Глава 14

последователем Маха; оригинальность его позиции связана с тем, что он, во-первых, проводит резкое различие между теориями и экспериментальными законами; во-вторых, отбрасывает идеал «решающего эксперимента» и, в-третьих, настаивает на необходимости математического представления физических теорий, отвергая тем самым «механические модели».

В трудах Э. Мейерсона 11 несогласие с Махом выражено более определенно и решительно. Возможно, здесь сыграл свою роль тот факт, что Мейерсон получил образование химика; в известной мере его теорию науки можно охарактеризовать как защиту традиционного химического «реализма» против махистского позитивизма. Он значительно моложе Пирсона и Дюгема; его самое значительное философское произведение «Прогресс мысли» было опубликовано лишь в 1931 г. Но факт остается фактом — мышление Мейерсона сформировалось в доэйнштейновский период; оно принадлежит более ранней эпохе, чем позволяет предположить простая хронология.

Название первой важной книги Мейерсона «Тождество и реальность» (1908, английский перевод 1930 г.) указывает две главные темы в его творчестве. В противовес позитивистскому тезису о том, что наука «упорядочивает ощущения», он утверждает, что цель науки — постигать реальные объекты, вещи, и движущей силой научного исследования, по сути, служит онтологический импульс — стремление открыть «реально существующее». Атомистическая теория служит для Мейерсона подлинным образцом научной теории. К тому же, в противовес той точке зрения, что задачи науки ограничены открытием устойчивых связей, он утверждает, что наука есть поиск тождественностей; наука показывает, что проявляющееся на поверхности как процессы возникновения и разрушения на самом деле есть лишь перестройки внутри вещества, сохраняющего свою тождественность при всех кажущихся изменениях. В этом отношении, полагает Мейерсон, законы сохранения являются типичным результатом научного исследования. Действительно, если бы наука имела полный успех, она ужалась бы до совокупности тавтологий, но, как ни парадоксально, от этой судьбы ее уберегает только то, что она никогда полностью не преодолеет «иррациональное», т. е. всегда останутся различия, которые ей не удастся раскрыть как тождественности.

Очевидно, что творчество Мейерсона идет вразрез с главными тенденциями развития современной философии; в наши дни его больше ценят как историка науки, а не как собственно философа. Напротив, другие из рассмотренных нами авторов: Мах, Пирсон, Клиффорд, Герц, Дюгем и Пуанкаре — в совокупности предложили наброски тех систем «философии науки», которые привлекают сейчас внимание философов. В результате физики оказались вовлеченными в решение самых глубоких метафизических проблем.

В последующие несколько десятилетий заметно изменился тон произведений философски настроенных ученых. Дюгем и Мах, хотя и по совершенно разным причинам, настойчиво подчеркивали полную независимость физики от метафизики; физика, по их мнению, ничем не обязана и ничего не может дать традиционной философии. Яркую противоположность им образуют такие авторы, как Эддингтон и Уайтхед. Математики по образо-

________________Естествоиспытатели становятся философами______________

==255

ванию, они были метафизиками до кончиков ногтей в век, когда метафизикой пренебрегали профессиональные философы.

В этом революционном изменении отношения ученых к философии повинны изменения в характере самой физики — изменения, которые мы можем только упомянуть, указав, когда они происходили 12. Получилось так, что физика в самых разных вопросах унаследовала обязанности метафизики.

Во-первых, в вопросе о пространстве и времени. Специальная теория относительности Эйнштейна (1905) была воспринята как решение в пользу релятивистской точки зрения наиболее дискутируемого философского вопроса о том, являются ли пространственное положение и временная длительность абсолютными или они относительны. Наконец-то философскому спору был положен конец — причем физиком, а не метафизиком.

Во-вторых, как стали теперь утверждать, физика пролила новый свет на старый спор о детерминизме. Классический детерминизм можно охарактеризовать так: если дано полное описание физической системы на некоторый момент времени со всеми действующими на нее внешними силами, то в принципе всегда можно предсказать будущие состояния системы. Квантовая механика, венцом которой стал «принцип неопределенности» Гейзенберга, переименованный Эддингтоном в «принцип индетерминированности», подрывала классический детерминизм, отрицая возможность полного описания системы, по крайней мере в случае субмикроскопических процессов. Согласно Гейзенбергу, физик, пытаясь определить со всей возможной точностью положение электрона, автоматически лишается возможности определить с той же степенью точности его импульс. Многие физики восприняли это как ниспровержение принципа причинности; казалось, еще один важный философский вывод получен благодаря размышлениям физиков.

В-третьих, новая физика имела заметный эпистемологический характер; как стали утверждать, ее успехи раз и навсегда разрешили все традиционные эпистемологические споры. Прецедентом, имеющим теперь статус «классического примера», стала критика Эйнштейном понятия «абсолютной одновременности». Как можно показать — спрашивает Эйнштейн, — что два удаленных события являются одновременными в абсолютном смысле? Любая операция, с помощью которой мы могли бы надеяться установить их одновременность, доказывает он, предполагает дурную бесконечность. Допустим, к примеру, что мы считаем два события одновременными, если они происходят в одно и то же время, измеряемое с помощью часов. Но как, в случае удаленных объектов, можно установить, что стрелки часов достигают одной и той же точки в один и тот же момент времени^.

Согласно выводу Эйнштейна, понятие «абсолютной одновременности удаленных событий» не имеет смысла. Эпистемологический анализ — Эйнштейн признается, что чтение Юма и Маха оказало на него решающее влияние — применяется в самой физической теории, а не служит «внешним» критическим приемом, как это имело место у Локка и Беркли. Теперь он выступает одним из рабочих инструментов, и основанием для его использования, как и любого другого инструмента, служит успех в решении физических проблем. По этому критерию единственно приемлемой оказывается эпистемология, определяющая понятия в терминах «операций» и от-

==256