Глава 10

реализму». Рассматривая в качестве примера типичного вторичного качества тепло, он доказывает, что, воспринимая тепло, мы обычно осознаем лишь наше собственное ощущение, за исключением случаев, когда мы действительно касаемся тела (которое называем «теплым») и воспринимаем также его протяженность. В таких случаях мы умозаключаем (а не воспринимаем ее актуально) о способности тела вызывать в нас ощущение тепла, настоящего «вторичного качества».

Первичные качества, с его точки зрения, относятся к совершенно иной категории. Берклианская теория зрения показала, что и в случае зрения мы осознаем — когда говорим о восприятии «определенной формы» или «определенного размера» — своего рода осязательное или мускульное ощущение, на основании которого мы делаем заключение о пространственных свойствах физического объекта. Но такое умозаключение Кук Уилсон отвергает как невозможное в принципе, утверждая, как и Кейз, что о существовании протяженных физических объектов нельзя заключать на основании восприятия непротяженных ощущений5. Поэтому мы должны допустить, что в восприятии пространственных свойств — в отличие от восприятия цветов, вкусов, тепла — мы непосредственно осведомлены о природе физического тела. Дальше этого утверждения реализм Кука Уилсона не пошел. Но в конечном счете он пошел дальше, чем его последователи.

Из мыслителей, которые стояли особенно близко к Куку Уилсону, по крайней мере в своих ранних сочинениях, наиболее известны Г. Э. Причард и Г. У. Б. Джозеф. Причард6, профессор этики в Оксфорде, был яростным спорщиком, и свои взгляды он развивал главным образом посредством критики. Он издал лишь одну книгу на эпистемологические темы — «Теория познания Канта» (1909); впрочем, после его смерти некоторые его статьи были опубликованы в сборнике «Познание и восприятие» (1950). Однако именно благодаря «Теории познания Канта» философия Кука Уилсона впервые стала известна за стенами Оксфорда. В частности, глава «Познание и реальность» содержит ясное и живое изложение аргументов Кука Уилсона против идеализма7. «Сама природа знания, — пишет Причард, — безусловно предполагает, что познанная реальность существует независимо от знания о ней... просто невозможно помыслить, чтобы реальность зависела от нашего знания о ней». Будь то камень или зубная боль, любой объект познания должен сначала быть и только потом может стать частью познавательного отношения. Он еще может зависеть от нас в своем существовании (т. е. относиться «к числу тех, что исчезают с исчезновением сознания»), но его существование не может зависеть от нашего знания о том, что он существует.

Таким образом, по мнению Причарда, единственно возможной формой идеализма является субъективный идеализм. Имеет смысл утверждать, что фактически мы знаем лишь собственные ментальные состояния; но немыслимо полагать, вместе с объективными идеалистами, будто то, что мы знаем, зависит не от существования сознания, а от нашего знания. Однако вслед за Куком Уилсоном он доказывает, что субъективный идеализм теряет всякое правдоподобие, если отказаться от посылки, что знание должно быть «обоснованным»; в таком случае то, зависит ли тот или иной объект в

==193

своем существовании от нашего сознания, является предметом специального исследования. Такое исследование, полагает он, с необходимостью приводит нас к тому же заключению, что и Кука Уилсона: существование вкуса, цветов и т. п. зависит от нашего сознания, а существование пространственных характеристик не зависит от него.

Позднейшие размышления Причарда об этой проблеме привели его к другим, менее знакомым выводам. Как обычно, его подход полемичен: очерки и специальные статьи, составившие сборник «Познание и восприятие», направлены главным образом против расселовской теории чувственных данных и традиционной эпистемологии эмпиризма. Но в статье «Восприятие», оставшейся неопубликованной, он излагает свои выводы в позитивном ключе.

Он говорит, что хочет подчеркнуть два момента: во-первых, что восприятие не есть знание, во-вторых — что «в конкретных ситуациях видения, чувствования или прикосновения то, что обычно называют восприятием, состоит в принятии, по сути дела, ошибочном принятии того, что мы видим или чувствуем, за что-то иное». В первом тезисе Причард дистанцируется от учения Кука Уилсона, утверждавшего, хотя и не без колебаний, что некоторые (не все) разновидности восприятия суть знание. Это отступление от Кука Уилсона основывается на другом отступлении: Причард теперь отрицает, что мы «непосредственно видим» физические тела. Одной лишь чувственной иллюзии достаточно, чтобы мы поняли, что зрительное восприятие не может быть непосредственным.

Что же в таком случае мы непосредственно видим? Распространенный ответ, по-разному формулируемый, сводится к тому, что мы видим «зримое явление». Но Причард возражает, что «явление» (или «идея») всегда есть явление чего-то, а значит, использование этого термина неизбежно предполагает, что мы каким-то образом видим объект, который является в явлении. Использующие термин «явление» — злостным преступником такого рода Причард считает Дж. Ф. Стаута — колеблются между утверждением и отрицанием того, что мы непосредственно наблюдаем физические объекты, играя на двусмысленности этого термина. Далее, термин «явление», применяемый к тому, что мы видим, ничего не говорит о природе того, что является; статус «явления» остается недопустимо туманным. Собственная точка зрения Причарда, который совершенно отказывается от термина «явление», состоит в том, что на самом деле мы видим «протяженные, а значит, пространственно соотнесенные цвета».

В таком случае естественно спросить: каково основание нашего суждения об этих цветных протяженностях как о физических объектах? Причард отвечает двойственно. Во-первых, хотя мы «реально видим» протяженные цвета, мы не знаем, что они протяженные цвета, — в сущности, мы не знаем их вовсе. Согласно теории чувственных данных, «воспринимать непосредственно» — значит знать природу того, что мы воспринимаем; действительно, наше знание о непосредственных объектах чувства есть парадигма полного знания. Причард это отрицает: он говорит, что обычно мы ничего не знаем о том, что непосредственно видим. А значит, во-вторых, поскольку мы не знаем протяженных цветов, которые мы видим, даже не

7-

==194