249 *. В. Я. Брюсову

  

15 января 1907

Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич!

   Я был очень тронут Вашим вниманием и спешу поблагодарить Вас за присылку Вами новой книги "Земная ось"¹.

   Предвкушаю большое наслаждение прочесть ее.

   Оказанным вниманием Вы напомнили мне мою оплошность, которую я постараюсь исправить.

   Простите великодушно за задержку Вашей книги "Le roi Bombax".

   С осени прошлого года я пытался найти свободный час времени, чтобы завезти Вам ее на квартиру и лично передать ее Вам... До сих пор не нашел этого часа и теперь очень сконфужен происшедшей неловкостью.

   Простите.

   Забыл поблагодарить Вас за хорошую надпись на Вашей книге. Я буду гордиться этим автографом.

   Крепко жму Вашу руку.

Душевно преданный и уважающий Вас

К. Алексеев

   1907. 15. I.

   Москва.

250*. Н. А. Попову

  

   15. I. 907

15 января 1907

Москва

Дорогой Николай Александрович!

   Насчет Урванцева сообщу на днях, а пока умоляю под большим секретом сообщить Ваше мнение об Уралове¹.

   С ним могут начаться переговоры. Как Ваш совет: брать его или нет. Говорят, он пьет.

   Запоем или нет?

   Каков он во хмелю?

   Может ли случиться, что он придет на спектакль в нехорошем виде?

   Быть может, он любит спаивать и других; у нас есть в труппе слабые люди.

   Знаю, что Вы сейчас заняты ликвидацией ². Простите, что беспокою Вас в такое время.

   Спасибо за милое письмо. Отвечу после "Драмы жизни", которая сейчас усиленно репетируется.

Ваш К. Алексеев

  

251*. В. В. Лужскому

  

Январь (после 20-го) 1907

Москва

Дорогой Василий Васильевич!

   Спасибо за добрые пожелания. Здоровье поправляется туго, отчаянная слабость. Делаю все, чтоб скорее поправиться.

   Поступок Назарова по отношению к театру, к артистам и режиссерам -- совсем для меня необъясним¹.

   Подумайте. Вы, положим, написали пьесу. Приходит человек, якобы расположенный к Вам, и просит переписать пьесу, с тем чтобы первые два экземпляра поступили к Вам (не даром, а за плату). Вдруг Вы узнаете, что Ваша пьеса поступила в печать и продается без Вашей корректуры. Вы покупаете книгу, уже напечатанную, и, о ужас, видите свое произведение в ужасном, изуродованном и испошленном виде. Книга уже распродана, и нет возможности вернуть ее обратно. Художественное произведение поступает в публику в антихудожественном виде.

   И после этого непристойного поступка Вам не только не выражают извинения или сожаления, но прегрубо удивляются Вашему недовольству.

   Когда все это прошло, к Вам вторично приходят с почтительной просьбой -- ввиду произведенных затрат и тяжелого материального положения повторить ту же неприличную эксплуатацию, и просят это сделать немедленно, несмотря на болезнь.

   Другими словами, Назаров насмеялся над нашими художественными ценностями в "Трех сестрах". Теперь он делает то же с "Горем от ума".

   Неужели я должен помогать ему наживать деньги уродованием наших общих созданий?

   Неужели Георгий Сергеевич сочувствует этому? ²

   Не могу, это свыше сил!

   До тех пор, пока мне не доставят (за деньги) две полные коллекции (для архива) "Трех сестер" -- готовые, "Горе от ума" (в полном составе); до тех пор, пока не представят снимков для утверждения режиссеров -- для дальнейшего права печатания их, я не могу иметь никакого дела с Назаровым.

   Когда это будет сделано, я обещаюсь при первой возможности сняться в Фамусове, но не как-нибудь и где-нибудь, а в подходящем месте и в соответствующей обстановке. И тут мне придется просить какую-нибудь гарантию, так как теперь я уже не верю тому, что Назаров отнесется с почтением к той художественной работе, которой я посвятил жизнь. Всякий выпуск в свет карточек "Горя от ума" без разрешения и подписи моей как режиссера я буду считать после инцидента с "Тремя сестрами" -- двойным оскорблением.

   Мне очень грустно писать все это Вам, непричастному ко всей этой истории, но я думаю, что Вы мне простите и поймете это, как режиссер и художник.

   Всего, что сделал наш друг театра, не делал купец-фотограф, как Павлов и Шерер.

Любящий Вас

К. Алексеев