этом коренится источник глубокой, еще не признанной философами революции.

Внастоящее время становится очевидным, что вся конструкция «социокультурной таблицы», по крайней мере в ее научной части, в скором времени должна изменить свой характер и стать не элементом культуры каждого человека, более или менее богатой, но своего рода «теоремой существования», свидетельствующей, что в той или иной области существуют вещи, включенные в знание. Культура и знания расходятся; наука сводится исключительно к нагромождению книг, и довольно скоро эта книжная стена будет поглощена огромной универсальной документальной системой, расположенной в какойлибо точке земного шара. Все работники умственного труда смогут связаться с ней через телетайпы, снабженные автоматическими переводчиками: они будут задавать вопросы. Эти вопросы должны заменить библиографическое путешествие, обычно совершаемое исследователями, которые, оказываясь в новой ситуации, испытывают необходимость обратиться за помощью к «памяти мира». Универсальная документальная система сможет дать ответ на их вопросы, выраженные на любом языке; эти ответы будут «сгустками» информации по интересующей их теме —«сгустками», полностью соответствующими развитию «науки» в данный момент (рис. IV-11).

§7. Технические аспекты проблемы научной документации

Вмире существует около 45 000 научных изданий различной периодичности. Они, как правило,

нерегулярны и имеют около 300 страниц в год, что в общей сложности дает примерно 12 000 000 печатных страниц. Если считать, что каждая страница содержит около 4000 знаков, а каждый знак

— информацию в 5 бит, то этот объем научной документации, исчисленный в знаках, дает в год 200 млрд. бинарных единиц информации. В действительности эта масса знаков обладает большой избыточностью. В предыдущих

230

работах мы показали, что, учитывая последовательно лингвистические и логические (весьма значительные в научных трудах) ограничения, ограничения здравого смысла, сокращающие разнообразие возможных формулировок, и, наконец, собственно социальные ограничения, связанные с печатными текстами, получается, что эта избыточность превышает 98%. Другими словами, все новое, что привносится в культурный мир человека с достаточно широким кругозором и достаточно «умного» (IQ> 150), могло бы быть сконцентрировано всего лишь в 2/100 этого объема сообщений. Можно считать, что средний тираж каждого из этих 45 000 изданий не менее 500 экземпляров (здесь не учитываются запасы и нераспроданные экземпляры; следует также иметь в виду, что никакое издание не считается нормальным в финансовом отношении, если оно выпущено тиражом менее 1000 экземпляров). Если 50 000 изданий распространены среди 500 читателей, то доступность этих периодических изданий, предназначенных в основном для всего мира, для каждого из этих читателей выражается отношением 1/100. Принимая во внимание языки, на которых они распространены, мы приходим к заключению, что уровень доступности очень низок. Практически существует 5—7 научных языков — английский, немецкий, русский, испанский, французский, итальянский, японский,— на которых должна выдаваться любая информация, если она предназначена выполнять какую-то роль.

Сроки введения в социокультурный цикл новых идей, созданных авторами — исследователями или художниками — и изложенных в форме машинописного текста (1 месяц), который затем отсылается в научный журнал (15 дней), где его принимают (2 месяца), печатают (6 месяцев) и распространяют (1 месяц), равняются в среднем 8—10 месяцам. Естественно, срок может быть и короче (например, Отчеты Французской Академии наук), но, как правило, он длиннее: существуют журналы по лингвистике или по математике, выходящие примерно раз в год, а то и реже, то есть раз в 2—3 года. Короче говоря, новые идеи включаются в «социокультурную таблицу» в течение периода от 8 месяцев до двух лет.

Но те же самые идеи вводятся в социокультурный цикл за гораздо более короткий срок в микросредах различных культурных метрополий. Время введения новых идей сокращается здесь на несколько месяцев. Так выявляется ценность концентрации культуры в метрополиях, когда совместный чай в лаборатории или пребывание в соседнем пивном баре оказываются, при всей случайности такого рода встреч, хорошим средством коммуникации — более быстрым и эффективным, чем какая-нибудь научная публикация. Здесь можно напомнить о дискуссиях за чаем в лаборатории Нильса Бора в Копенгагене, в ходе которых родилось множество идей,

приведших позднее к созданию атомной бомбы: «Gossips in labs make half the work of the physicist»

*, — говорил Оппенгеймер.

Число научных книг, публикуемых ежегодно во всем мире, равно примерно 50 000. Можно считать, что в принципе каждая из них приносит свою долю оригинальности, заключающейся хотя бы в той форме, в какой она преподносит идеи.

Одна книга может рассматриваться как сообщение, в среднем содержащее 1 млн. знаков. Это составляет, следовательно, около 300 млрд. единиц оригинальности. Но избыточность книги по крайней мере вдвое больше, чем избыточность периодических изданий, конкретной задачей которых является сообщение нового. В книге всегда есть введения, исторические отступления, позиция автора, упоминания о прежних результатах и т. д. Довольно редки случаи, когда идеи, содержащиеся в какой-нибудь книге, не являются в некоторой степени отражением того, что уже было напечатано в одном из журналов. Поэтому следует считать, что все книги вносят в «социокультурную таблицу» не больше чем периодические издания. Однако широкой публике они дают больше. Прежде всего потому, что по своему оформлению

* «Сплетни в лабораториях составляют половину работы физиков» (англ.)

Моль Абраям. Социодинамика культуры: Пер. с фр. / Предисл. Б. В. Бирюкова. Изд. 3-е. — М.: 180 Издательство ЛКИ, 2008. — 416 с.