Глава 11. Вайнахская трагедия «Мафиозная война»

Первая постсоветская война в Чечне, начатая в ноябре 1994 г. как «полицейская операция» против «бандформирований» в целях наведения конституционного порядка и обещанная ее инициаторами поначалу как своеобразный «блицкриг», превратилась в затяжное бессмысленное кровопролитие, принесла неисчислимые беды и разрушения. Более того, она стала прологом второй войны.

Первая война – непостижимая в своей нелепой, тупой жестокости кровавая бойня на чеченской земле породила множество вопросов.

Едва ли не самый главный из них: почему в течение долгого времени, – начиная с 1991 г. российские власти и в том числе правоохранительные органы не занимались серьезно решением чеченской проблемы?

Гипотетических вопросов‑ответов может быть несколько.

Ошибочно признали суверенитет Чечни? Нет, не признали!

Пытались не замечать Дудаева? Возможно. Но почему в таком случае власти с необъяснимым цинизмом решили не замечать и полуторамиллионное население Республики?

Азбучная истина политологии гласит: субъектом Федерации выступает не территория или общественно‑политический лидер, а народ. О нем‑то и «забыли» напрочь прежние российские власти.

В истории с Чечней они не получили общественной поддержки потому, что, во‑первых, и не пытались заручиться ею, во‑вторых, – даже не объяснили толком обществу, «за что воюем», в‑третьих, – и это, пожалуй, главное – задолго до начала военной операции лишились общественного доверия, которое многократно обманывали в давнем и недавнем прошлом²²².

Первая Чеченская война обострила и без того конфликтогенную экономическую общественно‑политическую обстановку в России, переведя фактор народного недоверия к руководству страны в плоскость персональной ответственности за развязывание кровавой бойни с народом на ее территории.

Согласно исследованиям социологического центра РОМИР, проведенным в феврале 1995 г., 59 % опрошенных возлагали ответственность за войну в Чечне на Бориса Ельцина, 30 % – на Джохара Дудаева, 16 % – на Павла Грачева и лишь 4 % – на Правительство России²²³. По итогам опроса в марте 1995 г. военных экспертов, среди которых 10 докторов и 36 кандидатов наук, политику федеральных властей в Чечне не поддержали два из каждых трех респондентов, и лишь 5 % затруднились ответить на вопрос. Из числа опрошенных 35 % военных экспертов сочли «крайне неэффективными» и еще 20 % – «неэффективными» действия российских войск в Чечне, а еще 22,5 % и вовсе расценили их как «равносильные поражению». В то же время «эффективной» назвали чеченскую военную операцию всего 2,5 % опрошенных²²⁴.

Но при всеобщем осуждении федеральные власти с беспощадным упорством много месяцев продолжали бомбить мирные города и аулы, утюжить бронетехникой вайнахскую землю, обильно поливая ее кровью. Зачем?

Неужели по поговорке – сила есть…

Аналитики, рассматривая причины и истоки нынешней чеченской войны, зачастую выдвигали общеизвестные аргументы: борьба с сепаратизмом и преступностью. Реже упоминалось геополитическое расположение Чечни и почти не назывались экономические причины, такие, как разработка нефтяных месторождений, строительство нефтепровода от Каспийского моря до Новороссийска. Между тем серьезность этих факторов была ясна еще в 1991 г.

Экономист С. Колчин²²⁵выдвинул предложение о том, что первая война в Чечне началась исключительно из‑за того, что Россия не захотела терять богатый нефтью регион. Нефтяной фактор, безусловно, играл и продолжает играть важную роль в чеченских событиях, но все здесь отнюдь не так просто. Промышленные запасы нефти в Чечне составляют 50–60 млн т, а объем нефтедобычи, достигнув пика (9 млн т) в 1965 г., с тех пор неуклонно снижается. В довоенном 1994 г. было добыто лишь 1,2 млн т нефти (0,4 % общероссийской добычи). Примерно такая же картина была и в нефтепереработке.

Более существенна роль Чечни с точки зрения транспортировки нефти. Не секрет, что сейчас ведется активная борьба за выбор маршрута транспортировки азербайджанской нефти, которая получила новое развитие после саммита в Стамбуле в ноябре 1999 г. Здесь столкнулись интересы России, Грузии, Турции и других стран. Российский маршрут существенно дешевле, но проходит через регион конфликта. Многое говорит о том, что скрытая поддержка Турцией боевиков связана с желанием закрыть этот маршрут, переключив азербайджанскую нефть на транзит через Грузию и Турцию. Выигрыш обеих стран в этом случае оценивается в 1,5 млрд долл. в год.

В самом же хитросплетении проблем войны и нефти в Чечне немало темных пятен. Так и остался без ответа вопрос: почему уже при Дудаеве в Республику для переработки поступала российская нефть, хотя очевидно, что законная налоговая и в том числе таможенная дань обратно не поступала? С другой стороны, дудаевцы, неоднократно угрожавшие взорвать и сжечь скважины и нефтеперерабатывающие заводы в случае вторжения российских войск, на деле обошлись с ними достаточно бережно. Серьезные пожары на Грозненском нефтеперерабатывающем комплексе произошли лишь в феврале 1996 г. после налета боевиков на город.

По оценкам специалистов, нефтяной шельф Каспия вполне соизмерим с запасами нефти Северного моря и Аляски на момент начала их эксплуатации. Кроме того, не в пример оскудевающим зарубежным нефтеисточникам, каспийская нефть легкодоступна и пригодна для переработки ее в высокооктановый бензин.

И в этом смысле нефть Северного Кавказа представляет собой мощный резервуар жидкого топлива под стать Персидскому заливу. Заполучить Каспийский нефтяной шельф весьма заинтересована Западная Европа, испытывающая энергетический кризис, прогрессирующий по мере оскудения собственных источников. Александр Лебедь, комментируя события первой Чеченской войны, неоднократно подчеркивал: «Посмотрите на географию терактов – Кизляр и Буденовск – точки прохождения нефтепровода. Это согласуется с версией “турецкого следа”». Однако для всех осталось загадкой быстрое свертывание С. Радуевым своего налета на Кизляр. Обычно ссылаются на некие кавказские обычаи, которые он нарушил, вторгнувшись в Дагестан. Есть и другая версия: Радуев затронул сферу влияния некоей мафиозной структуры, связанной с нефтью, отвечавшей за безопасность данной территории, и угроза ее возмездия оказалась для него страшнее федеральных войск и убедительнее просьб местных старейшин.

Так или иначе, в Чеченской войне неизбежно присутствует нефтяной фактор. Так что в сценарии развязывания и продолжения Чеченской войны с целью вытеснения России с Северного Кавказа и нефтеносного Каспия есть жесткая логика цепкой на легкую добычу международной мафии. Момент выбран подходящий – Россия, ослабленная экономически, «завязла» во внутриполитических противоречиях, этнических конфликтах, отчасти инициируемых параличом воли российского руководства. Азбучная истина политологии гласит – при анализе конфликта нужно постараться ответить на вопрос «А кому это выгодно?» И поэтому допускаю, что развязывание войны в Чечне во многом объясняется не столько необходимостью защиты конституционного порядка, сколько личными, корыстными интересами и амбициями людей, участвующих в принятии ответственных решений.

Тогдашний член президентского совета, руководитель рабочей группы по национальным вопросам Эмиль Панин не без оснований считал, что военное решение чеченского конфликта было трагической ошибкой. Более того, знаю, что ряд близких Президенту людей с самого начала не поддерживали эту авантюру. Но «великие специалисты» по национальным вопросам и некоторые «силовики» сумели убедить главу государства в том, что это единственное верное и почти бескровное решение проблемы. Какие мотивы двигали этими людьми при затягивании России в полный драматизма чеченский конфликт? Какая наживка тянула их в капкан? А может быть, их действиями управляли опытные кукловоды из‑за теплых морей и далекого океана?