Интерпретация Андрея Зорина**

Пользуясь готовыми стилями эпохи, Дмитрий Александрович При­гов выстраивает на их основе фигуру поэта, для которого подобный способ самовыражения органичен и непротиворечив, Пригов рекон­струирует сознание, которое стоит за окружающими нас коллектив­но-безличными, исключающими авторство текстами, и делает это соз­нание поэтически продуктивным, разворачивая на его основе собственный космос и оригинальную мифологию. При этом, чтобы добиться серьезного отношения к созданному им сверхпоэту и избе-

* Что вообще является характерной чертой творчества Пригова. В "Пред­уведомлении" к циклу "Наподобие" (1993) он пишет: "Надо сказать, что любое стихо­творение чревато, имеет потенцию разрастись в цикл, книгу, как, собственно, любой жест порождает вариации своих подобий в разработанном, темперированном про­странстве. Поскольку пространство стихопорождения столь разработано (а в моей практике предельно актуализировано), то порождение цикла происходит по пинии любых свободных валентностей — сюжетной ли линии, конструктивного ли хода, одной повторяющейся и абсорбирующей вокруг себя все прочие детали и пр. и пр. Так что циклы могут ... редуцироваться до сухого и быстрого перечисления возможных пози­ций" [331, с. 39].

** См.: Зорин А. "Альманах" — взгляд из зала // Личное дело № — М.: В/О "Союзтеатр" СТД СССР, 1991.

214

жать истолкования его творчества как иронического, Пригов идет на небывалый эксперимент — он отдает своему детищу собственное имя и собственную жизнь: жену, сына, друзей, квартиру в Беляево, при­вычки и вкусы. Приговский герой сумел освоить и отлить в стихи весь речевой массив, созданный коллективным разумом "народа-языко­творца" в его современном, государственном состоянии. Отсюда са­краментальная плодовитость Пригова, количество текстов которого измеряется пятизначной цифрой.

Такая двойственная природа автора-персонажа порождает двой­ную эстетическую перспективу, в которой могут быть проявлены приговские опусы. При культурологическом подходе Пригов предстает перед нами как самый последовательный в нынешней русской поэзии концептуалист, выявляющий виртуозной игрой речевых, логических, идеологических и биографических конструктов проницаемость границ между искусством и реальностью, между слово- и жизнетворчеством... При строго литературном отношении к сочинениям Пригова многие из них, благодаря специфике воспроизводимого языкового сознания, окажутся едва ли не единственным и прекрасным цветком отечествен­ного поэтического неопримитивизма.

Для своих выступлений и публикаций Пригов обычно выбирает ог­раниченный и повторяющийся круг произведений и циклов. Естествен­но предположить, что на зрителя и читателя выносится лучшее, а ос­новному массиву отводится роль невидимой части айсберга, под­держивающей вершину. Тем самым поэтическая продукция опять-таки предстает перед нами в двух различных воплощениях. Взятая в своей целостности, она направлена на решение преимущественно внелитературных задач, связана с построением имиджа автора и реализаци­ей его культурной программы. В то же время просеянная часть твор­чества Пригова может и должна рассматриваться как явление сло­весного искусства и оцениваться по его законам.