Преодоление страха смерти

Идеологи террористического движения «Хамаз» внушают своим боевикам простую логику: «Боишься — не делай, делаешь — не бойся». Основной акцент ставится на чи­сто «деятельностное» преодоление негативных переживаний, в частности, страха.

Известный боевик начала XX века В. Вноровский, соглашаясь на «террористиче­скую работу», писал, абсолютно рационально оправдывая это свое решение:

«Мотивы моего согласия следующие: теоретически я признаю террор, я знаю, что у меня до­статочно хладнокровия и смелости для какого угодного страшного акта, значит, я не имею права отказаться. Что из того, что я не чувствую призвания убивать людей (я никогда даже не охотился, находя это занятие зверским), что мне, может быть, дорога моя жизнь? Я су­мею умереть, как честный солдат. Между моментом моего согласия и моментом, когда меня поставили на подготовительную работу, прошло около месяца. Время это я употребил на переживание моего нового положения. И я перед лицом своей совести, перед лицом смерти, навстречу которой я сейчас иду, могу сказать — я победил совершенно страх смерти, я хлад­нокровно застрелю себя, если мой снаряд не взорвется, не изменившись ни в одном мускуле лица, и, не побледнев, я взойду на эшафот в случае успеха. И это будет не насилие над собой, не последнее напряжение сил и воли, — это будет вполне естественный результат того, что я пережил» '.

Преодоление страха смерти, как известно, является большой проблемой для всего человечества. Террористы-»камикадзе» здесь — только частный случай. В общем виде психология давно знает принципы преодоления страха. Э. Фромм писал: «Есть толь­ко один способ — как учат Будда, Иисус, стоики и Майстер Экхарт — действительно преодолеть страх смерти — это не цепляться за жизнь, не относиться к жизни как к собственности. Страх смерти — это, в сущности, не совсем то, и что нам кажется, это не страх, что жизнь прекратится. Как говорил Эпикур, смерть не имеет к нам ника­кого отношения, ибо «когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет» (Диоген Лаэртий). Можно, конечно, бояться страданий и боли, которые, бывает, предшествуют смерти, но этот страх отличен от страха смерти. Хотя в таком случае страх смерти мог бы показаться иррациональным, дело обстоит иначе, если относиться к жизни как к собственности. И тогда этот страх перестает быть страхом смерти, это — страх потерять то, что я имею: свое тело, свое «я», свою собственность и свою идентичность; это страх «потерять себя», столкнуться с бездной, имя которой — небытие».

Цит. по: СавинковБ. Воспоминания террориста // Савинков Б. Избранное. — М.: Московский рабочий, 1990. - С. 190.

Страх смерти естествен для большинства людей. Сам Э. Фромм считал: «Поскольку мы руководствуемся в жизни принципом обладания, мы должны бояться смерти. И ни­какое рациональное объяснение не в силах избавить нас от этого страха». Однако со страхом смерти можно бороться: более того, его можно уменьшать и преодолевать. «Исчезновение страха смерти начинается не с подготовки к смерти, а с постоянных усилий уменьшить начало обладания и увеличить начало бытия»¹.

Э. Фромм абсолютно прав не только в философско-экзистенциальном, но и в са­мом практическом плане. Это подтверждается хотя бы тем простым фактом, что абсо­лютное большинство известных террористов были людьми заведомо неимущими. Среди террористов не встретишь эпикурейцев, зато огромное их большинство пред­ставляют собой стоиков. Более того, даже представители благополучных, зажиточных семей, попадая в ряды террористов, прежде всего порывали старые связи с прежней семьей, в той или иной форме отказывались от собственности и имущества. За этим стоит сложнейшая психология неприятия своей социальной, а иногда и биологичес­кой (отец, мать) среды, трактуемая по-разному различными психологическими шко­лами. Для нас же фактом остается одно: отказ от имущества, собственности влечет за собой отказ от жизни. В случае отношения к жизни как к собственности, ею можно рисковать, ее можно «ставить на кон», ею можно клясться, ее можно «обменять» на жизнь той или иной жертвы террора, ею можно жертвовать и ее можно даже отдать «в знак протеста». Пример такого рода — биография Е. Сазонова, одного из соратников Б. Савинкова, известного боевика эсеровской партии, одного из убийц царского ми­нистра внутренних дел В. Плеве.

Отец Сазонова был лесопромышленником из старообрядцев. Однако сын не про­должил бизнес отца, но зато добросовестно впитал свойственные староверам одержи­мость и нелюбовь к властям. Поступив в Московский университет, он учился недолго, начав заниматься профессиональной «террористической работой». Уже в 1901 году его сослали в Уфу «за участие в студенческих беспорядках» радикально настроенной молодежи. В 1902 году, по дороге на новое место ссылки, в Сибирь, он бежал и с этого времени примкнул к боевой террористической организации эсеров. Он добросовест­но исполнил свою функцию, метнув в июле 1904 года бомбу в карету ненавистного эсерам министра внутренних дел. При покушении Е. Сазонов был тяжело ранен, за­хвачен полицией на месте преступления, судим и приговорен судом к бессрочной ка­торге. В Нерчинске, в возрасте 31 года, он отравился действительно «в знак протеста»: двое его товарищей по каторге по приказу начальства подвергались телесным наказа­ниям.

Многочисленные описания говорят, что террористы боятся не самой смерти, а свя­занных с ней обстоятельств: ранений, беспомощности, вероятности попадания в руки полиции, пыток, издевательств и т. д. Вот почему террористы скорее готовы к само­убийству (например, чтобы не стеснять своих товарищей заботой о беспомощном че­ловеке), чем к самосохранению. Поскольку реально они присваивают себе право рас­поряжаться чужими жизнями (жизнями своих жертв), то естественно, что право на распоряжение собственной жизнью подразумевается автоматически. Очевидно, что все это — следствие отношения к жизни как к собственности. Преодоление чувства собственности — условие преодоления страха смерти.

Фромм Э. Иметь или быть? - М.: Прогресс, 1990. - С. 134.