Послесловие

ленинской философии. Совершенно недостаточно, однако, удовлетворяется потребность в общей психологии, в том ее понимании, которое отстаивал Выготский, т. е. в специальной методологии конкретно-психологических исследований. Будучи нераздельно связана с философией, эта специальная методология должна иметь собственные принципы, задачи, строение и служить интегрирующим центром всего многообразия психологического знания и главным рычагом его построения.

V

В заключение несколько итоговых слов об обстоятельствах, определивших достижения Выготского.

Для каждого, кто общался с ним, сразу же становилась очевидной огромная талантливость этой личности. Но никакие личностные качества не могут сами по себе объяснить появление научного лидера. Центральной для Выготского в его анализе науки и любых ее феноменов являлась идея о том, что за спиной отдельных фигур исторического процесса действуют «с силой стальной пружинь» объективные законы. По их велению, а не по прихоти героев исторического процесса рождаются и гибнут, возвышаются и сменяют друг друга концепции, школы и направления.

Этот подход, реализованный Выготским в его реконструкции динамики научных идей, целесообразно распространить и на оценку его собственного творчества. Оно формировалось под воздействием новых социальных условий и нового мировоззрения. Именно эти факторы побудили осмыслить историческую ограниченность психологических школ, рожденных в иной социально-идейной атмосфере, и дать импульс направлению, которое позволило искать новые ответы на запросы логики развития научного познания.

«Наша наука,— писал Выготский,— не могла и не может развиться в старом обществе. Овладеть правдой о личности и самой личностью нельзя, пока человечество не овладело правдой об обществе и самим обществом» (с. 436).

Правду об обществе, по выражению Выготского, сказал марксизм. Объяснительные принципы этой философии — историзм и системность, единство теории и практики при определяющей роли последней, первичность бытия по отношению к его психическому образу — направили Выготского, совместно с коллективом советских психологов, на преобразование самих основ изучения человека. И если именно Выготский стал, по свидетельству исторического опыта, авангардной фигурой в этом коллективе, то объяснение этого факта лежит, мы полагаем, в следующем.

Прежде всего, в высокой философской культуре его исследований. Правоту марксизма он воспринял в контексте развития мировой философской мысли. Декарт и Спиноза, Гегель и Фейербах, вся великая философская традиция представлена в подтексте (а порой и в тексте) его исследований человеческой психики с диалектико-материалистических позиций. Ничто ему не было так чуждо, как наивная позитивистская вера в «чистую», беспредпосылочную науку, в способность самих по себе экспериментальных или математических процедур безотносительно к творческой работе теоретической мысли осваивать психическую реальность.

Вместе с тем полет мысли Выготского был бы невозможен вне опоры на традиции, сложившиеся в конкретно-научном изучении психических явлений. Преобразователем этих традиций мог выступить лишь тот, кто их органично воспринял, кто впитал многотрудный опыт прежних поисков.

Перед читателем работ Выготского проходит широкая панорама развития мировой психологии, ее основных направлений, ориентированность в которых стала предпосылкой нового теоретического синтеза. Но не только события на том участке научного фронта, где шла разработка психических явлений, находились под пристальным и проникновенным взором Выготского. Он обладал способностью охватить процессы и тенденции развития в смежных с психологией науках — естественных и гуманитарных. Эта способность мыслить междисциплинарно благотворно сказывалась на специально психологическом анализе, поскольку объекты такого анализа по самой своей природе включены в системы отношений с объектами биологического и социального познания.