если жертвоприношение устанавливало контакт между миром людей и трансцендентными сущностями, то дарообмен становится самым распространённым видом древней общественной связи. Всякий дар в архаическом обществе понимается как знак расположения, а потому с появлением избыточного продукта дарообмен (как внутри общины, так и за её пределами) усиливается. С его помощью упрочиваются брачные и другие социальные связи, укрепляются мирные отношения, усиливается авторитет общин и их предводителей. Последнему особенно способствовал дарообмен с «переплатой» ‑ стремление дать больше, чем получить. В результате даритель приобретал общественный престиж, причём тем больший, чем щедрее был дар.

Так, щедрость, как достойное человеческое проявление, фиксируется уже архаическим общественным сознанием, отождествляется им с силой, могуществом и социальным престижем. Спустя тысячелетия в классово дифференцированном обществе щедрость станет одной из главных добродетелей аристократической верхушки, будет сословной привилегией родовитого дворянства.

Укрепление межобщинных отношений способствовало развитию таких институтов, как гостеприимство и побратимство. Оборотной стороной интенсификации социальных контактов стало учащение межгрупповых конфликтов на почве столкновения экономических интересов. Господствующее в общинно-родовых нормах групповое начало побуждало в случае смерти родственника от рук представителя другого родоплеменного объединения мстить за него. Так, получила развитие кровная (или родовая) месть, при которой любой из близких убитого был обязан отплатить за кровь любому из близких убийцы.

б) Феномен «мы» ‑ сознания и появление «я» ‑ сознания.

Поскольку в архаическом обществе, помимо внутригрупповых связей, возникает и другой род отношений – внешних, связанных с любыми объектами и явлениями, находящимися вне группы, древнейшей и чрезвычайно прочной конструкцией человеческого сознания стала бинарная оппозиция «мы» ‑ «они». Данная концепция была сформулирована историком Б.Ф. Поршневым в трудах «Социальная психология и история» и «О начале человеческой истории». Причиной рождения данной оппозиции была сама объективная реальность. Источником потенциальной опасности, а иногда и непосредственной угрозы для первобытного человека становился находящийся вне группы окружающий мир во всём многообразии своих проявлений. Таким образом, безопасность группы оказывалась напрямую связана со способностью членов родовой общины осознать, что представляют собой «они». Первоначально синкретным «они» априори даётся исключительно эмоционально-негативная оценка. Противостояние «мы» ‑ сознания многоликим «они» сплачивает первобытную общность (сначала род, общину, а потом и племя), но приводит к двойному стандарту оценок. Если убийство сородича считалось самым тяжким преступлением, то убийство чужака не только не осуждалось, но даже поощрялось. На каннибализм внутри группы было наложено табу, а поедание врага долгое время считалось вполне уместным.

Первоначальная слитность индивида с группой предопределяет развитие группового «мы» ‑ сознания, поскольку действительным субъектом всех отношений выступает группа как единое и неделимое целое. «Мы» ‑ сознание гарантирует прочность, бесконфликтность групповых отношения, но имеет свои слабые стороны – однозначность поведения, тяготение к типичным стандартным ситуациям, практическое отсутствие реального выбора формы поведения. Поэтому первые нравственные привычки передаются вначале непосредственно в совместном действии, носят подражательный характер. Внутригрупповая дифференциация деятельности, связанная с развитием земледелия и скотоводства, появлением частной собственности и формированием нуклеарной семьи, в условиях позднего родоплеменного общества стала причиной разрушения монолитности не только первобытной группы, но и группового морального «мы» ‑ сознания. Общим результатом этих изменений стало появление индивида, превращение его в относительно самостоятельную личность, обретающую «я» ‑ сознание. Так, наряду с «мы» ‑ сознанием, традиционным сопоставлением «мы» ‑ «они», отвечающим нормам обычного поведения (обычая), зарождается и начинает развиваться «я» ‑ сознание, а вместе с ним и возможность разнообразных зависимостей между «я» и «мы». На фоне разрушения архаичного родоплеменного «мы» ‑ сознания и возникновения «я» ‑ сознания происходит не только усложнение социальных связей, но и закладываются основы морали в её современном понимании как сферы заинтересованного и лично ответственного поведения, предполагающего свободу и альтернативность выбора при совершении поступков.

До тех пор, пока система табу и элементарные нормы обычая соответствовали образу жизни людей, межчеловеческие отношения функционировали как нечто изначальное и само собой разумеющееся. В эпоху крушения родоплеменного строя архаичный обычай уступает место не только правовой, но и моральной системе, усложняются принципы межличностных отношений, а нравственная оценка утрачивает былую однозначную простоту.