Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
________________________________.doc
Скачиваний:
44
Добавлен:
02.06.2015
Размер:
2.12 Mб
Скачать

Насилие и террор

- точки зрения психологии, террор — прежде всего, состояние ужаса, возникающее - результате насилия. Террористические акты — это изначально акты насилия. Занимая важное место в политической истории человечества, с древнейших времен и до наших _-ей именно насилие рассматривается субъектами политики как одно из основных, хотя и крайних, но неизбежных, не очень желательных теоретически, но достаточно удобных практически, средств достижения своих целей. Еще древние греки свидетельствовали об этом: «Если в речи Перикла только лишь признается тиранический характер афинского господства над союзниками, то в выступлении Клеона свойственный тирании террор объявляется уже единственно возможным способом сохранения этого господства, а в ультиматуме афинских представителей жителям маленького островка Мелоса откровенно и цинически провозглашается profession de foi насильников — их убеждение в санкционированном будто бы самою природою нраве сильного на власть»2.

Вместе с тем понятно, что использование насилия влечет за собой серьезные деструктивные последствия: гибель людей, разрушение материальных ценностей, дегуманизацию социальных отношений. Однако это мало кого и когда останавливало.

Наиболее простое объяснение насилия в социально-политической жизни исходит из следующей логики: «Жизнь человека и общества регламентируется множеством законов и правил. Эти регламентации существенно влияют и на активность субъектов политики. Крайняя и наиболее жесткая такая детерминация предстает в виде насилия. Насилие, как способ принуждения, в той или иной степени присуще любо­му обществу» '.

Гозман Л. Я, Шестопал Е. Б. Политическая психология. — Ростов-на-Дону: Феникс,1996. С. 314-315.

Фролов Э.Д. Огни Диоскуров. Античные теории переустройства общества и государства. — Л.: Наука,

1984.- С.29

Так обосновывается насилие над гражданами со стороны государства. С другой стороны, однако, практически всякое насилие, осуществляемое по отношению к госу­дарству, группе или личности террористом, также является способом принуждения к исполнению некоторых регламентации, представляющихся необходимыми теперь уже террористу. Бессмысленное насилие, насилие ради насилия — патологический симптом, психиатрический диагноз, не подпадающий ни под какую логику — даже под логику террора. «Насилие в политике имеет место как ее закономерное проявление, когда в достижении политических целей другие формы политической активности ста­новятся малоэффективными». Расширим: это относится не только к политике и не только к достижению политических целей. Истоки насилия видятся в биосоциальной природе человека, «Агрессивность со времен раннего человека так же, как и его соци­альность, служит средством борьбы за выживание. Она в процессе эволюции не зату­хает, а приобретает характер насилия в целях удовлетворения прежде всего надбио-логических, социальных потребностей: в статусе, престиже, самоутверждении»2. Зна­чит, терроризм — осмысленное явление.

Насилие как социально-политический феномен обычно трактуется как применение различных форм принуждения с целью приобретения или сохранения экономического и политического господства, завоевания тех или иных привилегий. Е. Дюринг считал, что насилие играет решающую роль в социально-политической истории. К. Маркс по­началу вроде бы ограничивал роль насилия только экономикой: «Насилие является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым. Само на­силие есть экономическая потенция»3. Однако со временем данное понимание посте­пенно расширилось: «Исторический опыт показал, что господствующие классы не отказываются добровольно от своих привилегий и применяют в борьбе с угнетенны­ми классами все доступные им средства борьбы, вплоть до массового террора. Сопро­тивление отживающих классов заставляет и революционные классы прибегать к от­ветным насильственным мерам, вплоть до вооруженной борьбы»4. Так насилие ока­зывается крайней степенью принуждения. В свою очередь «принуждение — это форма влияния, характеризующаяся высоким уровнем оказываемого давления»5.

Безусловно, насилие можно классифицировать на самых разных основаниях — степени жестокости, способу обоснования, отношению общества к актам насилия и т. д. Однако все такие попытки носят слишком частный, излишне конкретный для науки характер. Понятно, что конструктивнее параметрический путь. На данном этапе, при всех его понятных ограничениях, наиболее продуктивной и «объемной» можно счи­тать типологию, основанную на использовании хотя бы двух параметров-координат. Во-первых, это важный количественный параметр — число участников, то есть тип субъекта насилия — массовый (групповой, коллективный) или индивидуальный.

Политическая психология / Под общ, ред. А. А. Деркача, В. И. Жукова, Л. Г. Лаптева. — М.: Академи­ческий проект,2001. - С. 355.

Там же, с. 350.

Маркс К.. Энгельс Ф. Соч. - Т. 23. - С. 761.

Философский энциклопедический словарь. — М.: Сов. энциклопедия, 1983. — С. 401.

Enciclopedia of Psychology / Ed. By H.J.Eyzenk, W. Arnold and R.Meili. – N.Y.:plenum, 1972.-P.86

В одних случаях насилие осуществляется группой, организацией или массой. В дру­гих — одним человеком. Вторая базовая координата — это степень организованности («структурированности») насилия. В одних случаях оно происходит организованно, «по правилам», в других — стихийно, спонтанно и непредсказуемо. Использование даже двух таких основных координат (для более тонкого анализа к ним добавляется третья — это степень жесткости насилия, от чисто духовного призыва (угрозы) до умерщвления «отказников») дает возможность систематизировать некоторое множе­ство проявлений насилия и выделить хотя бы четыре основных встречающихся вари­анта насилия: 1) массовое (коллективное) организованное, 2) массовое (стихийное) неорганизованное, 3) индивидуальное организованное и 4) индивидуальное стихий­ное. Оценим их пока в общем виде.

1. Массовое (коллективное, групповое) организованное насилие, легитимированное государством («во имя общества»), осуществляют, например, армия и полиция — специально для этого создаваемые людьми социальные институты. В крайних формах тоталитарной диктатуры такое насилие ведет к государственному терро­ризму.

2. Массовое стихийное, спонтанно возникающее и изначально вроде бы никем не организованное насилие обычно направлено против государства и общественных институтов — это, как правило, разного рода восстания, бунты и другие аналогич­ные стихийные массовые действия. В крайних формах, в виде революций и разно­го рода переворотов, такое насилие подчас ведет к террору антигосударственному и даже антиобщественному.

3. Индивидуальное организованное насилие включает как тиранию монократа над подданными, так и, напротив, индивидуальный террор против монократов, в ча­стности, цареубийство. Оно всегда основано на постулировании разных прав и разной ценности людей. Так, при рабовладении это полное право господина на рабов, включая их жизнь. При феодализме это и «право первой ночи», и право на жесткое наказание (вплоть до умерщвления) подданных. В современном обществе это, например, право работников правоохранительных органов на насилие по отношению к преступнику. Для террориста это — самопровозглашенное право на деструкцию или даже убийство ради достижения своих целей или во имя неких идеалов.

4. Индивидуальное стихийное насилие включает в себя предельно широкий круг явлений — от всем привычного бытового хулиганства до издевательств начальни­ка над подчиненным или, напротив, убийства подчиненным начальника; от почти '•анальной «дедовщины» в армии — до бунта уголовников.

Даже если поневоле ограничить рассмотрение насилия только наиболее значимыми, социально-политическими его видами, исключив все многообразие насилия бытового, уголовного и т. д., все равно неизбежно возникает значительное множество вариантов классификации хотя бы только этих видов насилия. Насилие подразделяется по сферам действия (внутригосударственное и межгосударственное); по отношению к власти (государственное, негосударственное и антигосударственное); по источнику инициативы (оборонительное, ответное и наступательное, агрессивное); по числу жертв высоко интенсивное, «сильное», имеющее среднюю или низкую интенсивность); по социальной характеристике (классовое, этническое, религиозное); по направлен­ности и глубине социально-политических последствий (прогрессивное или реакци­онное, реформистское или радикальное); по способу воздействия (демонстрационное и инструментальное); по используемым средствам (вооруженное и невооруженное) и т. д. Соответственно, все эти типологии применимы и к крайним мерам насилия — к террористическим актам.

Общесоциальные истоки насилия давно известны. Прежде всего, это неравное по­ложение групп и индивидов в стратификационной системе общества, связанной с рас­пределением социальных благ. Любая группа всегда стремится повысить свой статус, чтобы расширить объем благ, которыми пользуется. Известно, что именно социаль­ное неравенство порождает экстремистские формы поведения, в том числе насилие и террор. Это понятно: пока стратификационная система общества находится в относи­тельном равновесии, насилие возникает редко. Нарушение равновесия ведет к росту насилия, вплоть до бунтов, восстаний и революций. Нарушение равновесия вызыва­ется двумя основными процессами: резким ухудшением социального статуса тех или иных групп или прерванной социальной мобильностью. Снижение статуса ведет к разрыву между притязаниями и реальными достижениями, к росту негативных мас­совых настроений, что выражается в росте «протестного» насилия. Блокирование вос­ходящей социальной мобильности также порождает недовольство, фрустрационньге реакции и понятное желание насильственно преодолеть неожиданную «блокаду». «Социальные сдвиги, нарушающие равновесие стратификационной системы, вызы­вают недовольство и сопротивление определенных групп, которые в рамках данной формы властных отношений не могут найти иных способов выражения и защиты сво­их интересов, кроме насильственных. Этому способствует кризис ценностно-норма­тивной системы, а также особенности господствующей политической культуры, тра­диционной морали. Этот механизм определяет особенности осуществления полити­ческого насилия в обществе и в межгосударственных отношениях». Оговоримся: по крайней мере, отчасти.

С точки зрения психологии, деятельность, связанная с применением насилия, от­личается особым своеобразием. Прежде всего, ее особенностью является высокая эмо­циональная напряженность, определяемая значительной долей риска. С одной сторо­ны, субъекты насилия обычно руководствуются сильными эмоциями и чувствами, доходящими до бурной степени своего проявления: это гнев, ярость, ненависть, отчая­ние. С другой стороны, последствия насилия вызывают соответствующую эмоцио­нальную реакцию и у жертв насилия: унижение достоинства, боль, горе рождают не только страх, но и ответную ненависть, жажду мести. «Объект политического наси­лия подчиняется властной воле только в том случае, если уверен, что опасность при­менения к нему средств принуждения носит реальный характер. Поэтому угроза на­силия должна периодически сопровождаться его применением» '. Жестоко, но верно. Хотя иногда высказывается и другая точка зрения: угроза страшнее ее исполнения.

В периодичности насилия заключается определенный психологический меха­низм террора: за счет регулярного использования террористами насилия и форми­руется состояние уверенности граждан в том, что это насилие может быть применено в любой момент к любому из них. Так возникает массовая угроза стабильности и безопасности, за счет чего быстро распространяется ужас.

Политическая психология / Под общ. ред. А. А. Деркача, В. И. Жукова, Л. Г. Лаптева. — М.: Академи­ческий проект,2001. - С. 372.

Дальше террористам приходит­ся только периодически его поддерживать все новыми террористическими актами, эм­пирически выясняя, какова же продолжительность психологической инерции ужаса, вызванного насилием. Систематическое, грубое, крайнее насилие, длительный террор способны создать такую атмосферу всеобщего страха, которая парализует волю и спо­собность к сопротивлению, вызывает своего рода трансформацию сознания. Хрони­ческий террор ведет к формированию своего рода внутренней привычки автоматичес­ки подчиняться репрессивному воздействию. Однако насилие, порождающее террор, эффективно лишь для решения тактических задач. В стратегическом плане, рано или поздно оно ведет к психическому истощению — люди устают бояться, и длительный террор редко бывает эффективным. Во всяком случае, террор никогда не бывает по­стоянным.

Любое насилие должно быть обосновано — такой каузальности требует природа человеческого мышления. Особенно это относится к политическому насилию. Разу­меется, отношение общества и государства к насилию определяется многими причи­нами — историей и культурными традициями народа, конкретной политической и экономической ситуацией, личными качествами носителей власти, степенью развито­сти или, напротив, неразвитости структур гражданского общества. Однако, абстраги­руясь от конкретных условий и особенности той или иной страны, можно выделить несколько факторов, способствующих тому, что насилие становится не чрезвычайным и вынужденным действием, а нормой и частью официальной политической идеоло­гии государства.

Л. Гозман считает, что первый из этих факторов носит не столько политический, сколько мировоззренческий характер - речь об определенных представлениях о са­мой природе человека. Действительно, демократические режимы обычно исходят из презумпции изначальной разумности и конструктивности человека: люди способны договариваться между собой, им не свойственны разрушительные тенденции, они склонны подчиняться правилам и нормам, существующим в обществе, поскольку по­нимают их разумность и необходимость. С таким взглядом на человека связано и от­ношение демократических государств к насилию. Оно допускается лишь как исклю­чительная мера по отношению к меньшинству населения. Массовое политическое на­силие принципиально отвергается. Противоположный взгляд на человека, неверие в I о, что люди склонны добровольно следовать общепринятым нормам поведения, что они по своей природе глупы и агрессивны, закономерно приводит к выводу о необхо­димости сдерживать разрушительные тенденции, присущие людям, силой или угро­зой ее применения. Следствие такого подхода — оправдание политического насилия ,|, в целом, ориентация на диктатуру.

Вторым фактором, способствующим тому, что насилие становится системообразующим условием и стержнем политической идеологии, является определенное представление об историческом процессе. «Если этот процесс видится хаотичным, случай­ным, в ходе которого постоянно возрастает энтропия, то для регулирования этого про­цесса, для введения его в какие-то рамки, нужен великий человек, который сможет этот процесса структурировать. Этот великий человек, таким образом, противостоит, с одной стороны, тупости и агрессивности каждого из своих подданных, а с другой — хаосу и разрушительности, свойственным историческому процессу вообще» '.

Гозман Л. Я., Шестопш Е. Б. Политическая психология. — Ростов-на-Дону: Феникс, 1996. — С. 291-292.

Действительно, если согласиться с тем, что исторический процесс хаотичен, ведет к разрушению и ги­бели, то насильственные меры, принимаемые для того, чтобы противостоять такому хаосу и разрушению, могут восприниматься не только как вполне приемлемые, но даже как гуманные и необходимые, а сопровождающие насилие жертвы — как неиз­бежные.

Третий фактор — представления политика или политической элиты о некой мис­сии. Это может быть своя, личная миссия или миссия своего народа, своей партии или любой иной группы, с которой идентифицируют себя субъекты политического про­цесса. Если «мы», к примеру, «белые люди» или «патриоты», «коммунисты», «демо­краты», призваны осуществить некую миссию, принципиальные преобразования в об­ществе, привести его к Истине или осуществить Божественное предназначение, то вопрос о допустимости насилия не вызывает сомнений. Согласно такой логике, его вполне можно использовать, чтобы быстрее достичь высокой цели — в подобных слу­чаях она всегда оправдывает средства.

Четвертый фактор — ориентация в политике не столько на решение реальных про­блем, сколько на некий собственный идеальный мир. Такая ориентация ведет к пред­ставлению о малой ценности текущего момента. Если сегодняшний день не самоценен, а является лишь переходным периодом на пути к лучшему будущему, то нет мораль­ных барьеров на пути к тому, чтобы ради скорейшего достижения цели использовать различные формы насилии.