Л. С. Выготский

и т. д. С другой стороны, новое течение в немецкой психологии, так называемая гештальтпсихология ^ (В. Келер *⁹, К. Коффка ?°, М. Вертгаймер ?^х и др.), приобретшее за последние 3—4 года огромное влияние, выступило с резкой критикой на оба фронта, обвиняя и эмпирическую психологию 2? и бихевиоризм ?³ в одном и том же грехе — в неспособности одним принятым методом (объективным или субъективным) изучить реальное, жизненное поведение человека.

Оба эти факта вносят новые осложнения в вопрос о ценности самонаблюдения и потому заставляют произвести систематическое рассмотрение тех различных по существу форм самонаблюдения, которыми оперируют в споре все три стороны. Попытку систематизировать вопрос и представляют дальнейшие строки. Но предварительно сделаем несколько общих замечаний.

Первое, что примечательно в этом новом осложнении вопроса: решедие его происходит при все более явном кризисе внутри самой эмпирической психологии. Нет более фальшивой попытки, чем желание изобразить, будто кризис, расколовший русскую науку на два лагеря, есть только местный русский кризис. Кризис происходит сейчас по всей линии в мировой психологической науке. Возникновение психологической школы (гештальттеория), вышедшей из недр эмпирической психологии, наглядно об этом свидетельствует. В чем обвиняют эти психологи интроспекцию? Самое главное, в том, что психические явления неизбежно становятся при этом методе их изучения субъективными, потому что интроспекция, требующая аналитического внимания, всегда вырывает предмет наблюдения из той связи, в-которой он дан, и переносит его в новую систему — «в систему субъекта», «я» (К. Коффка, 1924). Переживание при этом неизбежно становится субъективным. Коффка сравнивает интроспекцию, которая умеет наблюдать только ясное переживание, с очками и лупой, к помощи которых мы прибегаем, когда не можем прочитать письмо. Но если увеличительное стекло не меняет самого предмета, а помогает его разглядеть яснее, то интроспекция изменя-ет самый предмет наблюдения. При сравнении тяжестей, говорит Коффка, истинно психологическое описание, согласно этому взгляду, должно быть не: «этот предмет тяжелее того», а: «мое ощущение тяжести усилилось». Так объективное само по себе превращается в субъективное при таком методе изучения.

Новые психологи признают и героическое банкротство вюрц-бургской школы, и бессилие всей эмпирической (экспериментальной) психологии. Правда, они признают бесплодность и чисто объективного метода. Психологи эти выдвигают функциональную и интегральную точки зрения. Сознательные процессы для них «являются только частичными процессами больших целых»; поэтому, следуя «за сознательной частью большого процесса — целого — за границами его сознания», мы подвергаем функциональной проверке объективными фактами наши положения. Психологи, признавая,

60

МЕТОДИКА РЕФЛЕКСОЛОГИЧЕСКОГО И ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

что самонаблюдение не есть основной, главный метод психологии, говорят лишь о реальном, о достоверном самонаблюдении, проверенном функционально выведенными из него следствиями и подтвержденном фактами.

Таким образом, мы видим, что если, с одной стороны, русская рефлексология и американский бихевиоризм пытаются найти «объективное самонаблюдение», то лучшие представители эмпирической психологии ищут тоже «реальное, достоверное самонаблюдение».

Чтобы ответить на вопрос, в чем оно заключается, и надо попытаться систематизировать все формы самонаблюдения и рассмотреть каждую в отдельности.

Мы можем различить 5 основных форм.

1. Инструкция испытуемому. Это, конечно, отчасти интроспекция, ибо предполагает внутри сознательную организацию поведения испытуемого. Тот, кто пытается избежать ее в опытах о человеком, впадает в ошибку, потому что явная и учитываемая инструкция заменяется у него самоинструкцией испытуемого, инструкцией, внушенной обстановкой опыта, и пр. Едва ли кто станет сейчас спорить против необходимости инструкции.

2. Высказывания испытуемого, относящиеся к внешнему объекту. Показывают 2 круга: «этот — синий, этот — белый». Такая интроспекция, особенно проверяемая функциональным изменением ряда раздражителей и ряда высказываний (не синий круг, а ряд постепенно темнеющих и светлеющих синих кругов), тоже может оказаться достоверной.

3. Высказывания испытуемого о собственных внутренних реакциях: «мне больно, сладко» и пр. Менее достоверный вид интроспекции, однако доступный объективной проверке и могущий быть допущен.

4. Обнаружение скрытой реакции. Испытуемый называет задуманное число; рассказывает, как сложен у него во рту язык; повторяет задуманное слово и пр. Это и есть тот вид косвенного обнаруживания реакции, который мы защищали в настоящей статье.

5. Наконец, подробные описания испытуемым своих внутренних состояний (вюрцбургская методика). Самый недостоверный и недоступный проверке вид интроспекции. Здесь испытуемый ставится в положение сонаблиздателя; он — наблюдатель (observer, как говорят английские психологи), субъект, а не объект опыта; экспериментатор же только следователь и протоколист. Здесь вместо фактов даются готовые теории.

Мне думается, что вопрос о научной ценности самонаблюдения решается сходно с практической ценностью в судебном следствии показаний потерпевшего и виновного. Они пристрастны — мы это знаем a priori; поэтому они заключают в себе элементы лжи; может быть, они нацело ложны. Поэтому полагаться на них — безумие. Но значит ли это, что мы должны в процессе не выслушивать их вов-

61