Классика в постмодернистской системе координат: "Пушкинский дом" Андрея Битова

Битов Андрей Георгиевич (р. 1937) — прозаик, эссеист, публицист, киносценарист, поэт, автор статей, посвященных проблемам литературы и искусства. Начинает творче­скую деятельность как поэт в период "от­тепели". Посещает литобъединение Ле­нинградского горного института (руко­водитель — Г. Семенов). Знакомится с такими же молодыми представителями самых разно­образных литературных групп — от "абсолютных авангардистов" до "почвен­ников" Осознает, что его призвание — проза. В 1960 г. посещает литобъединение под руководством М. Слонимского, с этого же года начинает печататься (альманах "Молодой Ленинград"). В 1963 г. издает первый сборник рассказов "Большой шар". Учится на Высших сценарных курсах в Моск­ве, где в дальнейшем и живет.

После свертывания "оттепели" Битов занимает позицию легальной оппозиции, эволюционирует в направлении к неявно диссидентской. Поэтому не все его про­изведения оказались "проходимыми". Свою главную книгу — роман "Пушкинский дом" (1964-1971; нов. ред. - 1978, 1990) на родине писателю удалось из­дать только s годы гласности.

Через год после завершения рома­на Битов становится аспирантом Инсти­тута мировой литературы, печатает ста­тьи о Пушкине, проблемах художественного творчества. На протяжении 60—70-х гг. выходят книги его прозы "Дачная мест­ность" (1967), "Аптекарский остров" (1968), "Образ жизни" (1972), "Дни чело­века" (1976) и другие, которые привлекли внимание тонким психологическим ана­лизом внутреннего мира человека. Об­ращается Битов также к эссеистике

("Одно страна", 1961; "Путешествие к другу детства", 1963— 1964; "Уроки Арме­нии", 1967-1968; "Колесо", 1969-1970, "Азарт" (1971—1972) и др.); используя форму путевых записей, репортажа, воспоминаний, очерка, раскрывает свои взгляды на различные явления жизни, выявляет отношения человека и природы.

Принадлежность к числу "подписантов", издание за границей "Пушкинского дома", участие в 1979 г. в литературном альманахе "Метрополь" почти на десять лет закрывают Битову дорогу в печать. В 1986 г. изданы его "Книга путешествий", "Статьи из романа", в 1987 г. — роман "Пушкинский дом", в 1990 г. — в полном виде роман "Улетающий Монахов" (1961—1972). В поисках новых художественных форм Битов пишет роман "Преподаватель симметрии" (1987), имитируя перевод с английского, создает речь услов­но-русскую. По этому же пути идет писатель в романе "Что-то с любовью... " (1996).

На протяжении многих лет Битов работает над постмодернистским "рома­ном-странствием" "Оглашенные" (изд. 1995), куда входят повести "Птицы, или Огла­шение человека" (1971—1975), "Человек в пейзаже" (1988), роман "Ожидание обезьян" (1993). Наиболее интересует позднего Битова сфера духовной жизни, экология природы и культуры. Интервью и выступления по вопросам литературы и искусства собраны в книге его публи­цистики "Мы проснулись в незнакомой стране" (1991).

Битов — автор киносценария "Запо­ведник" (1964, 1972), снимался в кино­фильме С. Соловьева "Чужая белая и рябой" С 1991 г. — президент Русского Пен-клуба.

114

Непосредственным толчком к созданию романа "Пушкинский дом" явилось отчаяние, вызванное свертыванием "оттепели", нарастанием удушья и репрессий. В 1964 г. Битов присутствовал в зале районного суда, где творилась расправа над Иосифом Бродским, первым из писателей осужденным за свое творчество, стоило только пасть Хру­щеву. Той же осенью Битов садится за "Пушкинский дом" (1964— 1971). "Было ли это как-то связано, может быть, подсознательно, с судом над Бродским? Не знаю. Но было ощущение законченности эпохи, какой-то грани", — вспоминает писатель [52, с. 14]. "Пуш­кинский дом" стал и отчетом о смерти "оттепели", и формой сопро­тивления воспрянувшему варварству, с новой силой обрушившемуся на культуру, и романом самовоспитания, в процессе работы над ко­торым писатель преображал архитектуру собственной души, искал для нее новое эстетическое тело.

"Каждое новое время и каждый новый материал говорят на своем языке и диктуют параметры новой книги: вгонять же новое время и но­вый материал в параметры когда-то сложившихся манер и навыков! есть насилие над реальностью и искажение ее" [52, с. 34], — созна­вая это, Битов попытался преодолеть возобладавшую в советской литературе инерцию традиционализма. Отнюдь не отбрасывая клас­сическое наследие, напротив, как никто активно обращаясь к нему в романе, писатель вместе с тем использует новые способы его творче­ского преображения. Русская классика, представленная в виде мно­гообразных цитации, становится неотъемлемым и чрезвычайно значи­мым компонентом битовского текста. Если у Абрама Терца возникает сам образ пушкинской поэзии, то Битов создает как бы "периодическую систему элементов" русской классики, имеющих характер культурных ко­дов и играющих роль "реактива" при взаимодействии с элементами со­временной действительности. Культурные коды подвергаются перекодиро­ванию, культурные знаки словно наполняются свежей кровью, отсылают к множественности стоящих за ними смыслов.

«"Пушкинский дом" весь написан как антиучебник русской лите­ратуры», — шутит писатель [52, с. 62]. И действительно, классика в романе не абстракция, существующая сама по себе, в то время как жизнь идет сама по себе, не бесконечно удаленное от нас "вчера", тогда как мы живем "сегодня". Классика в "Пушкинском доме" вовле­чена в повествование о настоящем, это тот "магический кристалл", сквозь который можно увидеть вещи в истинном свете. Но с самого этого "магического кристалла", считает Битов, необходимо удалить мутные отпечатки пальцев, затрудняющие видение. Вот почему автор "антиучебника" выступает в книге не только как литератор, но и как литературный критик и даже как культуролог, используя три этих языка культуры как равноправные.

Выход за границы литературы в сферу литературоведения, рас­ширяющуюся до сферы культурологии, призван был раздвинуть вре-

115

менные и пространственные рамки произведения, дабы взглянуть на современную эпоху "со стороны", оценить ее более беспристрастно, включить в общую панораму культуристорического движения России.

Роман приобрел многомерность, чрезвычайную интеллектуальную плотность, открытость. В нем переплетается множество художествен­ных кодов, культурных знаков, "следов", отсылающих к пространству культуры. В то же время в произведении задействована категория вариативности, предполагающая множественность интерпретаций

текста.

Законченный в 1971 г.*, роман "Пушкинский дом" в 1973 г. вышел в самиздате и в том же году был напечатан за границей в журнале "Грани" (№ 103). Его "первоописателем" оказался Юрий Карабчиевский, прочитавший произведение еще в раздобытой им машинопис­ной копии и подготовивший для публикации в "Гранях" статью "Точка боли"**. Из заграничной публикации были, однако, устранены крити­ческие суждения, ибо критиковать запрещенную книгу Карабчиевский считал неэтичным. Изъятый фрагмент он передал Битову, и благодаря этому мы имеем сегодня возможность с ним ознакомиться. Статья Карабчиевского дает отчетливое представление о том, за что ценили "Пушкинский дом" в неофициальной культуре и что в этой книге сму­щало, вызывало недоумение и даже неприятие. Карабчиевский рас­сматривает роман Битова как произведение, продолжающее тради­ции психологической прозы XIX—XX вв., с позиций реализма его и характеризует.