1.3. Природа неосознаваемых феноменов

Встречаются ситуации (обморок, некоторые типы снови¬дений2, полное переключение внимания на другие события), когда сознание не действует или в силу того, что оно отклю¬чено, или потому что полностью сконцентрировано на дру¬гих реальностях. В этом случае и нельзя говорить об осозна¬нии. Но чаще встречаются другие типы неосознаваемых событий. Рассмотрим сначала два типичных примера нео¬сознаваемых событий. Первый: нам приснился сон, кото¬рый мы запомнили, в нем фигурировала знакомая, но недо¬ступная женщина (например, жена нашего друга), играющая со своей шляпой, потом она почему-то выбрасывает эту шляпу в окно. Второй пример: мы считаем себя добрым че-

1 Розин. Семиотические исследования. — С. 69—118.

2 Там же. — С. 75.

ловеком, заботящимся о своих друзьях, а нам показывают, что на самом деле мы эгоистичны и думаем только о себе. Психоаналитик мог бы предложить следующее истолкова¬ние приснившегося: у нас неосознаваемое влечение к жен¬щине из сновидения, шляпа символизирует ее лоно, к кото¬рому мы стремимся, выбросив шляпу, дама отказывает нам в желании. Второй пример психоаналитик может объяснить так: изображая заботу о своих друзьях, мы на самом деле мас¬кируем недоброжелательное отношение к ним. То есть это отношение, вытесненное в бессознательное, проявляет себя в сознании противоположным способом.

Понятно, однако, что оба случая при другом подходе можно объяснить иначе. Например, что шляпа — это шля¬па, а появилась она во сне потому, что наша знакомая стес¬няется своих не очень красивых волос; когда же она выбра¬сывает шляпу, то это жест, символизирующий ее освобож¬дение от условностей и комплексов. Второй пример можно истолковать как предъявленный нам анализ нашего пове¬дения, который заставляет нас взглянуть на себя критиче¬ски и увидеть, что, желая выглядеть лучше в глазах других, мы, действительно, приписывали себе несуществующие добродетели.

Заметим, что в обоих объяснениях (интерпретациях) ка¬кие-то планы нашего поведения оцениваются как неосозна¬ваемые. Но что это означает? Очевидно, мы пользуемся здесь представлением о сознании. Что же мы понимает под созна¬нием? В. Лекторский, анализируя это представление, фик¬сирует четыре основные характеристики сознания:

«1. Концепция отождествления сознания со знанием: все, что мы знаем, — это сознание.

2. Ряд философов в качестве главного признака сознания выделяют не знание, а интенциональность: направлен¬ность на определенный предмет, объект.

3. Иногда сознание отождествляется с вниманием.

4. Наиболее влиятельное в философии и психологии пони¬мание сознания связано с истолкованием его как самосо¬знания, как самоотчета Я в собственных действиях»1.

К указанным характеристикам сознания я бы добавил еще одну: сознание предполагает соотнесенность с социаль¬ным опытом, связь с тем, что в обществе понимается как су¬ществующее. Когда в Средние века сознание и совесть обо¬значались одним словом, эта характеристика была ясной всем. Сегодня же связь сознания с социальным опытом нео¬чевидна как в силу множественности этих опытов (культур и субкультур), так и в силу множественности личностей и их позиций. Тем не менее эта связь сохраняется и работает. В рамках определенного сообщества и социального опыта какие-то планы поведения человека мы оцениваем как нео¬сознаваемые, в частности потому, что реально они существу¬ют (в нашей реконструкции), а человек их не видит, действу¬ет, исходя из каких-то других оснований. Можно также заме¬тить, что, когда мы говорим о сознании, речь идет о человеке, который различает «Я» и Мир, «Я» и Других, кото¬рый осваивает действительность не только опытно, но и в рамках познания (в науке, философии, искусстве), для кото¬рого характерна рефлексия. Исследования показывают, что такой человек сформировался не раньше античной культу¬ры. Этот процесс был подробно рассмотрен на примере Со¬крата.

1 Лекторский В. А. Сознание // НФЭ. - Т. 3. - С. 589-590.

2 Ахутин А. В. Открытие сознания // Человек и культура. — М., 1990. — С. 20-21.

3 Розин. Семиотические исследования. — С. 158—179.

Выше мы показали, что здесь впервые складывается са¬мостоятельное поведение человека и, как следствие, античная личность. Необходимым условием их становле¬ния выступают личностно-ориентированные практики: античное судопроизводство, искусство2, платоническая любовь, нормированные рассуждения3. Нормируя рассуж¬дения, Аристотель в «Аналитиках», «Метафизике» и ряде других работ вводит категории: «род», «вид», «начало»,

«причина», «материя», «форма», «изменение», «способ¬ность» и другие. С их помощью предметный материал представлялся таким образом, что по отношению к нему, точнее объектам, заданным на основе категорий, можно было уже рассуждать по правилам. Схемы и описания, со¬зданные с помощью категорий и одновременно фиксирующие основные свойства рассматриваемого предмета, причем та¬кие, использование которых в рассуждении не приводило к противоречиям, получили название понятий. Например, в работе «О душе» Аристотель, анализируя существующие рассуждения о душе человека и ее состояниях, с помощью категорий создает ряд понятий — собственно души, ощу¬щения, восприятия, мышления (последняя, например, определялась как «форма форм» и способность к логиче¬ским умозаключениям).

Создание правил мышления, категорий и понятий, по¬зволяющих рассуждать без противоречий и других затрудне¬ний, получать знания, которые можно было согласовывать с обычными знаниями, обеспечивая тем самым социальный контроль, а также понимать и принимать все предложенные построения (правила, категории и понятия), венчает собой длительную работу по созданию мышления. С одной сторо¬ны, конечно, мыслит личность, выражая себя в форме и с по¬мощью рассуждений (размышлений). С другой — мышле¬ние, безусловно, представляет собой общественный фено¬мен, поскольку основывается на законах социальной коммуникации и включает в себя стабильную систему пра¬вил, категорий и понятий.

Итак, становление античной личности было обусловлено переходом к самостоятельному поведению, что было бы не¬возможным без изобретения «приватных схем» и формиро¬вания новых представлений о своем «Я» как об источнике са¬моуправления. («Вот оно как бывает поистине, о мужи афи¬няне: где кто поставил себя, думая, что для него это самое лучшее место,...там и должен переносить опасность, не при¬нимая в расчет ничего, кроме позора, — ни смерти, ни еще чего-нибудь»1.) Одновременно формируются оппозиции: «внутреннее и внешнее», «Я и мир», «Я и другие».

В ситуациях суда, греческой трагедии и во всех других, где античный человек переходит к самостоятельному поведе¬нию, он вынужден не только настаивать на существовании определенной реальности (подобно тому, как Сократ утверж¬дает, что смерть есть благо, а жить надо ради истины и добро¬детели), но и объяснять, каким образом он получает свои зна¬ния об этой реальности (Сократ действует сам, но от имени Бога, имея в виду общественное благо, иногда его поправля¬ет «даймони», его гений, последнее основание его поведе¬ния — самоопределение). И дальше в культуре Средних ве¬ков личность вынуждена не только предъявлять реальность, в которую она верит, но и объяснять, каким образом о ней было получено знание. Вспомним, как Августин разъясняет, почему представление о Боге и самом себе — это знание и любовь, а не иллюзия.