§ 13. Психология юриста

юриста равноправно становится в один ряд с разработанными Шпран-гером «формами жизни». Но справедливость, следуя Шпрангеру, име­ет решающее значение для «душевной структуры» юриста в двояком смысле: как идеальная и как позитивная справедливость, то есть как правовая стабильность.

Справедливость и правовая стабильность характеризуют различные и даже противоположные стороны юридического мышления. Спра­ведливость формирует надпозитивистское (uberpositive) и прогрессив­ное, а правовая стабильность - позитивистскую и консервативную правовые позиции. Право в смысле порядка противостоит справед­ливости. «Правовой человек» как неспециалист больше ориентирует­ся на справедливость, а как профессиональный юрист - на правовую стабильность. Соответственно, по Шпрангеру, первый скорее «право­вой идеалист», второй - «правовой формалист», или, если не прибе­гать к ценностным суждениям, - «правовой реалист». Именно поэтому можно сказать, что правовое чувство неспециалиста и профессиональ­ного юриста следует оценивать по-разному: критерием правового чувства профессионального юриста служит то, насколько трудно ему примириться с несправедливостью действующего права; правовое чувство неспециалиста проверяется выяснением того, способен ли он примириться с несправедливостью действующего законодателя в ин­тересах правовой стабильности.

Если мы хотим образно представить себе эти две формы жизни «пра­вового человека», то, с одной стороны, можно было бы вспомнить Шиллера, который призывает³дотянуться рукой до неба и достать на­ходящиеся там неотъемлемые и неотчуждаемые права (и при этом восхваляет благословенный священный порядок), а с другой - Гете'⁹⁷', который скорее смирился бы с несправедливостью, чем с отсутствием порядка (но при этом жаловался, что о правах, с которыми мы рожда­емся, речь, к сожалению, не шла бы).

Обе правовые структуры, если они не способны к взаимопроникнове­нию, ведут к вырождению. С одной стороны, стоит добропорядочный обыватель, которого в его ипостаси госслужащего называют бюрокра­том и которого нам представляет Гете в его буржуазном облике во вре-

⁹⁷¹ О высказываниях Гете по поводу «Справедливость - порядок» см Trentin, La cnse du droit et de L'Etat, 1935, S 274 f

Призыв Локка к Небесам, (appeal to the Heaven) (см. del Vecchio, Giustizia, 2Ed., 1924, S. 73).

115

Философия права

мя пасхальной прогулки. С другой стороны, романтичный поборник справедливости^т>. Справедливость, как было показано, - абстрактная категория, которую можно наполнить любым содержанием. Так что злоупотребление бесцельной справедливостью может и чудовищу придать идеальный вид (Робеспьер). Справедливость - «полярная», обоюдоострая ценность. С ней следует обращаться довольно жестко, чтобы добиться ее применения в соответствии с ее сутью. Справедли­вость, которая не побеждается постоянно любовью, превращается в несправедливость, подобно тому как милость оборачивается слабо­стью, если она со своей стороны постоянно не побеждается справедливо­стью. Справедливость без любви вырождается в «самосправедливость», или справедливость ради себя самой, и, как следствие, вытесненные жизненные силы рано или поздно жестоко отомстят ей. Шекспир в пьесе «Мера за меру» дал в образе наместника Анжело метафориче­ское изображение ревностного поборника права, скатившегося в без­дну справедливости ради справедливости и несправедливости, бунта вытесненных и одичавших желаний против справедливой для самой себя нормы.

Правовая стабильность, подобно справедливости, таит в себе даже больше опасности, поскольку в той же мере требует человека и жизнь соизмерять их понятиями. Понятие характеризуется в отношении по­стоянства потока жизни как дискретное, а в отношении конкретных жизненных явлений как общее. Не впадая в парадокс, можно сказать, что в принципе не существует прерывности потока жизни, особенно­сти отдельных действий, а существует лишь неменяющийся человек во всей его полноте и целостности или, вернее, вечно текущая полно­та его жизни. Жизнь и человек состоят не из отдельных действий, как и море не состоит из отдельных волн. Они представляют собой общ­ности, совокупности отдельных элементов взаимно переходящих друг в друга движений одного нераздельного целого. И, может быть, наи­более болезненным шоком для людей, попавших под бездушные жер­нова права, является то, что они вынуждены в бессильном отчаянии мириться с искажением реальности, порождаемым картиной одного отдельно взятого конкретного деяния на фоне общей картины одной отдельно взятой конкретной жизни, из которой это деяние насиль­ственным образом вырвано. И объясняется такое искажение тем, что данное деяние в своей единичности и вся жизнь, из которой оно вых-

^т) О правовом фанатизме как о «неистовстве пустой абстракции» (raised raisonnante, по Тэну) см. Curt Geyer. Der Radikalismus, 1923, S. 96. -Наиболее благоприятная схема для политического радикализма!

116