С планами амиго

Ценности	противоречат	ценностям	Планы АМИГО
Сохранения (Безопасность, Конформизм, Традиция)	оппозиция между ценностью автономии взглядов и действий индивида и ценностью сохранения традиций, поддержания стабильности общества	Изменения (Стимулирование, Саморе-гуляция)	Голубой ┴ Красный Id(f) ┴ S(m)
Самопреодоление выхода за пределы собственного эго (Универ-сализм, Благо-склонность)	оппозиция между заботой о благе других и стремлением к доминированию над другими	Самоутверждения акцентировании "самости" (Власть, Достижение, Гедонизм)	Фиолет ┴ Желтый Id(m) ┴ S(f)

В исследованиях [Лебедева Н.М. Ценности и отношение к инновациям…, Смотрова Т.Н., Гриценко В.В. Ценностные ориентации личности и склонность к нарушению социальных норм. // Психологич.журнал. – 2009. – Т. 30. – № 6. – С. 3-16] выявлены значимые межполовые различия: женщины больше предпочитают такие ценности как "Самопреодоление" (Благожелательность, Универсализм), а мужчины – "Открытость к изменениям" (Самостоятельность, Стимуляция) и "Самоутверждение" (Гедонизм, Власть). Данные Н.М. Лебедевой во многом согласуются с данными других работ: сравнение гендерных различий индивидуальных ценностей в 70 культурах показало, что мужчины больше предпочитают ценности Власти, Стимуляции, Самостоятельности, Достижения и Гедонизма, а женщины – ценности Благожелательности и Универсализма [Schwartz S.H. Universals in the content and structure of values…. Schwartz S.H., Rubel T. Sex differences in value priorities: Cross-cultural and multi-method studies // J. Personality & Social Psychol, 2005, V.89, p. 1010-1028]. Согласно Шварцу, ценности Самоутверждения мотивируют стремление к материальным благам, а ценности Самопреодоления руководят индивидуальным поведением с точки зрения морали: забота о благополучии других (или причинение им вреда). И по заключению исследователей [Общее количество респондентов 343 чел. (166 мужчин и 177 женщин) [Смотрова Т.Н., Гриценко В.В. Ценностные ориентации личности... // Психологический журнал. – 2009. – Т. 30. – № 6. – С. 3-16], эти тенденции закономерны и объяснимы с позиций проявления гендерной и возрастной специфики поведения, в чем мы убедились выше на примере АМИГО.

В связи с этим остановимся на аксиологических аспектах этой проблемы и сопоставим, к примеру, ценности по Ш.Шварцу с функциями и хром-планами АМИГО, полученными по базе канонов и маркеров мировой культуры. Виды ценностей по Ш.Шварцу: Саморегуляция – свобода мысли и действия, обусловленные потребностью индивида быть автономным и независимым. Стимулирование – новизна и состязательность в жизни, необходимые для поддержания оптимального уровня активности организма. Гедонизм – чувственное наслаждение жизнью. Достижение – достижение личного успеха в рамках разделяемых культурных стандартов и вследствие этого – получение социального одобрения. Власть – господство, лидерство, достижение социального статуса, престижа и влияния на других людей. Безопасность – предсказуемость мира, снижение неопределенности, стабильность, безопасность и гармония общества, семьи и самого индивида. Конформизм – действия и побуждения, не причиняющие вред другим и не нарушающие социальную гармонию. Традиция – уважение и поддержка обычаев, принятие и признание идей, существующих в определенной культуре и религии. Благосклонность – поддержание и повышение благополучия людей, с которыми человек находится в контакте, позитивное взаимодействие в целях благополучия группы и индивидуальная потребность в аффилиации. Универсализм – понимание, благодарность, терпимость и поддержание благополучия всех людей и природы, универсальные потребности в красоте, гармонии и справедливости. Согласно обобщениям Шварца и их ревизии Билским на репрезентативных выборках из многих стран, иерархический порядок предпочтения ценностей во многом схож в разных странах, что является, по мнению авторов, следствием общей человеческой природы и адаптивных функций, которые ценности выполняют в поддержании социальной жизни.

Исходя из универсальных человеческих потребностей, Шварц и Билски вывели 10 ценностных мотивационных типов: саморегуляция, стимулирование, гедонизм, достижение, власть, безопасность, конформность, традиция, благосклонность, универсализм. Иначе говоря, ни в одну из этих ценностей не входит такая неотъемлемая черта человеческого интеллекта как эстетическое восприятие.

Возможно поэтому, согласно выводам Вольфганга Билского и коллег [Bilsky W. & Schwartz S. H. Values and personality... p.163-181. Bilsky W., Koch M. On the content and structure of values…, 2002. Disponível em: miami.uni-muenster.de/servlets /DerivateServlet/Derivate-1802/Bilsky_Koch.pdf], сравнение результатов различных методик по исследованиям этого концепта [Canter D. Facet theory: Approaches to social research. – N.Y.: Springer, 1985. McClelland D.C. The personal value questionnaire. – Boston: McBer, 1991. Kilmann R.H. Toward a unique/useful concept of values for interpersonal behaviour: a critical review of the literature on value // Psychological Reports. – 1981. – V. 4. – Р. 939-959] с теорией динамической организации ценностей Шалома Шварца показывает не вполне однозначные результаты. В основном это касается положения Шварца о двухмерной биполярной структуре, в которой воспроизводились не все концепты ценностей, а наблюдалась лишь общая тенденция их совокупностей на оппозиционных осях 'Открытость к изменениям' – 'Сохранение' и 'Самопреодоление' – 'Самоутверждение'. Причем наиболее воспроизводимой оказалась оппозиция 'Самопреодоление' – 'Самоутверждение', тогда как ось 'Открытость к изменениям' – 'Сохранение' оказалась не всегда воспроизводимой по различным методикам. Безусловно, здесь сказывались как сложности различных сценариев, или учет лишь пола (но не гендера), так и трудоемкость опросов, включавших и методику Ш. Шварца.

В итоге В.Билский [Bilsky, W. A estrutura de valores…, p.13-33] полагает, что методика Ш. Шварца несомненно имеет эвристическую полезность, но исследования по ее совершенствованию в сочетании с другими методиками требуют своего продолжения. В чем же тут дело? Почему достаточно жизненные вопросы этих методик не всегда совпадают с теорией Ш. Шварца? Как это объясняется в теории хроматизма? Для начала сопоставим функции планов АМИ/АМИГО с ценностями по Ш. Шварцу в табл. 2:

Таблица 2. Семантика цветовых канонов и концептов ценности

Цвета и каноны	План	Функции планов АМИ	Аксиологические концепты
			Шварц	Шварц-Серов
Белый – прошлое	М-	Социальность ('Мать')	–	ТРАДИЦИИ
Серый – настоящее	Id-	Культура ('Отец')	–	ТВОРЧЕСТВО
Черный – будущее	S-	Природа ('Дети')	–	ВОСПРИЯТИЕ
Пурпур – Эос, София, св. Анна, Дева Мария	Mf	Женская интуиция сверх- и правосознание	Самостоятельность универсализма	Универсализм сверхсознания
Красный – маскулинный (m) ЯН, тела богов и воинов	Sm	активность, драки, войны, фанатизм (Мускулы)	Самостоятельность, стимуляция	Самостоятельность, Стимуляция
Оранж = К+Ж, совместный, общий (андрогинный)	Sа	ТЕЛЕСНОЕ ЕДИНЕНИЕ (Физическое развитие, питание, сексуальность етс)	Гедонизм	Гедонизм
Желтый – фемининный (f) ИНЬ, тела богинь и женщин	Sf	"великое знамение – жена, облеченная в солнце"	Гедонизм	Красота
Зеленый – ЯН, Осирис, Магомет, Робин Гуд	Mm	Самоутверждение "Я-концепция", власть	Достижение Власть	Власть, достижение Самосознание
Голубой – (Инь – небо днем), богини неба, "сердца дев"	Idf	Романтичность, гадания, Дамские романы, фатализм	Безопасность, традиции	Конформизм
Синий = Г+Ф, совместный, общий, (андрогинный)	Idа	ДУХОВНОЕ ЕДИНЕНИЕ (религиозность, работа, эстетика, отдых, сон)	Конформизм, Доброта	Эстетика, Религия Отдых
Фиолет – (Ян-ночное небо), Вишну, Кришна, Вакх, Лель	Idm	Творчество, хобби, игровая зависимость	Универсализм	Универсализм подсознания

Поскольку принцип комплементарной оппонентности можно соотносить с сущностными категориями, а в фундаменте сущности любого объекта или явления ряд исследователей усматривает гармонию [Шевелев И.Ш., Марутаев М.А., Шмелев И.П. Золотое сечение: три взгляда на природу гармонии. – М.: СИ, 1990. – С. 273], то справедливым было бы полагать и тот факт, что выявленная нами гармония противоречий планов АМИ/АМИГО является сущностным выразителем связи принципа комплементарности с теорией развития системы, т.е. с глубинной базой креативности человека.

Рассмотрим вопрос образов российской культуры. С этих позиций представим цветовые образы российской этнической культуры. Методологическим основанием для этого может служить основополагающий принцип хроматизма – принцип относительного детерминизма. К примеру, как отмечает Ю.П. Платонов [Платонов Ю.П. Этническая психология. – СПб: Речь, 2001. – С. 102], сравнение этнофоров и этнических групп проводится главным образом по степени выраженности у них тех или иных общих черт или признаков. Но чтобы сравнение было объективным, нужно учитывать относительность любых этнических характеристик. Так, в работах, посвященных русскому национальному характеру, часто называется, например, такое качество, как эмоциональная сдержанность. Но по сравнению с кем русские кажутся эмоционально сдержанными? По сравнению с итальянцами? Да. Но не по сравнению с финнами или эстонцами.

Утверждения, относящиеся к чертам национального характера и высказанные в абсолютной форме, без указания того, с кем сравнивается данная группа, неизбежно порождают путаницу. Поэтому ни черты характера, ни какие-либо иные психологические характеристики здесь не работают. Психика – идеальна и для ее изучения требуется адекватный инструментарий. Опыт показывал, что наиболее надежным инструментарием такого рода мог служить цвет, выполняющий функции идеального отображения материальных объектов.

Это подтверждается и данными В.Г. Кульпиной, согласно которым к основному признаку цветовых этнопредпочтений относятся цвета, проявляющиеся в романтических чувствах человека [Кульпина В.Г. Лингвистика цвета. – С. 89, 128, 135]: "Это цвет воды и неба, цвет глаз и цвет растений и других объектов, более всего волнующих человека и идеализируемых им". В качестве основных критериев выделения этноцвета В.Г. Кульпина отмечает также его способность выступать в качестве цветового определителя абстракций и обязательное присутствие в фольклорной традиции. Гипотеза В.Г. Кульпиной состоит в том, что определенные цветообозначения чрезвычайно важны для данного этноса, так как "в каждом языке есть свой этнически предпочтительный цвет, обладающий качеством доминантности и этноприоритетности".

Какого цвета Россия? Казалось бы, сегодня этот вопрос может показаться неуместным, странным и не имеющим особого смысла, как замечает В.Г. Кульпина. И все-таки Россия в фольклоре, в произведениях поэтов и писателей неоднократно наделяется цветом, или, строго говоря, конкретными хроматическими и, что для нас наиболее существенно, воспроизводимыми предикатами. К примеру, В.В. Похлебкин считает [Похлебкин В.В. Словарь международной символики и емблематики. – С. 392], что наиболее яркие и наиболее древние, коренные, символические представления у русского народа удержались вплоть до XIX века. Так, по его мнению, обстояло с символикой национального цвета, который у руссов с XI века однозначно обозначается как красный, что четко, наглядно прослеживается в языке и фольклоре. В самом деле, примеры, которые приводит В.В. Похлебкин, кажутся весьма убедительными. Словом 'красный' обозначается все лучшее, высококачественное (красный товар, красная рыба, красная дичь), все красивое, прекрасное, сильное (красна девица, красный молодец), все редкое, официально высокое, почетное (красный угол, красная площадь, красная печать, красное место, красная книга).

Однако именно в середине XIX века В.И. Даль отмечал: "Все народы Европы знают цвета, масти, краски свои – мы их не знаем, и путаем, подымая разноцветные флаги невпопад. Народного цвета у нас нет…". Именно эти разночтения заставляют нас обратиться к работам лингвистов и психолингвистов. Так, по данным В.Г. Кульпиной [Кульпина В.Г. Лингвистика цвета. – С. 195-197], красный цвет в русском языке идеализируется и поэтизируется как алый, аленький. Чаще же в русских песнях и стихах он сближается с цветом калины (пурпурно-красный) и малины (фиолетовато-пурпурный) а также рябины (оранжевый). К примеру, Марина Цветаева пишет: Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,// И все – равно, и все – едино.// Но если по дороге – куст // Встает, особенно – рябина.

Романтическое чувство, испытываемое в русскоязычном ареале к синему (голубому) цвету, отражаются и на особой частотности артефактов такого цвета в русской поэзии, в том числе и песенной. Ср. цветообозначение шара у Булата Окуджавы…а шарик – голубой с общеизвестной народной песней: Крутится, вертится шар голубой, // Крутится, вертится над головой… Об этом же говорит и синенький скромный платочек в одноименной народной песне, в которой поэтема 'синий платочек' получает развитие как синий цвет цветов и как цвет глаз: Мелькнет, как цветочек, // Синий платочек…; Ты принесла мне горсть незабудок // В шелковом синем платке…; Кудри в платочке // И два цветочка // Ласковых девичьих глаз.

В русском языке между синим и голубым цветами существует различие. Синий чаще оказывается стилистически нейтральным, а голубой – более эмоциональным, более экспрессивным и чаще используется для выражения нравственно высоких качеств. Так, голубой цвет "окрашивает" многие сущности – те, которые нам приятны: 'голубая мечта', 'голубой сон' ("и снятся вербам голубые сны…"); голубыми могут быть даже города, настроение, покой. Так у Есенина: Голубого покоя нити // Я учусь в мои кудри вплетать. В русском языке проявилась четкая мотивация, продиктованная данным этноцветом, глубоко закодированном в русском менталитете. Поэтому и наша планета предстает голубой у многих поэтов: В небесах торжественно и чудно! // Спит земля в сиянье голубом.

А.П. Василевич [Василевич А.П. Этимология цветонаименований как зеркало национально-культурного сознания // Наименования цвета. – С. 9-28] подчеркивает: "Как бы то ни было, русские должны были испытывать явную потребность в слове, называющем именно светло-синий оттенок". Ответом на этот вызов реальности и стали слова, выражающие голубые оттенки… доминирующими коннотативными признаками синего выступают "яркость", "сила", а у голубого – женственные "ласка", "нежность". Последнее, возможно, поддерживается его этимологической и деривационной связью с лексемами голубь, голубушка, приголубить и т.п. Быть может и для русских женщин справедливо удивительное замечание Ван Гога: "В красоте здешних женщин огромную роль играет цвет" [Ван Гог В. Письма, с.404 (сентябрь 1988)].

Наряду с "синим" и "голубым" терминами цвета, Россия может наделяться и эпитетом 'золотая'. Так, у Есенина: Звени, звени, златая Русь, // Волнуйся, неуемный ветер! Золотой может быть и столица России – Москва, например, у М. Лисянского: Дорогая моя столица! // Золотая моя Москва!. 'Золотой' переосмысливается здесь как 'дорогой сердцу', 'хороший'. Среди любимых и поэтизируемых в России цветов значимое место занимает красный и белый цвет: И красную девку // За тридевять морей …// На белу Русь увозит… На Руси "белый" обозначал, между прочим, вольный, независимый, благородный, праведный: "белая Русь", "белый царь", "белые крестьяне" – свободные от всех податей, "белая земля" – церковная земля, "белый свет" по В.И. Далю "вольный свет, открытый мир, свобода на все четыре стороны".

В то же время, согласно анализу В.Г. Кульпиной, в русском языке наличие примеров отрицательного отношения, например, к зеленому цвету показывает, что он не может являться в данном ареале этноцветом [Кульпина В.Г. Лингвистика цвета. – С. 123, 421]. Более того, в русской культуре имеет место отвержение, неприятие такого цвета глаз в качестве любимого цвета. Эффект отторжения этого этноцвета может внедряться и в сферу обобщающей лексики: например 'тоска зеленая'. Да и 'зелье' или 'зеленый змий' – это тоже скорее мужские предикаты, чем женские. В связи с целью работы обратим внимание на тот факт, что постоянный эпитет вина – 'зеленое', обсуждается многими исследователями и чаще всего считается заимствованным у славян [Завьялова М.В. Цветонаименования в литовском языке // Наименования цвета. – С. 219 ]. А ведь вино опьяняет (инактивирует) самосознание, которое уже становится субдоминантой интеллекта при подсознательной (в меру пития) или бессознательной (пития без меры) доминантой.

Итак, мы видим три пары предпочтительных цветов в русской языковой культуре. Причем по существу эти цвета являются дополнительными друг к другу в каждой паре (то есть при соединении образуют белый или серый цвет). Первая пара – это 'голубой-красный' (в частности, осветленный голубой как цвет российского северного неба – затемненный пурпурно-красный калины). Вторая пара – это 'синий–оранжевый' (рябины). И третья – 'золотой–фиолетовато-пурпурный' малины. Материнский белый цвет, как уже сказано, относится к этим цветовым парам как связующий их противоречивые смыслы. Можно сказать, что общим место является мысль о том, что материнство в аксиолого-семантической онтологии России занимает особое место. "Россия – это материнство" – лаконично формулирует мысль Н. Бердяев. Жесткая сцепка материнства с Родиной, с Россией говорит сама за себя. Святость материнства, кажется, пропитывает все поры русской культуры – не случайно образ Божьей матери для русского православного сознания едва ли не значимей образа самого Спасителя. О том, что явление это не общеевропейского порядка исследователи высказывались не раз. Так, Г. Гачев, исследуя национальные образы мира, указывает на то, что по архетипу "сладкая Франция" ("douce France") – возлюбленная, Англия – "веселая старушка" ("old merry England"), Германия – "отцова земля" ("Vater-land), и только Русь – матушка. Ибо и древнеславянская мифология с ее "Матерью-сырой землей" и другими женскими культами была связана и с культом рождением, и с плодородием, и собственно с материнством. [Гачев Г. Национальные образы мира. – М.:, 1995. Брандт Г.А. Материнство как социокультурный сценарий // Мужское и женское в культуре.-СПб., 2005. www.sofik-rgi.narod.ru].

Таким образом, в российском цветовом круге присутствуют все цвета, кроме зеленого ("цвета самосознания"), поскольку отсутствующий чисто-пурпурный, вообще говоря, может быть образован смешением его вышеуказанных оттенков. Иначе говоря, зеленый цвет в России мог бы играть существенную роль дополнения этноцветового круга до цельности и гомеостатической целесообразности белого цвета. И российская государственная символика оказалась тесно связанной с выбором этноцветов в государственном флаге, нередко трактуемых с позиций их метафизической семантики: белый – духовная чистота, синий – вера и красный – справедливость. Однако соединение синего и красного цветов давало бы пурпурный и не приводило бы к его равенству с белым, то есть к тому результату, который наблюдается в этноцветах для создания внутренней (душевной) гармонии.

Обратимся к определению Канта ("прекрасно то, что познается без посредства понятия") и быть может, поймем, почему в России 'тоску' называют "зеленой", а человек "зеленеет" от 'зависти'. Или, как гласит итальянская поговорка, "В зеленом пропадает самое прекрасное" [Gericke L., Schöne К. Das Phänomen Farbe, S. 132]. Все эти идиомы ("скука зеленая" и т.п.), вероятно, создаются творческим подсознанием, для которого любое проявление самосознания является скучным, "занудным" и не заслуживающим особого внимания из-за его очевидности для интеллекта. Сопоставление семантики Ид-плана (подсознания) и отмеченное отсутствие М-плана АМИ (сознания) позволяет полагать, что хроматические исследования русской культуры могут выявить корреляции между микропроявлениями 'серого' сублимата образной логики и "поведением" их носителей в социуме. А это, быть может, позволит выявить законы и собственно образной логики. С позиций хроматизма это может объясняться сугубой приземленностью возвышенного, идеального в рационально 'зеленом' самосознании человека. Об этом же пишет У. Бер: "в зеленом сильнее всего выражается мужское начало". С чем же может быть связано гендерное соотнесение зеленого цвета, т.е. именно с мужественным, а не с женственным началом?

Зеленый цвет доллара ввел мужчина, для которого до сих пор "нажива – цель жизни". Или как пишет Н. Гумилев: "Он садится под тенью пальмы, / Обернув лицо зеленой вуалью, / Ставит рядом с собой бутылку виски / И хлещет ленящихся рабов". В.В. Кандинский соотносит "пассивное зеленое" с самодовольностью буржуазии, с ее ограниченностью. В самом деле: карточный стол, как и столы банкиров, покрыты зеленым сукном. И там, и там нужно считать. И там, и там нужно осознавать свои действия. Быть может, зеленый – самосознание мужчин? Ведь женщины-банкиры, как и настоящие буржуа – исключение из правил, ибо любят тратить, но не копить. Зеленые цвета пиджаков "новых русских" лицезрела Россия начала 90-х годов. И все это может означать, что приходящая с новым сознанием власть утверждается в своем зеленом самосознании.

Это еще раз подтверждает тезис хроматизма о том, что в нормальных условиях жизни женщину не характеризует зеленый цвет одежд. В экстремальных же условиях (бизнес, творчество, политика, спорт и т.д.) этот цвет вполне может характеризовать и женщину. Собственно у женщин зеленый цвет ассоциируется с "мужественным" запахом и, в частности, с запахом дезодорантов для мужчин [Brémond É. L'intelligence de la couleur. – Р. 214]. А в поговорках повсеместно говорится, что если в свадебное убранство невесты входит хотя бы одна вещь зеленого цвета, это принесет ей несчастье [http://www.token.ru/163.shtml]. В самом деле, если в интеллекте женщины будет доминировать мужественное самосознание, то не будет ли это вести всю образующуюся систему к пребыванию в Е условиях существования? Быть может, поэтому и рождались такие поговорки?

Социальная мифология современного потребительского общества предоставила в поле восприятия человека гендерно структурированную информацию, которая, казалось бы, призвана уравновешивать социальный хаос [Ульяновский А.В. Мифодизайн: коммерческие и социальные мифы. – СПб: Питер, 2005. – С. 432]. Вместе с тем следует учесть обусловленность этого хаоса многими факторами. Во-первых, лавинообразное накопление информации приводит к невозможности ее адекватного усвоения на уровне общественного сознания, на основе которого, по существу, и базируется правосознание женщины. Во-вторых, возникает противоречие между реализацией индивидуальных свобод женщины как личности и экстремальными условиями существования общества, которые зачастую связаны с существенно возросшими рисками жизнедеятельности.

Непонимание этого, по-видимому, и привело к тому, что сегодня практически все средства масс-медиа представляют экстремальные условия существования женщины: здесь и поражающее воображение социальное расслоение общества в рекламе недвижимости (к примеру, если стоимость 1 кв.м. превышает годовую зарплату, то вряд ли будет адекватным и восприятие женщиной такой рекламы), и рекламная деятельность по внедрению в массовое сознание скрываемых ранее женщиной "низовых" элементов культуры (прокладки, дезодоранты и т.п. – вплоть до инвектив). Все это не может не вести к сущностным изменениям женской ментальности, которую сегодня мы, и наблюдаем. И не только ментальности, ибо с сер. ХХ в. реклама дезодорантов и др. привела партнеров к чуждым их телу запахам… Брак лишился естественно базовой основы феромонового уровня коммуникации и семья превратилась в когнитивное образование на основе договора, а не любви. И, наконец, в-третьих, если мы вспомним о женственном единстве души и тела, то становится очевидным и тот факт, что дионисийские тенденции современной культуры вступают в резкое противоречие с ипостатической потребностью женщины в рождении ребенка.

В последнее время прессой все чаще упоминается "исламизация России". При этом оговаривается, что христианская Церковь оказалась не готова к вызову ислама, что необходимо давать чёткий, богословски аргументированный, интеллектуальный ответ со стороны Церкви вызовам ислама. Мусульманская антихристианская полемика должна встречать не молчание, а блестящую апологетику [Максимов Ю.В. Почему из христианства переходят в ислам? http://www.um-islam.nm.ru/whyislam.htm 12.12.2010. Ахунов А. Почему русские принимают ислам? // НГ-Религии. – № 8. – № 79. – 25 апреля 2001]. Но как мы видим, такой апологетики не было, нет и не может быть. Ибо нет у нас адекватной теории ни в богословии, ни в науке. Ибо до хроматизма не существовало информационных моделей ни человека, ни религии, ни культуры. И здесь, в частности, мы можем смело полагать, что при ясном представлении человеком самого себя и/или своего Я и Я-другого и мужчины, и женщины будут понимать, что ислам и христианство это две различные культурологические конфигурации, каждая из которых 'перевернута' относительно другой. И, быть может, именно их взаимодополняющая оппонентность и поможет нам приобрести, наконец-то и самосознание, и правосознание обеих культур в их единстве.

Понимание таких фактов и формирования терпимости, толерантности и, в конце концов, согласия между представителями разных культур должно стать главнейшей целью человечества в XXI столетии. Пока же проблема понимания "другого" остается, к сожалению, не решенной. Что и позволило президенту Международной федерации философских обществ Миро Кессади заметить: "Наибольшим недостатком современного человечества является неумение слушать и понимать "не свое", терпимо относиться к чужому и, наоборот, умение со странным упрямством превращать чужое во враждебное" [Цит. по: Матвеева Л.Л. О взаимопонимании между культурами: способны ли мы понять "дальнего" // Международные организации в России и проблемы культурной интеграции. – СПб: РГО, 2007. – Т.1. – С. 117].

Как же нам слушать и понимать не свое, если мы даже свое не понимаем? Или найдется на Земле хоть один человек, который познал себя? Или психологи создали общепринятую модель "человека", как и плебсологи создают соответствующую модель народа (народов)? Или хоть кто-нибудь может объяснить, чем мужская логика/психика отличается от женской? Нет, нет, и нет. Нет у нас ни теории, ни даже модели ни "человека", – ни женщины, ни мужчины... Значит, так и будем "превращать чужое во враждебное"? НЕТ! Ибо для элиминации этого и создавалась теория/методология хроматизма, – чтобы на документальной основе объяснить себе, кто мы такие, зачем мы, куда мы идем… Именно впитав в себя все – без исключения – каноны мировых религий, можно будет говорит и о единых ценностных представлениях человечества.

Наум Михайлович Сирота,

Санкт-Петербургский институт

внешнеэкономических связей,

экономики и права(г. Санкт-Петербург)

sirotanm@mail.ru