9.2. Диспозитив здоровья

Чтобы осмыслить дискурсы здоровья и выработать отно¬шение к заданным вопросам, рассмотрим на уровне идей природу здоровья. При этом я буду стремиться к построению того, что Мишель Фуко называет «диспозитивом» (букваль¬но, «распределение», «устройство», «структура»). Для меня диспозитив здоровья — это схематические представления о здоровье, рассматриваемом как идеальный объект (это необ¬ходимое условие любого научно-философского мышления) и как объект возможный (т. е. меня интересует не только су¬ществующий феномен здоровья, но и тот, который может сформироваться, если мы выработаем к здоровью правиль¬ное отношение). При построении диспозитива я постараюсь учесть как свои интуитивные (Кант бы сказал, априорные) представления о здоровье, так и анализ дискурсов здоровья и его проблематизацию. В свою очередь, на основе диспозити¬ва здоровья можно построить новую дисциплину (назовем ее соответственно «диспозитивной»). Диспозитивная дисцип¬лина здоровья, с одной стороны, должна описывать и объяс¬нять современный феномен здоровья, с другой — содержать схемы и представления, которые можно использовать в осо¬бых практиках, например, для выработки современного по¬нимания здоровья или правильной политики в отношении здоровья.

Обычно, говоря о здоровье, подразумевают, что здо¬ровье — это естественный феномен, т. е. особое состояние данного природой организма или психики. Но вспомним медицинский дискурс здоровья. Во-первых, сохранение, поддержание и восстановление здоровья и в архаической культуре и сегодня обязательно предполагает медицинские услуги и технологии (лечение, оздоровление, профилактику и пр.). Во-вторых, нормы здоровья, на которые ориентиро¬ваны медицинские технологии, тоже не естественный фено¬мен, а скорее искусственный. Действительно, с социальной точки зрения (а именно на нее ориентирован медицинский дискурс) здоровый — это тот, кто эффективно функциониру¬ет. Когда, например, в наше время летчик или военный про¬ходит обязательный медицинский осмотр (не потому, что они плохо себя почувствовали, а потому, что они обязаны быть здоровыми), мы, обдумывая этот факт, начинаем пони¬мать, что здоровье специалиста определяется не относитель¬но естественного, природного состояния человека, а относи¬тельно социальных требований к его функционированию в том или ином производстве. Но и обычное понимание здо¬ровья — ребенка, женщины, мужчины — с социальной точки зрения несет на себе печать этого же функционального отно¬шения. В медицине здоровье ребенка определяется не отно¬сительно его идеальных природных характеристик, а отно¬сительно будущих требований к его социальному функцио¬нированию: когда ребенок пойдет в школу, он должен эффективно учиться, потом, когда подрастет, эффективно служить в армии, когда создаст семью, родить и воспитать здоровых детей, когда пойдет работать, эффективно выпол¬нять свои функции как специалист и т. п.

Вывод, на мой взгляд, очевиден: здоровье не является ес¬тественным феноменом, это социальный артефакт, нераз¬рывно связанный с социальными (медицинскими) техноло¬гиями. Но осознается этот артефакт обычно в превращенной форме (как естественный феномен), последнее объясняется необходимостью оправдать медицинские технологии «при¬родой человека». Однако что такое природа человека, не яв¬ляется ли она сама артефактом? Подтверждает наш вывод и то обстоятельство, что человек и его здоровье, так же как и нездоровье, задаются в рамках культурных семиотических представлений (картин мира). Действительно, в архаиче¬ской культуре человек и его здоровье (соответственно нездо¬ровье и выздоровление) осмысляются в рамках анимистиче¬ской картины: человек — это тот, кто обладает душой, нездо¬ровье — временный выход души из тела, а выздоровление, наоборот, ее возвращение. Сегодня мы осмысляем человека и его здоровье главным образом в рамках научных картин мира. Но на «культурной периферии» сохраняются картины мира, трактовки человека и здоровья, во многом сходные с анимистическими, античными и средневековыми (напри¬мер, магические представления — порча, сглаз, представле¬ния о здоровье в народной медицине, астрологические пред¬ставления и др.).

1 Кудрин Б. И. Введение в технетику. — 2-е изд. — Томск, 1993; Куд¬рин Б. К Разговор технария и гуманитария в поезде «Лена — Москва» о философии техники и не только о ней / Б. И. Кудрин, В. М. Розин. — М., 1999.

От медицинских технологий необходимо отличать меди¬цинские и другие практики, в рамках которых складывается понимание здоровья и болезни. Например, сегодня понима¬ние здоровья и болезни формируется в контексте таких прак¬тик, как собственно медицина, гигиеническая практика, профилактическая, адаптацион ная, реабилитационная, практика социальной работы, инженерная (генная инжене¬рия, протезы, поддержание и улучшение качества среды оби¬тания и питания), психотехническая (зарядка, бег, специаль¬ное дыхание, питание и т. п.) и др. В рамках этих практик здо¬ровье и болезнь все больше выступают в качестве искусственных социальных образований и своеобразных технических изделий. Но осознаются они, большей частью, по-прежнему как естественные феномены, как состояния, присущие человеку. Правда, сегодня становится понятным, что и социальная действительность представляет собой не только артефакты и искусственное, но и особую «вторую природу». Например, если здоровье и болезнь рассматривать как массовые явления (т. е. статистически), а также как обу¬словленные стандартными социальными практиками и тем, что Б. Кудрин называет «документами» (нормативы здо¬ровья, нормативные описания диагностики, лечения, реаби¬литации, разного рода медицинские и экологические стан¬дарты и т. п.), то в этом случае здоровье и болезни выявляют свою естественную природу, а именно ведут себя как цено¬зы1. При таком подходе, предполагая константность данных социальных практик и документов, можно говорить не толь-ко о биоценозах или техноценозах, но и о «валиоценозах»; по¬нимая эти ограничения, можно изучать «законы» валиоце-нозов, на основе таких законов прогнозировать развитие за¬болеваний и выздоровлений, пытаться управлять стихией болезни и здоровья. Но при этом нужно не забывать, что до¬статочно измениться социальной практике, как старые зако¬ны уйдут или трансформируются и возникнут новые законы.

Но как понимать индивидуальные медицинские представ¬ления и идеалы здоровья? Может быть, это совершенно дру¬гой феномен? И да и нет. С одной стороны, индивидуальное медицинское представление о здоровье — это тот же самый социальный дискурс, но перенесенный в индивидуальный план. С формированием новоевропейской личности склады¬вается и представление о том, что медицинское лечение на¬правлено на изменение состояния человека, на восстановле¬ние его здоровья. С другой стороны, поскольку личность име¬ет свои собственные, нередко отличные от социальных представления и ценности, она на основе социальных пред¬ставлений о здоровье, существенно их трансформируя, часто вырабатывает индивидуальные, адаптированные к ней самой, концепции здоровья. Здесь как раз начинают расходиться со¬циальная норма здоровья и индивидуальный идеал здоровья. Дело в том, что для личности здоровье — это не только и не столько возможность эффективно действовать в социальном плане, сколько хорошо себя чувствовать и полноценно реализо¬вать. Именно поэтому речь идет об идеале здоровья: это то состояние человека, к которому последний стремится и кото¬рое, в чем он уверен, позволяет ему чувствовать себя здоро¬вым, быть в ладу с собой. Однако в рамках медицинского дис¬курса человек связывает достижение этого состояния прежде всего с медицинскими услугами.

В связи со сказанным вернемся еще раз к принципу про¬зрачности. Кажется, что медицина дает нам истинное знание о лечении и восстановлении здоровья, поскольку врач, опи¬рающийся на медицинскую науку, знает, как устроены чело¬век и болезнь. Несмотря на очевидность этого убеждения, имеет смысл его проблематизировать. Что собой представля¬ют медицинские знания и теории? На первый взгляд, это на¬ука наподобие естественной, поэтому и медицина должна быть столь же эффективной, как и деятельность инженера. Но на самом деле анализ показывает, что только небольшая часть медицинских знаний основывается на точной науке. Основная же часть имеет опытное происхождение. К тому же известно, что разные медицинские школы часто опираются на разный медицинский опыт.

Но и в случае с точными медицинскими знаниями (фи¬зиологическими, биохимическими и т. п.) нельзя говорить о полной прозрачности. Во-первых, потому, что в медицине существуют разные конкурирующие научные школы, во-вторых, потому, что медицинские научные теории описы¬вают только некоторые процессы функционирования, вы¬члененные в более широком целом — биологическом орга¬низме или психике. Однако и это не все.

Сегодня медицина рассматривает человека по меньшей мере на четырех уровнях: на уровне социального функциониро¬вания (например, когда речь идет об инфекционных или тех¬ногенных заболеваниях и эпидемиях), биологического орга¬низма, психики и личности. При этом современная медицин¬ская наука не в состоянии точно ответить на вопросы, как связаны между собой эти уровни и как характер связей меж¬ду уровнями должен сказываться при разработке медицин¬ских технологий (в этом направлении делаются только пер¬вые шаги). Например, неясно, какие конкретно факторы техногенной цивилизации способствуют разрушению здо¬ровья, как психика влияет на соматику человека, и наоборот, как установки личности и образ жизни человека предопреде¬ляют состояние психики и т. д. Конечно, многие из этих во¬просов в настоящее время обсуждаются, но больше на уров¬не гипотез, в целом же можно говорить только о преднауч-ном состоянии знания в этой области. Но даже и не зная, как точно связаны указанные планы, можно предположить, что здоровье, представленное в них, не может быть рассмотрено как замкнутая система. Здоровье — система открытая: меня¬ются социальные условия и требования к здоровью, посто¬янно создаются новые медицинские технологии и услуги, меняется образ жизни людей, могут измениться и представ¬ления отдельного человека о здоровье или его месте в жизни.

Если суммировать сказанное, то можно утверждать, что медицинская наука — это вовсе не точное знание, а сложный коктейль, точнее, смесь из самых разных типов медицинских знаний, прежде всего, опытных, во вторую очередь, научных. Поэтому ни о какой прозрачности человека и его болезней не может быть речи. Это иллюзия, порожденная медицин¬ским дискурсом.

Анализ показывает, что именно культивирование прин¬ципа прозрачности и опытный характер медицинских зна¬ний обусловливают незапланированные негативные послед¬ствия медицинских технологий. Но не меньшая ответствен¬ность за возникновение этого негативного эффекта лежит на общецивилизационном технократическом дискурсе, частью которого является медицинский дискурс. Исходной предпо¬сылкой технократического дискурса, как известно, выступа¬ет убеждение в том, что современный мир — это мир техни¬ческий (поэтому нашу цивилизацию часто называют «техно¬генной») и что техника представляет собой систему средств, позволяющих решать основные цивилизационные пробле¬мы и задачи, не исключая и тех, которые порождены самой техникой. В рамках технократического дискурса «техниче¬ски» истолковываются все основные сферы человеческой деятельности: наука, инженерия, проектирование, произ¬водство, образование, институт власти. В. Рачков в книге, посвященной анализу технократического дискурса, показы¬вает, что частью технократического дискурса техники явля¬ется, как это ни странно, гуманистический дискурс, в рамках которого утверждается, что техника работает на благо чело¬века и культуры, хотя с помощью подобных утверждений на самом деле «прикрывается», «скрывается», как сказал бы Фуко, истинное положение дел. «В реальном мире, — пишет Рачков, — дела обстоят совсем не так, как в гуманистическом дискурсе, в любом из его аспектов. <...> Спрашивается, при чем здесь техника? <...> Конечно, техника не является пря¬мой и немедленной причиной мирового зла. Но именно она сделала возможным расширение поля действия катастроф, а с другой стороны, индуцировала такие, а не другие полити¬ческие решения»1.

По мнению В. Рачкова, важным негативным следствием технического развития является трансформация сознания, по¬гружающая современного человека в мир мечты, иллюзий, игры, развлечений. Даже медицина, считает В. Рачков, в совре¬менной культуре может быть рассмотрена как вид развлечения, и такой ее облик выступил на полотне, образованном совре¬менными медицинскими технологиями. Но конечно, важнее то, что именно технократический дискурс заставляет совре¬менного человека решать проблемы, связанные со здоровьем, прежде всего на медицинском пути, а также все неотвратимее затягивает его в воронку медицинского потребления.