Глава 14

кает в настоящее, что возможно, если мы примем, что существуют продолжительности, но невозможно, если мы примем, что существуют мгновения. В то же время Уайтхед не склонен полностью отказываться от понятия «природы в какое-то мгновение», которое он называет «моментом», поскольку оно, по его мнению, существенно для научного анализа. Но если на том основании, что наука нуждается в понятии мгновения, мы заключим, что мгновения должны быть реальными ингредиентами нашего опыта, это будет «ошибочным предположением о реальном существовании того, чего нет». Тем не менее Уайтхед вовсе не желает утверждать, что мгновение представляет собой «фикцию» или «конвенцию»; по его мнению, считать так — значит разрывать всякую связь между наукой и опытом. Используя «метод экстенсивной абстракции», Уайтхед определяет мгновения через понятие опыта, но он не идентифицирует их положение внутри опыта; мгновения определяются им как класс, включающий множество продолжительностей с особыми экстенсивными отношениями друг к другу 26.

В-четвертых, достигает полного расцвета платонизм Уайтхеда. Уайтхед проводит четкое различие между «событиями» и «объектами». Событие уникально; в силу своей природы оно никогда не может повториться. События, можно сказать, представляют собой материал, специфику природы. «Объекты», наоборот, составляют то, что мы узнаем в природе, ее неизменные черты. Ни объект, ни событие не могут существовать изолированно друг от друга; каждое событие имеет определенный характер, т. е. в него «погружен» объект, а каждый объект характеризует некоторое событие. И все же, согласно Уайтхеду, хотя мы можем, строго говоря, приписать конкретное «местоположение» объекту, будет большой ошибкой считать его «в буквальном смысле» расположенным в этом месте. Мы можем, к примеру, сказать, что шторм имеет место в Атлантике. Это так, но слабонервные пассажиры в Англии сдают свои билеты, следовательно, шторм имеет место как в Атлантике, так и в Англии. «Объект выступает ингредиентом всего, что окружает его, — пишет он, — и это окружение не имеет четких границ»27.

В-пятых, Уайтхед резко критикует то, что названо им «удвоением природы», — этот аспект в его философии снискал широкую популярность, особенно после того, как был досконально изложен в «Науке и современном мире». Предложенное Галилеем и Локком различие между миром непосредственного опыта, содержащим цвета, звуки и запахи, и миром «научных сущностей», лишенным цвета, звука и запаха, воздействует на наше сознание, рождая в нем иллюзию, в которую оно с упоением верит. По мнению Уайтхеда, для науки красный отблеск заката в такой же мере «часть природы», как и колебания молекул; если ученый отбрасывает закат как «нечто, привнесенное психикой», он признается в своей неспособности дать связное описание всего, что содержит природа. Наука должна увязывать все известное, не делая никаких ссылок на то, что это известно: именно это хотел сказать Уайтхед своей часто цитируемой и часто неправильно истолковываемой фразой «природа закрыта сознанию».

В откровенно метафизических трудах, написанных Уайтхедом после того, как он в возрасте шестидесяти трех лет стал (в 1924 г.) профессором философии в Гарварде, темы «философии природы» получили новую формулировку и дальнейшее развитие. Из всех его поздних работ «Наука и со-

________________Естествоиспытатели становятся философами_______________

==263

временный мир» (1925) была наиболее читаемой не столько из-за ее метафизики, сколько из-за ее вклада в понимание человеческой культуры; «Приключения идей» (1933) снискали популярность по той же причине. Но свое наиболее полное и наиболее обескураживающее выражение метафизическое влечение Уайтхеда нашло в «Процессе и реальности» (1929).

Вполне уместно сравнить «Процесс и реальность» с работой Александера «Пространство, время и божество», которую Уайтхед высоко оценивал; впрочем, восхищение было взаимным. Оба автора считали отношение отдельных вещей к пространству и времени центральной проблемой философии, хотя и предлагали разные решения. Но, что более важно, они использовали один и тот же философский метод, который мы могли бы, греша непочтительностью, охарактеризовать как метод «я тебе говорю». Ни тот, ни другой не доказывали в привычном смысле этого слова. Как утверждал Уайтхед в работе «Религия в созидании» (1926), метафизика — это описание: метафизик выделяет в некоторой интересующей его области то, что представляется ему общими признаками реальности, и предварительно формулирует их в виде категорий; затем он старается установить, не являются ли они на самом деле общими, отыскивая их проявления в других сферах человеческих интересов. Опыт невозможно дедуцировать из общих принципов; предполагать обратное — значит, по его мнению, совершать роковую ошибку метафизиков; но мы можем надеяться описать наиболее общие черты опыта. «Процесс и реальность» и представляет собой попытку такого описания.

Отправной точкой для Уайтхеда служит теория восприятия. Если в философии природы его подход «гомогенен», т. е. не содержит ссылок на человеческое восприятие и мышление, то его метафизика «гетерогенна», поскольку здесь он анализирует наше мышление о природе. «Философия организма, — пишет он, — принимает субъективное основание современной философии... Вся Вселенная состоит из элементов, обнаруживаемых в опыте субъектов». Так, он сознательно связывает свою метафизику с идеалистической традицией; его цель, говорит он, состоит в «переложении некоторых основных учений абсолютного идеализма на реалистический лад». Однако он стоит ближе к Бозанкету и Холдейну с их склонностью к обобщениям, чем к Брэдли, хотя и признает, что многим обязан его теории «переживания». Он принимает принцип Холдейна, согласно которому «мы должны быть готовы верить в те различные ракурсы мира, в каких он нам видится». Главный пункт, в котором совпадают философия Уайтхеда и абсолютный идеализм и который более всего остального знаменует полный разрыв Уайтхеда со всем, что символизировал Рассел, заключен в принимаемом им принципе, гласящем, что «каждое высказывание уже содержит ссылку на Вселенную, проявляющую общий метафизический характер... а его полный анализ должен выявить требуемый для данного факта общий характер нашей Вселенной». Этот вывод — естественное следствие учения, утверждающего возможность сведения всех свойств вещи к ее отношениям с системой.

Однако биологический характер философии Уайтхеда 28 конечно же не соответствовал духу идеалистической традиции; видимо, здесь на Уайтхеда

==264