Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
О российской мафии без сенсаций.rtf
Скачиваний:
40
Добавлен:
15.09.2017
Размер:
1.37 Mб
Скачать

Семена ненависти

В контексте чеченской проблемы, безусловно, с особой остротой встают ключевые вопросы сохранения единства государства, способность контролировать политическую ситуацию в стране, противодействие антигосударственным силам. Право наций на самоопределение ничуть не важнее права и обязанности государства обеспечивать безопасность граждан, сохранять свою территориальную целостность. А Чечня в течение последних десяти лет опережала криминалитет России и на самом деле была одним из опасных гнезд произвола, беззакония и преступности.

Во многих странах, как свидетельствует история, подобные ситуации вызывали откровенную силовую реакцию государства. Более столетия назад в США, как известно, попытка некоторых штатов выделиться в независимую конфедерацию была воспринята центром как мятеж. Четырехлетняя война опустошила полстраны, разрушила цветущие города, унесла десятки тысяч жизней. Но даже этот исторический пример, наиболее часто используемый сторонниками силового решения чеченской проблемы, требует пояснения. Для современников той войны и их потомков оправданием служило все‑таки не сохранение целостности Соединенных Штатов, а то, что пресечение сепаратизма сломило сопротивление рабовладельцев и привело к отмене рабства в Америке. Кроме того, борьба с сепаратизмом совпала тогда с движением общества за демократию и социальный прогресс в целом.

Первый пробный российский вариант подавления сепаратизма в Чечне, как мы видим, ничего общего с этим не имел. С американским опытом его роднят разве что кровь, разруха, страдания огромного числа ни в чем неповинных людей. На рубеже нового тысячелетия такое варварское насилие сродни тому, как если бы операцию на мозге делали не скальпелем, а топором.

Горечь чеченской трагедии, помимо всех несчастий гражданской войны, еще и в том, что эта война отбросила Россию назад, поставила под угрозу весь процесс зарождения и укрепления демократии, становления правового государства. Боевые действия в Чечне стимулировали развитие авторитарных тенденций в российском обществе, укрепили силы, стремящиеся превратить президентский авторитаризм в полностью авторитарный режим личной власти. Стало реальным сползание страны к неототалитарным методам правления.

Вместе с тем новейшие чеченские войны, с их жестокостью и насилием, обострили массовое недовольство, активизировали настроения ненависти и злобы в обществе. Не говоря уже о том, что сама эта кровавая бойня невольно стала школой терроризма, который уже заявил о себе в полную силу, осложнив и без того криминогенную обстановку в стране. Те, кто привык убивать, а тем более – проливать кровь беззащитных и грабить их, уйдя из Республики, превращенной для многих жителей в ад, вряд ли смогут избавиться от приобретенного ими инстинкта насилия и тяги к безнаказанному произволу.

Что может быть опаснее ненависти, разъедающей как яд сердца воюющих с обеих сторон… Бациллы ненависти к чеченцам солдаты федеральных войск увозили из Чечни и распространяли их по России. Но такие же бациллы передались и чеченцам, и их детям – свидетелям и жертвам бесчинств, творимых не только бандитами чеченской национальности, но и казаками из батальона им. Ермолова, а также людьми с погонами на плечах и косынками на головах. Семена ненависти уже посеяны на немалой части России и дали свои ядовитые всходы. Каждый второй опрошенный русский студент считает неприемлемым брак с представителем другой национальности. А 40 % категорически утверждают: «Россия – для русских».

«Синдром чеченофобии» проявлялся каждый раз после террористических взрывов 1999 г. сначала в Буйнакске, а затем в Москве и Волгодонске, болью отозвавшихся в сердце каждого нормального человека в нашей стране. Несмотря на то что устроители взрывов так и не были установлены и осуждены, волна негодования была обрушена прежде всего на чеченцев. Ненависть слепа, поэтому ее легко водить «за руку». Если после первой войны за военные действия для защиты интересов русскоязычного населения ратовали 10 % опрошенных, то в конце 1999 г. их было уже 70 %.

Несколько лет назад у нас заговорили об «афганском синдроме». Мы задались вопросом: «Как будут чувствовать себя в мирной жизни люди, прошедшие этот ад? Смогут ли солдаты, вернувшись домой, понять, что они уже не на войне?» Увы, мы не помогли им в этом. По информации специалистов, около 70 % парней, прошедших школу «Афгана», ныне пополнили криминальные структуры. Может, несколько преувеличено? А посчитайте, сколько «афганцев» воевало по контракту в Чечне…

Очевиден уже и «чеченский синдром». «Чечня, – говорят участники конфликта, – похлеще “Афгана”». Тут многое по‑другому. Если там была чужая земля, чужой народ, то здесь свои убивают своих соотечественников – и не на чужой земле.

Молоденький российский солдат, потерявший в бою товарища, говорит, что он теперь будет мстить за него. То же самое говорили мне раненые, лечившиеся в одном из московских госпиталей. Мстить сейчас? Или мстить и тогда, когда демобилизуется, уйдет на «гражданку» по окончании срока контракта? А одиннадцатилетний чеченский мальчик ровным голосом рассказывает тележурналистам, как подразделения МВД брали его родное село Самашки. Вместе с младшим братом они были дома, когда к ним вошли пьяные солдаты. На глазах детей они застрелили отца и мать. Закончив рассказ, мальчик помолчал какое‑то мгновение и твердо сказал: «Я отомщу…»

Что могло ждать общество от таких настроений? Какое будущее ждало чеченских детей, а точнее детей всех народов сожженной войной Чечни? Можно ли растопить этот страшный айсберг ненависти в их душах и как донести до них ту истину, что они лишились детства, лишились родителей, братьев, сестер и других близких им людей не по вине русского или чеченского народов? Никто из тех, кто должен был ответить на эти вопросы, не ответил на них вовремя.

В России и ее столице на произвол, чинимый немалым числом офицеров, низших чинов и солдат федеральных войск в Чечне, смотрели «сквозь пальцы», хотя по жестокости и цинизму при грабежах граждан эти военные нередко превосходили местных бандитов. Есть тысячи свидетельств мародерства и насилия военнослужащих по отношению к мирным жителям. Тогда еще генерал‑майор юстиции Юрий Яковлев утверждал, что следователями военной прокуратуры в Грозном во время первой войны было принято к производству около 800 уголовных дел, заведенных на военнослужащих федеральных войск в Чечне. Из них 150 направлено в военный суд, 65 прекращено по амнистии в связи с 50‑летием Победы, 120 направлено для дальнейшего расследования в различные военные и территориальные прокуратуры. По остальным ведется следственная работа. На особом контроле прокуратуры находилось 38 уголовных дел о преступлениях против местного населения. Это дела об убийствах, о причинении тяжкого вреда здоровью, об автотранспортных преступлениях с гибелью людей, об изнасилованиях и др.237Но специалисты, а главное – сами жертвы утверждают, что это ничтожно малая часть в действительности совершенных преступлений. Большинство же их было укрыто. Многие командиры воинских подразделений, а нередко и сами следственные органы не заинтересованы в выяснении истины. Ибо на войне как на войне: прав тот, кто с оружием и кто остался жив.

Сокрытие истинного положения дел с ведением боевых действий в Чечне устраивало руководителей некоторых российских ведомств. Как рассказал мне возглавлявший одно время правительство национального возрождения С. Хаджиев, который не в пример нынешним руководителям и на словах, и на деле пытался остановить этот беспредел, бывший министр внутренних дел РФ В. Ерин даже и слышать не хотел о творимых преступлениях. Он, что называется, с порога, отметал все аргументы и доводы чеченской стороны. «Заводите уголовные дела, – отвечал он, – проводите расследование, а потом будем разговаривать…», как будто Хаджиев и возглавляемое им правительство было наделено этими функциями или располагало возможностями.

«Обкатка» военнослужащих на жестокость, как будто официально не поддерживается, но и борьба с ней не ведется. Так появилась в свое время уже упоминавшаяся выше брошюра «Криминальный режим», смысл которой сводился фактически к одному: «хороший чеченец – мертвый чеченец». Ее авторы и составители не скрывали на пресс‑конференции, что брошюра предназначена в основном для солдат, воюющих в Чечне. И надо ли после этого задаваться вопросом, почему так называемые фильтрационные пункты были переполнены первыми попавшимися и ни в чем не повинными чеченцами в возрасте от 16 до 50 лет? Вырвавшиеся оттуда люди утверждали, что там их постоянно унижали, избивали до полусмерти, там убивают и калечат. А кому потом удалось выжить, при случае могли обменять. Омоновцы их так и называли: «материал для бартера».

Жестокость федеральных войск (не говоря о всех офицерах и солдатах) в Чечне оказалось способной превратить месть в основной смысл жизни подрастающего поколения горцев, вызвать затяжную национальную рознь, глубокое межнациональное противостояние, которое стало поставщиком «человеческого материала» для организованного международными террористическими организациями вторжения боевиков в Дагестан летом 1999 г. Грубая сила как всегда оказалась не способной устранить конфликт, а только загнала его на время вглубь – до новой вспышки.

В первом издании этой книги, которое вышло в свет в 1996 г., можно найти такие слова: «Коварство “чеченского капкана”, в котором по своей воле оказались федеральные власти. Россия стала в какой‑то мере заложником “усмиренной” Чечни. Если сторонники суверенного государства начнут активно прибегать к диверсиям и террору за пределами республики, то в любом регионе страны возможно повторение трагедии Буденовска, Первомайска или даже Грозного». Поверьте, мне вовсе не хотелось тогда выступать в роли пророка. Для меня было совершенно очевидным, что ящик Пандоры вот‑вот откроется и миллионы россиян будут бояться не дожить до следующего дня.

Похоже, что режиссер (или коллективный автор), навязавший тогда Президенту и Совету Безопасности РФ кровавый сценарий решения чеченской проблемы, еще не угомонился, не удовлетворил свои садистские потребности.

На фоне второй Чеченской войны кампания по внушению гражданам России и международному общественному мнению мифа о генетической предрасположенности чеченцев (независимо от пола, возраста, образования, культуры, места рождения и среды обитания) к преступлениям достигла своего пика. В круговерть были вовлечены многие средства массовой информации. В этих шовинистических шоу принимал участие ряд государственных мужей, представляющих исполнительную, в том числе военную и правоохранительную власть.

У чеченского народа есть обычай, согласно которому входящий в дом обязан снять обувь. Горцы уважительно относятся к своему жилищу. Для чеченца домашний очаг сродни святому месту – мечети.

А инициаторы той бойни вторглись в эту святыню в солдатских сапожищах и действовали как слон в посудной лавке, поправ солдатскими руками честь, достоинство, гордость и стремление к свободе третьего по численности в России народа.

Ответную реакцию нетрудно было предугадать. Критическая масса ненависти к бездумным разрушительным действиям федеральных войсковых подразделений и к тогдашнему Правительству Республики накапливалась со времени начала конфликта и взорвалась в Грозном в августе 1996 г. Именно с этого момента война в Чечне для многих местных жителей перешла в разряд отечественной.

К основному мотиву борьбы с «оккупационным режимом» мобилизующему многих чеченцев от мала до велика, к борьбе за свободу и независимость добавился новый движущий фактор – месть за убитых соплеменников, за разрушенные города и села, за втоптанную в грязь судьбу.

Души многих чеченцев, как многострадальная земля Чечни кровью, наполнились ненавистью к «федералам». Потерявшим родных, близких, кров, ничего не оставалось, как взять в руки оружие и исступленно, до последнего вздоха, защищать свою Родину. Не за единую и неделимую Россию воевали тогда федеральные солдаты и офицеры. Их действия так же основывались на мести. Месть за убитых друзей, командиров, за безразличие к их судьбам со стороны высших государственных чинов, по вине которых они стали профессиональными кочевниками, не имеющими ни кола, ни двора.

Сейчас очень трудно ответить на вопрос, переросла ли тогда ненависть к российским солдатам и офицерам у чеченцев под влиянием варварской бойни в ненависть к русским. Об этом надо спросить 200 000 тех, кого вторая война заставила покинуть свои дома. И, может быть, не сегодня. Чеченский геноцид не мог оставить в стороне соседние кавказские народы, чьи судьбы, вера и обычаи тесно переплетены между собой. Тревожная затаенность жителей соседних республик – верный признак того, что зреет конфликт, от которого может запылать Кавказ сплошной зоной огня, гнева и ненависти.