3. Н.А. Заболоцкий. Краткий очерк жизни и творчества.

Стихотворения: Вечер на Оке. "Где-то в поле возле Магадана..." Гроза идет. Завещание. Лебедь в зоопарке. Лицо коня. Меркнут знаки Зодиака. Не позволяй душе лениться. Некрасивая девочка. Ночь в Пасанаури. О красоте человеческих лиц. Портрет. Последняя любовь (“Задрожала машина и стала...”)Признание. Прохожий. Сентябрь. Сквозь волшебный прибор Левенгука. Читая стихи."Я не ищу гармонии в природе..."(3 по выбору, чтение и анализ))

Репрессии сталинского периода поделили на две половины многие судьбы. Тот, кто был в момент ареста наивным юношей, попадал домой седовласым измученным стариком. Писатели, уцелевшие в котле ГУЛАГа, возвращались в литературу, – но совсем не такими, какими были до тюрем, лагерей и ссылок.

Одно из самых удивительных превращений совершилось с Николаем Алексеевичем Заболоцким (1903–1958). До ареста в 1938 он был известным поэтом. Приехав в Петроград в начале 1920-х, Заболоцкий получил филологическое образование в Педагогическом институте и примкнул к группе писателей, именовавшей себя ОБЭРИУ – объединение реального искусства. Они отвергали устаревшие, на их взгляд, рамки традиционного реализма, а «реальным» объявляли искусство, не ограниченное ни правилами хорошего тона, ни принципом понятности текста. Друзьями Заболоцкого стали Д. Хармс, А. Введенский. Все они тяготели к искусству абсурда, их произведения были полны гротеска и мрачного юмора. Произведения обэриутов (за исключением детских стихов и рассказов) с трудом пробивались в печать и подвергались суровой критике. На общем фоне судьба первой книги Заболоцкого – поэтического сборника «Столбцы» (1929) – относительно благополучна. Но уже в 1933 его поэма «Торжество земледелия» была объявлена чуждой советской литературе. Поэта обвиняли в формализме – забвении содержания ради оригинальной формы.

В 1937 вышла его «Вторая книга», а вскоре последовал арест и годы лагерей. С 1945 поэт жил на поселении в Караганде. Получив относительную свободу, он сразу же вернулся к литературной работе и завершил начатое до ареста поэтическое переложение «Слова о полку Игореве». Этот перевод древнерусского памятника по сей день считается одним из классических. Через некоторое время Заболоцкому было разрешено приехать в Москву; он был восстановлен в Союзе советских писателей. В стихотворениях 1940–50-х почти невозможно угадать интонации прежнего, молодого Заболоцкого. Теперь его тексты стали, напротив, образцом ясности. Подробны и точны, как великолепные фотографии, его пейзажи, понятны и последовательны рассуждения.

В конце жизни он был вдохновлен оттепелью, счастлив избавиться от многолетнего страха повторного ареста. Жизненным принципом Заболоцкого ещё в начале творчества становится сказанное в тех же письмах: «Вера и упорство. Труд и честность». За несколько лет до появления произведений А. Солженицына и других авторов Заболоцкий прямо обратился к запретной лагерной теме, создав своеобразную, перекликающуюся с народными песнями и плачами балладу «Где-то в поле возле Магадана» (1956). В стихах Заболоцкого последних лет заметна большая лирическая «раскованность». Порой в них запечатлен даже оригинальный и откровенно драматический автопортрет («Воспоминание»). И все это органически сочетается с утонченной живописностью и гармонической звукописью («КоЛебЛя на Лоне заЛИва ЛИЛОвые тени берез») и впечатляющим пластическим образом лебеди: «вся она как изваянье приподнятой к небу волны». Он по праву вошел в число лучших русских поэтов XX в., дав оригинальное творческое истолкование взаимоотношений природы и человека, который открывает в ней все новые соответствия своему внутреннему миру.